хрен! – он принялся с остервенением пинать прикованного к батарее охранника, не заботясь о том, куда именно попадает. Кот уже не реагировал, мотался, как тряпка, потеряв сознание.
Сбросив пар, Хохол прошелся по гостиной, стараясь восстановить дыхание и унять все накатывающую волнами ярость. Он понимал, что нужно зайти к Марине, но все оттягивал этот момент, не хотел, чтобы она знала, что произошло, не хотел пугать и волновать лишний раз. Поэтому нужно было сначала прийти в себя. Глянув на бледного от боли и кровопотери Гену, Хохол вынул телефон и позвонил Кулику, и тот изумленно воскликнул:
– Мне пора к вам переехать! Я на бензин трачу больше, чем в больничке зарабатываю!
– Не рассуждай, все оплатим! – перебил Женька. – Быстрее давай, кровью исходит парень!
– Перетяни руку жгутом, я на тумбочке возле Марины оставлял, – распорядился Валерка. – Я скоро.
Гена потерял сознание, хотя Хохол сделал все, что велел доктор, и даже кое-как сумел вколоть обезболивающее, с трудом набрав его в шприц трясущимися руками. Нужно было привести комнату хотя бы в относительный порядок, чтобы Валерка не задавал слишком много ненужных вопросов. Хохол отцепил от батареи Кота, еще раз наподдал ему в печень, скрутил руки за спиной и утащил в гараж, зацепив там за крюк, ввинченный в потолок.
– Будешь тут висеть до тех пор, пока я не решу все проблемы. И это будет самое счастливое время в твоей жизни. Кайфуй пока!
Затем он бегом направился в дом, влетел в спальню и опустился на колени перед кроватью, на которой спала Марина. Ее бледное лицо во сне казалось совершенно безмятежным. Про себя Хохол удовлетворенно отметил, что лекарства, введенные Куликом, позволили Коваль уснуть настолько крепко, что она не услышала, не вышла...
– Котенок, проснись, – шепотом попросил Женька, прикасаясь губами к ее щеке.
Она открыла глаза, захлопала ресницами:
– Ты... ты чего... такой... взмыленный?
– Бежал... как ты, родная моя? – он заглядывал в ее лицо, пытаясь определить, как она себя чувствует.
– Нормально... только голова... кружится... – прошептала Марина, облизывая губы.
– Попить хочешь?
– Нет... Егор где?
– Он с няней гуляет, – соврал Женька, поняв, что она на самом деле спала и ничего не слышала.
Он снова поцеловал ее в щеку и пошел вниз, к лежащему на диване в гостиной Гене. Через полчаса приехал Кулик, обработал рану, наложил повязку, а потом тихо спросил у присутствовавшего при этом Хохла:
– Жека, что происходит у вас? Второй раз за день – не часто?
– Часто, – угрюмо кивнул Хохол. – Но это не твое дело, Валера. Сам разберусь.
Проводив доктора, Женька направился в коттедж охраны, где в Дашиной комнате играла с ребенком Наталья Марковна. Увидев отца, Егор радостно залопотал:
– Папа! Папуя! – И потянулся к нему руками, но няня перехватила его:
– Евгений Петрович... на вас кровь...
– А? – не понял Хохол и, оглядев себя, заметил, что все джинсы и свитер в кровавых пятнах, и сказать, чья это, не сможет даже он сам... – Да-да, я сейчас... Я хотел вас попросить: останьтесь сегодня здесь. Марина Викторовна... приболела, а Даша одна не справится...
– Хорошо, останусь.
– Вот спасибо! – обрадовался он. – Погоди, сынок, я переоденусь и приду к тебе.
Женька снова поднялся в спальню и там увидел, что Марина полусидит в постели, стараясь достать стакан с водой с тумбочки. Хохол бросился к ней, подал:
– Мариша, котенок, ну что – трудно было позвать? – спросил укоризненно, глядя на покрытый испариной лоб.
– Я... сама.
– Вечно ты... – начал он, но осекся, наткнувшись на ее взгляд. – Все, молчу. – Он осторожно забрал стакан и вытер ее влажный лоб полотенцем. – А я в душ пошел, весь в кровище, как будто барана зарезал...
Тонкие холодные пальцы вцепились в его запястье:
– Кто разрешил?
– Давай не будем сейчас про это говорить, а? – попросил Хохол, высвобождая руку из ее пальцев. – Ты поправляйся, потом разберемся.
– Нет, сейчас! – в голосе звякнуло железо, и Хохол вздохнул:
– Мариш... а что, по-твоему, я должен был делать? Что ты сделала бы на моем месте? Молчишь? Я тебе скажу почему – потому что сама вытворяла и похуже, помнишь? Вот и я сегодня сделал то, что был должен. – Он осторожно погладил ее по щеке. – И абрека поганого накажу. И Кота, ублюдка...
– Кого? – не поняла Марина, и Женька мысленно выматерил себя за болтливость. Но говорить пришлось...
– Костика нашего, охранника, мать его... сука, сдал тебя Ашоту – не охнул и Генку инвалидом сделал, чухонец болотный. А ты и не слышала ничего, моя родная... Этот гад с топором к тебе шел, а Генка догнал. Еле успел голову прикрыть, так бы наглухо, а теперь... кисть левую отрубил ему козел этот...
Марина сжала зубы и зажмурилась, помолчала, потом спросила:
– Егор где?
– Не волнуйся, котенок, с ним Наталья Марковна. Они в коттедже охраны были. Я сейчас помоюсь и заберу его.
– Принеси его ко мне, – велела она, не открывая глаз.
– Не надо бы, Маринка, – попробовал возразить Хохол, но Марина повторила чуть громче:
– Я же сказала – принеси мне моего сына!
– Хорошо, как скажешь. Только я сначала все-таки в душ схожу, а то напугается опять, хватит ему на сегодня.
– Иди. – Марина откинулась на подушку и сбросила одеяло. – Жарко...
Хохол уменьшил мощность радиатора и ушел в душ, долго плескался там, потом вернулся, держа в руках джинсы и свитер: – Выброшу на фиг, а то вдруг чего – менты сразу прицепятся...
– Брось в камин, все сгорит, – не открывая глаз, сказала Марина.
– Вонять будет, я лучше пацанам скажу, чтобы баню затопили. Ну, ты как? – Он сел рядом на кровать и пощупал Маринин лоб.
– Лучше. Только слабость какая-то.
– Так понятно! – криво усмехнулся Женька. – Крови-то потеряла прилично.
– Женя, Кота без меня не трогать, – негромко велела Марина. – Я встану через пару дней, сама хочу в эти глаза бесстыжие посмотреть.
– Как скажешь. Я его в смотровую яму в гараже посажу и приставлю кого-нибудь, хоть Аскера, что ли.
– Давай. И Егора... – напомнила она, просительно глядя на сидящего рядом любовника.
– Сейчас, котенок. Может, ты поешь что-нибудь?
– Потом...
Женька пошел в детскую, куда уже перебрались няня с мальчиком, поманил его пальцем:
– Пойдем к маме, хочешь?
Егорка проворно поднялся на ножки и заковылял к отцу:
– Папа, на, на! – И протянул руки, чтобы забраться к нему.
– Может, сам прогуляешься? – улыбнулся Хохол, но Егор отказался, цепляясь за его спортивные брюки. – Ох, хитрый ты жук! – засмеялся Женька, поднимая мальчика с пола и отправляясь в спальню. – Только смотри мне, маму не трогай, она болеет!
Увидев сына, Коваль вдруг заплакала. Ей пришло в голову, что она могла потерять его сегодня, не посети ее какое-то предчувствие. Вот оно, то, чего она постоянно боялась раньше – страх за ребенка, самый сильный страх на свете. Даже собственная жизнь не казалась такой ценностью по сравнению с жизнью
