наручниках за спиной. Их ничуть не заботило то, что их бесцеремонно используют как сиденья. Трудно пожаловаться на некомфортные условия тому, кто лишен восприятия действительности.
Четвертый человек также лежал без движения – с той разницей, что на нем не сидели, и лежал он на складной больничной каталке.
Еще четверо склонились над ним. Трогали больному пульс, дули в лицо, поднимали веки. Больной никак не реагировал на эти манипуляции.
– Жив, но без сознания, – констатировал на правильном оксфордском английском смуглокожий человек с блестящими глазами-маслинами и резким римским профилем.
– Обкололи, – сказал рослый светлоглазый шатен с обветренным лицом и добавил по-русски: – Сволотшш!
– Таки не могло быть иначе, – тоже по-русски отозвался третий – маленький, пожилой, излыса- седенький.
Четвертый, с внешностью японца, не проронил ни слова и лишь кивнул, соглашаясь.
– Снимем капельницу? – спросил Шеклтон.
– Я вас умоляю, зачем? Вы доктор? Вы можете сказать, липовая она или нужна? Он себе умрет, а с меня голову снимут? Мне это надо?
– Экскьюз ми… Уот из липовая?
– Фальшивая.
– Коган-сан прав, – заявил Кацуки. – Сначала надо приехать. Медик потом.
– Его в хорошую клинику везти надо, – высказался Шеклтон. – Напрасно мы не подняли шум. Нашу акцию надо было снимать на хорошую камеру и показывать по всем каналам новостей. Скандал на весь свет!
– Вы забыли, что мы теперь нелегалы, – проговорил Чаттопадхъяйя.
– Тем более нужен скандал и общественное мнение. Делегат Свободной Антарктиды был захвачен спецслужбами США, нелегально действующими на территории Швейцарии! У нас и так были хорошие шансы. А после скандала никакой суд не вынес бы решение о нашей экстрадиции…
– Вот еще шуточки! – завопил Моисей Соломонович. – Может, нам была выгода сообщить в полицию о пропаже коллеги и дожидаться себе, пока его найдут? Уй, от вас у меня мигрень сделается!
– Нет, не дожидаться, но…
– Нет, это вы меня послушайте! Никогда бы они его не нашли – это раз. И что, вы таки пригласили бы съемочную группу с телеканала снимать, как мы освобождаем пленника? Я себе представляю!..
– Потише, – предостерег индус.
– А кто кричит? – Коган все же сбавил тон. – Вы хотите засветить боевиков Шимашевича, чтобы их искала полиция? Это вам два. Те, на ком мы сидим, я думаю, тоже не совсем себе идиоты. Таки просто удача, что никто из них не успел выстрелить в пациента. Это три. И нам совершенно не на пользу, чтобы весь мир знал, что Свободная Антарктида платит деньги немытым антиглобалистам! Вот вам четыре, и вообще прекратите мне все переигрывать! Игра сделана.
Если какая-то часть произнесенных по-русски аргументов Моисея Соломоновича и не была понята Шеклтоном, то суть он все же уловил. Поэтому решил сменить тему:
– А с этими мы что будем делать? Отпустим?
– Простите? – не понял Кацуки.
– Не топить же их в озере. Сдадим полиции?
Лишившийся дара речи Коган зашипел на вдохе и замахал на Шеклтона короткими лапками. Японец сдержанно улыбнулся: законопослушание этих западных варваров поистине анекдотично. Индус также покривил губы в улыбке, от которой у кого угодно мороз побежал бы по коже:
– Осквернять воды озера мы не будем. А этих – этих сначала надо допросить. Да так, чтобы они позавидовали э… нашему коллеге. Если люди Шимашевича не справятся, я им помогу.
– Шо, лично? – испугался Коган.
– Разумеется, нет! В этой стране живет немало моих соотечественников. Есть среди них и те, кто поклоняется Кали. А среди них найдутся знатоки старинных обрядов…
– Это душители шелковым платком? – недоверчиво покривился Шеклтон. – Как их звали: туги, таги?..
– Правильно – тхаги.
– Ну пусть тхаги. А разве англичане не перевешали их всех еще сто лет назад? Я читал, что…
– У англичан не хватило бы веревок, чтобы повесить всех, – надменно произнес Чаттопадхъяйя. – Можно казнить людей, но не веру. Ни одна нация еще не научилась это делать.
– Шелковый платок – это, извините, слишком просто, – поделился своим мнением Кацуки.
Индус ответил еще одной многозначительной улыбкой. При виде ее Кацуки согласно кивнул, Коган отвернулся, а Шеклтон замер с разинутым ртом.
Наверное, это не было так просто. А еще ошеломленному австралоантаркту пришло в голову, что в подготовку перевозивших Ломаева агентов, вполне вероятно, входила наука подавлять в себе страх перед пытками. Но пытки – это одно, а специфическая религиозная церемония – совершенно другое.
Лучше всего в ней не участвовать. Даже в качестве свидетеля. А еще лучше было бы вообще не знать, что такое возможно в двадцать первом столетии…
