угрожал вам? Шантажировал?
Василенко нахмурился.
– А вот это уже не твое дело! – прикрикнул он. – Не забывайся! Я сказал все, что тебе можно знать. Да тебе, – он махнул рукой, – тебе и этого знать нельзя.
– Да, наверное…
– Вот так, – сказал Василенко, мгновенно остывая. – Что, удовлетворил любопытство свое? Ну и слава Богу. А теперь давай каталог. И я забуду о твоем нахальстве, – он многозначительно посмотрел на редактора «Коммунистической молодежи», так и не проронившего ни слова за все время.
Черноусов оглянулся. Леонид сидел с непроницаемым лицом, словно разговор его не касался. Лисицкий слушал внимательно, но смотрел не на Виктора, а на заведующего отделом. Виктор решил, что нужно немного разговорить Василенко. Не важно, на какую тему. Он просто надеялся выудить что-нибудь, что станет спасательным кругом, вернее – соломинкой, за которую хватается утопающий. А он был уже не просто утопающим – что называется, по самую макушку. И воздуха в легких почти не оставалось.
– Думаю, ты уже удовлетворил свое любопытство. Ну и слава Богу, – сказал Василенко. В голосе его звучала неприкрытая угроза. – Давай каталог.
Черноусов покачал головой.
– Я не брал его с собой. И вы не сможете его получить до тех пор, пока я не узнаю, что будет со мной. Я же не идиот, хотя вы, наверное, считали меня таковым. Я прекрасно понимаю, что я сейчас не нужен никому – ни вам, товарищи дорогие, ни тем более, вашим соперникам – я верно оцениваю роль тех троих, в избушке лесника? И я хочу гарантий.
Яцкевич хохотнул. Василенко с ненавистью посмотрел на него.
– Если бы ты сделал все как надо, мне бы не пришлось выслушивать этого наглого мальчишку, – сказал он. А Черноусову бросил: – Гарантии ему нужны. Больше ничего не нужно? Ишь, расхрабрился…
– Что же, – сказал Черноусов безжизненным голосом. – Тогда мне не останется сделать ничего другого, кроме того, что угрожал сделать Семен Левин.
Василенко мрачно смотрел на него, не произнося ни слова.
– Я сделаю так, что каталог будет опубликован на Западе, – «Что я несу, – подумал Черноусов, – это ведь полная чушь…» После паузы он, тем не менее, веско добавил: – А если со мной что-нибудь случится, то это сделают другие люди.
– Почему ты решил, что я боюсь каких-то публикаций? – воинственно спросил Василенко.
– Простая логика, – Виктор улыбнулся Яцкевичу. – Спасибо, майор, за удар дубинкой. Он улучшил мои мыслительные способности.
– Пожалуйста, – буркнул тот. – Если еще когда-нибудь понадобится аналогичный стимул – только скажи.
– Непременно… Так вот, Григорий Николаевич, простая логика говорит о том, что больше всего и вы, и ваши конкуренты опасаетесь обнародования данного каталога. Причем именно за рубежом. Чем еще мог вас «убедить» – по вашему выражению – покойный искусствовед? А если я ошибаюсь – что ж, в таком случае я проиграл.
Конечно, Черноусов блефовал. Никаких связей с Западом у него отродясь не было. И если бы его сейчас прикончили, то никто и никогда не выполнил бы страшной угрозы. И вообще, опыта в этих делах у него было – несколько прочитанных детективных романов и просмотренных фильмов. Плюс ко всему он ведь понятия не имел, чем именно этот чертов каталог так пугал Больших Людей. Виктор смотрел на них и понимал, что они чувствуют его блеф. Во всяком случае, еле заметная усмешка на лице Яцкевича говорила именно об этом.
А вот озабоченное выражение лица Василенко его немного обнадежило. Товарищ начальник не мог рисковать. А вдруг этот подлец-корреспондент Черноусов не блефует?
– Переигрываешь, Витенька, – лениво сказал Яцкевич. – Предположим, ты говоришь правду и действительно можешь выполнить свою угрозу. Я не очень в это верю, но – предположим.
Изо всех сил Черноусову хотелось выглядеть бесстрастным. Видимо, ему это удалось, потому что Василенко буркнул, ни на кого не глядя:
– Конечно, он врет. Нет у него никого. Запад, скажите пожалуйста! Но, – он поднял взгляд на корреспондента и очень долго всматривался в его лицо. После долгой паузы он сказал: – Мы не можем рисковать, Леонид. Ты уверен в том, что он врет? На сто процентов уверен?
Яцкевич тоже внимательно посмотрел на Черноусова и неохотно покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Не на сто процентов. Так, девяносто шесть-девяносто восемь.
– А велика ли была вероятность того, что я разгадаю письмо? – парировал Виктор и мысленно похвалил себя.
Василенко с ненавистью посмотрел на Яцкевича. Потом перевел взгляд на Черноусова.
– Ты ставишь безумные условия, – сказал он. – Где гарантии, что кто-то другой не считает тебя опасным свидетелем? Ты ведь уже видел этих… С тобой что-то случится – не по нашей вине, – а я буду расплачиваться? Так, что ли?
– Это ваше дело, – сказал тот, хотя чувствовал определенную долю истину в его словах. – Я о своих условиях сказал. Гарантии безопасности – и каталог ваш.
– Что ж к тебе, пожизненную охрану приставить, что ли? – взвился Леонид.
И вдруг заговорил Лисицкий. Это было так неожиданно, что удивились все: и Василенко, и Черноусов, и даже Яцкевич.
– Григорий Николаевич, можно вас на два слова? – спросил Лисицкий. – Выйдем на минуту. Поговорить надо, – он неторопливо прошел к двери, словно не сомневался в том, что завотделом ЦК следует за ним.
Самое интересное, что Василенко действительно послушно пошел за редактором областной молодежки. «Кто бы мне рассказал, ни за что не поверил бы, – чуть обалдело подумал Виктор. Он почувствовал себя неловко, оставшись один на один с Леонидом Яцкевичем. Но последний неожиданно оказался настроенным вполне лояльно, даже дружелюбно. Едва дверь за обоими шефами закрылась, как он направился к бару и жестом поманил Виктора.
– К чертовой матери, – пробормотал он, наливая две рюмки водки. – Трясется за свою жопу, а я должен бобиком бегать. Бобик – туда! Бобик – сюда! Сволочь… – он протянул корреспонденту рюмку, взял свою. – Давай, за знакомство.
Они выпили.
Помнится, новый генсек Ю. В. Андропов ознаменовал свое восшествие на всесоюзный престол полтора года назад выпуском водки по 4-70, чем немедленно завоевал горячую любовь сограждан (и Черноусова в том числе). Новый сивушный напиток народ ласково окрестил «Юркины рассветы». Так вот, то, чем угостил Черноусова майор Яцкевич ничего общего с этими рассветами не имел. Виктору тут же захотелось еще, и они немедленно повторили. Черноусов покосился на дверь, в которую ушли Степаныч и Василенко. Было неприятное чувство: там решают твою судьбу. Яцкевич проследил за его взглядом и сказал:
– Я тебе не завидую. Мне-то что – выполняю приказ. Милка, – он махнул рукой, – ну, эта сучка в койке прощение отработает. Прямо сегодня. А вот ты… – он покачал головой. – Влип, что называется. Давай еще по одной.
– Зачем нужно было меня оглушать? – задиристо спросил Черноусов (напиток уже действовал, тем более – на старые дрожжи).
– Извини, – равнодушно ответил Яцкевич. – Мне нужно было время выиграть. Я ведь думал, что искомая вещь в Лазурном – это во-первых. Во-вторых – насчет Милены имел строжайшее указание, – он кивнул на дверь, – беречь ее драгоценную задницу как зеницу ока. А о тебе – прости друг – такого указания не получал.
– Сволочи вы все, – убежденно сказал Черноусов.
– Это да, – он согласно кивнул. – Что есть, то есть. Ладно, не психуй. Дело прошлое.
– Леня, – спросил Черноусов, – а кто они такие? Ну, эти, в «жигулях». Разве не из твоей фирмы?
Он задумчиво посмотрел рюмку на просвет.
– Трудно сказать…
– Я сейчас вот подумал, вы коллеги… – язык у Виктора начал заплетаться – интересно, все-таки,
