(Там же). О том, достоялась ли эта встреча, Л. В. Берман умолчал. Возможно, попыткой такого контакта и был рождественский 'визит старой дамы' на Преображенскую, 5 (если это не вымысел Гумилева). По крайней мере, Б. Н. Башкиров-Верин, на которого 'дама' ссылалась, входит в партию эсеров. Тогда понятно, кстати, почему Гумилев отказался иметь со 'старой дамой' дело: ведь к этому времени он уже был 'завербован' В. Н. Таганцевым в ПБО, которая была 'кадетской'. Возможно, кстати, что Берман несколько исказил и эпизод с листовками. По крайней мере, И. В. Одоевцева вспоминала, что после ареста Гумилева Берман (не называемый мемуаристкой по имени) был панически настроен и прибегал к ней советоваться, скрываться ли ему теперь или 'сдаваться' (см.: Вопросы литературы. 1988. № 12). Такая реакция вряд ли была возможна, в случае, если бы Берман никаких 'конспиративных дел' с Гумилевым не имел. Впрочем, к свидетельству Л. В. Бермана стоит относиться с большой осторожностью, поскольку с конца 1910-х и в 1920-е гг. он постоянно оказывался связан с разными 'чекистскими инцидентами', начиная с дела 'левых эсеров', когда он, задержанный, был освобожден из-под стражи 29 ноября 1918 г. по личному распоряжению…Ф. Э. Дзержинского, и кончая мрачной историей с 'заметанием следов' непредумышленного убийства в 'Англетере' С. А. Есенина Я. Г. Блюмкиным и Н. Л. Леонтьевым 27 декабря 1925 г. (см. Кузнецов В. Сергей Есенин. Казнь после убийства. М.: СПб., 2006. С. 108–115).
99
Руководители восставших кронштадтских матросов пытались использовать погромные настроения, распространившиеся в конце февраля — начале марта 1921 г. среди рабочих на охваченных 'волынками' заводах Петрограда. См. в дневнике М. А. Кузмина запись от 17 марта 1921 г. (день подавления восстания): 'Жиды цветут: Сторицын, Саня — отошел призрак погрома. Какие дети! или это легкомыслие отчаяния?' (Кузмин М. А. Дневник 1921 года // Минувшее. Исторический альманах. 12. С. 453).
100
цит. по: Лукницкая В. К. Николай Гумилев. С. 285.
101
Немирович-Данченко В. И. Рыцарь на час. С. 232.
102
За этим занятием в первых числах мая 1921 г. его застала И. В. Одоевцева: 'Я застаю Гумилева за странным занятием. Он стоит перед высокой книжной полкой, берет книгу за книгой и, перелистав ее, кладет на стул, на стол, или просто на пол. <…> Он трясет головой:
— Я ищу документ. Очень важный документ. Я заложил его в одну из книг и забыл в какую. Вот я и ищу. Помогите мне.
Я тоже начинаю перелистывать и вытряхивать книги. Мы добросовестно и безрезультатно опустошаем полку. <…> Мне надоело искать, и я спрашиваю:
— А это важный документ?
Он кивает.
— И даже очень. Черновик кронштадтской прокламации. Оставлять его в пустой квартире никак не годится' (Одоевцева И. В. На берегах Невы. С. 358).
103
К этому периоду относятся воспоминания М. Л. Слонимского: 'Гумилев бывал в Доме Искусств часто, но нерегулярно, у него была там комната, но складывалось впечатление, что у него есть квартира где-то в Петрограде' (Слонимский М. Л. Из воспоминаний о Н. С. Гумилеве // Жизнь Николая Гумилева. С. 155–156). Кстати, эта мера предосторожности действительно 'сработала': первый ордер на арест Гумилева и обыск его жилья был выписан 3 августа 1921 г. на адрес 'Преображенская, 5/7. Кв.2' (см.: Лукницкая В. К. Николай Гумилев. С. 271), и команда чекистов во главе с неким Мотовиловым поехала сначала именно туда. Не найдя там никого, чекисты производили разыскные меры, и арест состоялся только глубокой ночью с 3 на 4 августа 1921 г. Таким образом, у Гумилева действительно было несколько часов в случае, если бы соседи из дома на Преображенской смогли как-то известить поэта о чекистском 'визите'. К сожалению, этого не произошло.
104
Лукницкая. В.К. Любовник. Рыцарь. Летописец (Три сенсации из Серебряного века). М., 2005. С. 175.
105
О скандале, возникшем в Бежецке, упоминает в своих воспоминаниях А. С. Сверчкова: 'Ася (А.Н. Гумилева. — Ю.З.) была мелочна, глупа, жадна и капризна. Во время голода 1920–1921 гг. он (Гумилев. — Ю.З.) прислал ее с дочкой Леночкой в Бежецк и стал высылать миллионы на содержание жены и дочери, но Ася капризничала, требовала разнообразия в столе, а взять было нечего: картофель и молочные продукты, даже мясо с трудом можно было достать. Ася плакала, впадала в истерику, в то время как Леночка, стуча кулачками в дверь, требовала 'каки', т. е. картофеля. Своими капризами Ася причиняла Анне Ивановне много неприятностей и даже болезней. Чтобы получить от мужа лишние деньги, она писала ему, будто бы брала у Александры Степановны в долг и теперь по ее 'неотступной' просьбе должна ей возвратить. Выяснилось, что все это выдумки, и Николай Степанович взял ее обратно в СПб' (Сверчкова А. С. Записи о семье Гумилевых // Жизнь Николая Гумилева. С. 19). Не будем забывать, что это трактовка инцидента одной из 'заинтересованных сторон'.
106
Кузмин М. А. Дневник 1921 года // Минувшее. Исторический альманах. 12. С. 474.
