Прикрываем. Борька на первой линии с пулеметом, по бокам чекист с Витькой. Я со второго ряда бью прицельно.
Кишки и мозги протухшие вокруг летают. Ребята с головы до ног уже покрыты, да и я не отстаю почти что.
Выстрел, выстрел, выстрел. Перезарядить. Выстрел, выстрел, выстрел…
Кровь у мертвяков как жижа болотная.
Главное – не ссать, это Саня правильно сказал. Лучше вообще не думать ни о чем, как в тире.
Нашими стараниями уже приличная гора из мертвяков наросла, но они все прут и прут. Но хоть помедленнее лезть стали, через такую гору мяса перебираться. Над ухом эта мерзкая тетка завывает. Пристрелить бы ее, да времени нет.
– Поберегись! – орет Боря и кидает в коридор гранату.
Идиот!
Нет, осколки до нас не долетели. Только всю настрелянную гору в стороны разнесло. И нас завалило, и по тетке попало.
– Чтобы тебя мертвяки побрали! – выругался Витька. И накликал.
Снова прут шеренгой, как на Первое мая. Снимаю пятерых. Витька и Николай еще штук пять в упор из автоматов. Боря пулемет свой вскидывает, нажимает на крючок – и лицо вдруг у него становится такое обалделое-обалделое, растерянное.
– Патроны кончились, – бормочет он, и я понимаю, что уже не успею перезарядиться и помочь ему…
На него наваливается сразу четыре мертвяка, а спереди уже следующая шеренга на подходе.
– Отступаем, – орет Саня сзади. – Тут проход!
– Но Боря… – что-то я пытаюсь вякнуть.
Витька хватает меня за локоть и орет прямо в лицо:
– Боря все, труп уже! Бежим!
Бегу в конец зала. Там дверь, за ней коридор какой-то. Мужики Завидлова поднимают, тащат. Я и Витька их из «калаша» прикрываем. Все на автомате, мыслей вообще никаких в голове.
Только на выходе как стукнуло. Вспомнилась история Шилова про парня, который предпочел динамит запалить, чтобы мертвяком не стать. Боря был дурной, но добрый. В гости приглашал, на чанахи…
В две руки срываю гранаты с пояса и швыряю в сторону мертвяков. Одна прямо на тетку распухшую попала, другая в нашу стенку из мертвяков, еще парочка возле Бори упала.
Спи спокойно, товарищ. Родина тебя не забудет.
Все! Теперь бежать!
Мы почти из здания выбраться успели, когда грохнуло.
Выбрались. Живые. Счастье-то какое – живые! Солнышко спало уже, мухи летают, Завидлов стонет тихонько.
– Надо бы обмыть его, – говорит Саня хмуро. – Пойдем к колодцу.
Идем перебежками короткими по кустам. Чекист и Витька Завидлова тащат. Я и Саня огневую поддержку обеспечиваем. Мертвяков не видать, даже не гонится никто.
Вот и колодец. Водица нормальная, чистая, не сгнившая. Это хорошо.
Попытались мы Завидлова отмыть – бесполезно. Эта белая гадость присохла совсем. Только ножом и можно снять. Ну, хоть сама умылась.
Парень прочухался потихоньку, но не говорит. Мычит только тоненько, жалобно.
– Как бы с катушек не съехал, – беспокоится Витя.
– В наших интересах, чтобы съехал, – улыбнулся чекист.
– Это еще почему?
– Потому что тогда можно будет списать любые его слова на умопомешательство и бредовые видения. В противном случае в райисполкоме все равно всех снимут. И у спасательной экспедиции тоже проблемы будут.
– Ты это серьезно? – У меня прямо челюсть отпала. Вот так стараешься, жопу рвешь, а потом за что боролись, на то и напоролись.
– А как вы думаете, он простит такое? – Николай на кокон кивнул. – Будет расследование, инцидент не скроешь. И крайними окажемся мы.
– И ты знал?
– Разумеется.
У меня прямо кулаки сжались. Сволочь! И Семеныч сволочь тоже. Прикрылись нами, золотые горы обещали. Борьку мертвяки порвали! И ради чего?
Саня только сплюнул, на чекиста даже глядеть перестал.
– Все, двигаем к выходу. Вы двое – тащите этого.
Идем. Как на прогулке прямо – никого. Солнышко пригревает, а мертвяки как забыли про нас.
Выходим на плац и видим – все стало вокруг голубым и зеленым. Лежат наши трупаки ровными рядами на плацу, подрагивают слегка, но не встают.
– Дядь Сань, это что? – опять Витька интересуется.
– Чтоб я знал! – никогда Шилова таким охреневшим не видела. – Пошли-ка, ребятки, сторонкой, по кустам.
Так мы и просочились, сторонкой. Дальше идем – все страньше и чудесатей. Мертвяки везде лежат, ну чисто трупы. Не встают, не дергаются. Ну, нам, конечно, только в радость. Хренушки лысого мы бы через них с Завидловым на закорках пробились.
Уже КПП показался, когда Витька остановился.
– Я понял! Понял, блин!
– Чего ты понял?
– Понял, что с трупаками случилось!
– И чего?
– Машка, ты гранаты кидала?
– Кидала.
– Поздравляю, ты их матку завалила.
– Чего? – у меня прямо челюсть отпала. Что, вот эта жирная-распухшая, с сиськами до пола, и была мертвяковская матка? И если бы мы ее сразу шмальнули, то и Борька бы жив остался?
– А Витя прав, пожалуй, – Саня даже со злости себя за бороду дернул. – Молодец, Мария.
Ну надо же – дождалась! Свершилось небывалое, сам Сан Саныч личной благодарностью отметил. Теперь и помирать можно.
– Предлагаю не задерживаться, – влез чекист. Испортил песню, гад. – Неизвестно, какие еще существа здесь водятся.
– Ладно, погнали, – махнул рукой Саня.
Впереди закатное солнышко на стеклах КПП сверкает. Помирать буду – этот день не забуду. Никаким калачом меня больше на Территорию не заманите!
Только бы дойти последние метры…
Снова Витя, вместо эпилога
В общем, что дальше было, уже не так интересно. Сдали мы шишкиного сыночка с рук на руки. Неделю потом по домам тряслись. Кто водкой отпивался, кто так. Ждали, чем дело решится.
Решилось все хорошо.
Сыночек сбрендил. Папашка его приехал, громы-молнии метал, но умеренные. Кто надо сунул кому надо на лапу, психиатр написал – белая горячка. Оказывается, за этим сыночком страсть за воротник заложить уже давно числилась. Сам шишка, пометавши молнии, успокоился и обратно в столицу укатил. Только выговоров кому-то из исполкома налепили, чтобы в следующий раз проявляли, значит, бдительность. Да и то без занесения. В общем, легким испугом отделались.
Обещания свои начальство выполнило. Машке – ордер на трехкомнатную без очереди. Мне – «Жигули» устроили, якобы я в лотерею выиграл. Шилов большим начальником заделался, его в исполком протолкнули на хлебную должность. А чекиста Колю мы с тех пор считай что и не видели. Только вызвал он нас однажды
