который лишенные всякого уважения к статистике тогдашние англосаксы прозвали «Книгой Страшного суда».
Возвращаясь к королеве Виктории, добавим, что ее вечера были скучны, но никто не осмеливался отказаться от приглашения на них. Танцев не было, из развлечений – лишь карты да злословие. Общество, понятное дело, собиралось самое избранное, но даже избранные нуждаются в том, чтобы их развлекали, ибо сами избранные, как известно, ни на что такое не способны. Ни писателей, ни артистов обычно не приглашали – королева не интересовалась искусством, не блистала остроумием и не знала, о чем с ними говорить. Как личность она была довольно заурядна, если не считать того, что ей выпала честь править незаурядной страной в незаурядную эпоху. Тем не менее Амалии, которая по долгу службы знала о королеве куда больше положенного, было любопытно взглянуть на ее величество.
– Герцог и герцогиня Олдкасл! – возвестил лакей.
Два десятка голов повернулись в их сторону. Дамы, щедро усыпанные бриллиантами и пудрой, искали во вновь прибывшей какого-нибудь изъяна, чтобы было о чем поговорить. Все уже были наслышаны о какой-то невероятной женитьбе юного герцога, за которой последовала дуэль, а кое-кто узнал даже о визите молодожена к архиепископу, и на сей счет строились самые несуразные предположения. Кавалеры – безукоризненно одетые, с проборами и без – не искали ничего, но поняли, что нашли то, что надо. В глубине гостиной Ундервуд наклонился к Лаймхаузу и прошептал:
– Это она.
– Наверняка третьеразрядная кокотка, – фыркнул Лаймхауз, удостаивая врагиню-герцогиню тяжелым взглядом пушкаря, прикидывающего, как бы поточнее навести прицел.
– Подойдите сюда! – раздался повелительный голос, и Амалия увидела королеву.
Это была невысокая женщина, немолодая, круглая, как шар [15] , с одутловатым лицом, на котором почти не было морщин. Наполовину седые волосы были убраны под чепец и заколоты на затылке, тяжелые серьги оттягивали мясистые мочки ушей. На королеве было черное платье, лишь слегка оживленное брюссельским кружевом.
– Стало быть, ты все-таки женился, Арчи! Даже меня не предупредил! Это твоя жена?
У голоса королевы с его резковатым выговором была одна особенность: он не умел ставить точку. Почти все, что говорила Виктория, неизбежно заканчивалось восклицательным знаком. Гораздо реже – вопросительным.
– Мог бы, кажется, меня пригласить на свадьбу! Молодежь! Она ни о чем не имеет понятия! Ну, здравствуйте, дорогая! Вы ведь Эмили, не так ли?
– Да, ваше величество, – сказала Амалия, делая корректнейший реверанс.
– Арчи почему-то нравятся одни Эмили! Смех, да и только! А мне-то думалось, ты хотел жениться на дочке графа Стерна! Что там у вас произошло?
– Ничего, ваше величество, – ответил Арчи, смешавшись.
– В самом деле? А что это за дуэль была такая? Смотри, Арчи! Ты знаешь, я тебя люблю, как родного, но впредь чтобы никаких дуэлей!
Взгляд королевы остановился на платье Амалии. Наша героиня нежно улыбнулась и склонилась еще ниже. Она прекрасно знала, что ничто не способно так вывести из себя старую безобразную женщину, как вид другой женщины, молодой и красивой.
– Если она попытается втереться в доверие к королеве, – шепнул Лаймхауз Ундервуду, – у нее ничего не выйдет.
– И откуда вы родом? – спросила Виктория снисходительно-презрительным тоном. – Из России, кажется?
– Я полька! – пылко возмутилась Амалия. Ее до неприличия звонкий голос разнесся по всей зале. – Россия – раковая опухоль на карте Европы. Я мечтаю о том, чтобы вы поскорее исцелили ее! – Брови королевы поползли вверх. – О мадам, если бы вы могли освободить мою бедную родину от варварского ига!
Королева отшатнулась на спинку кресла и поскорее заслонилась от патриотки веером.
– О мадам, – продолжала Амалия как бы в упоении, ничего не видя вокруг себя, – как я буду счастлива, когда вы выиграете эту войну!
– Мы еще не воюем с Россией, – попробовала было урезонить польскую красавицу королева.
– Вы должны! – настаивала Амалия. – Это ваша обязанность перед богом, ваше величество, – обуздать дикую, чудовищную страну, поработившую мою прекрасную Польшу. Ах, простите! – запоздало спохватилась она. – Разве я смею что-либо вам советовать? Вы с вашим государственным умом и величием и так все понимаете лучше меня!
Как известно, короли не очень любят слова «должен» и «обязанность», и уже несколько секунд Арчи тревожно дергал Амалию за локоть, пытаясь призвать к порядку. Но последнее замечание об уме и величии пришлось королеве по сердцу. Воистину, лесть – грубая обманщица, но среди властителей не нашлось еще никого, кто смог бы противостоять ее сусальным чарам.
– Ваше волнение понятно! – сказала королева, не зная, что и думать об этой идиотке. – Но вы ничего не смыслите в политике, дитя мое! – Она махнула сложенным веером. – Можете идти!
– Черт возьми, – в растерянности проговорил Лаймхауз, слышавший весь разговор от слова до слова, – что все это значит?
– Кажется, Россия только и ждет войны с нами, – мрачно ответил Ундервуд. – Вот что я думаю. Либо все это блеф… весьма смелый блеф. Но в любом случае поведение этой авантюристки очень, очень странно.
– Послушайте, что вы делаете? – в отчаянии зашептал Арчи Амалии. – Какая война, что вы еще вздумали?
Амалия грациозно повела плечиком, расправила веер из пышных перьев и стала им обмахиваться, глядя Арчи в глаза и значительно улыбаясь. Арчи запыхтел, как паровоз, подходящий к станции, и в изнеможении сделал круг по паркету.
– Вы невыносимы, – с горечью признался он.
Повернув голову, Амалия заметила возле лестницы некую юную особу в белом платье, украшенном оборками. У особы были мелкие черты лица, жеманный рот бантиком, волосы цвета мышиного хвоста и глуповато-мученический вид, словно ее только что заставили изображать в живой картине святую Варвару, которая, да будет вам известно, была обезглавлена собственным отцом после долгих пыток. Ростом особа была, как заметила зоркая Амалия, не более полутора метров, но умело маскировала этот недостаток, обувшись в туфли с каблуками величиной с ходули.
«Моя дорогая герцогиня, – обратилась к себе самой Амалия, – ставлю Биг-Бен против Триумфальной арки, что эта пигалица и есть предмет воздыханий моего монументального супруга».
– На нас смотрят, – заметила она.
Арчи обернулся, всплеснул руками и застыл на месте.
– Идите, идите к ней, – сказала Амалия. А когда он уже удалялся, добавила: – Но не забудьте наш уговор.
После чего герцогиня Олдкасл преспокойно вернулась в большую залу и с комфортом устроилась на самом видном месте, дабы все без помех могли ее обозревать.
– Эмили, постойте, я хочу с вами поговорить!
– Нам с вами не о чем разговаривать, сэр, прощайте! – отозвалась Эмили, ускользая от него.
Герцог Олдкасл споткнулся и едва не растянулся во весь рост.
– Эмили, погодите, дайте мне все объяснить!
– Объяснить? – Эмили остановилась и бросила на своего бывшего жениха исполненный негодующего достоинства взгляд. – Я уже все знаю, мистер Невилл.
Последние дни были для невесты герцога сущим адом. Сначала она собиралась убежать с ним и обвенчаться в ближайшей церкви. Арчи уверил ее, что с разрешением, которое ему удалось добыть, это будет очень просто сделать, и им не придется даже мчаться для того, чтобы венчаться, в Шотландию. Первые мгновения Эмили чувствовала себя упоительно, как героиня романа. Но потом она забеспокоилась: Арчи ведь такой непредсказуемый, кроме того, всем ведь известно, что его семья… Словом, Эмили, страдая и каясь, призналась во всем матери, и графиня Стерн, придя в ужас, строго-настрого запретила ей покидать дом.
– А Арчи я напишу сама! За кого он нас принимает, в конце концов!
Но написать не кому-нибудь, а самому герцогу и крестнику королевы письмо, вежливо ставящее его в известность о том, что он – негодяй, совратитель и вообще бесчестный человек, оказалось ох как непросто. Леди Стерн перепробовала девять различных вариантов, и все они показались ей недостаточно вежливыми. Она решила, что назавтра ей удастся лучше справиться с этой сложной задачей.
Увы! Первое известие, которое они получили на следующий день, было о женитьбе Арчи Невилла.
– Он женился? – пролепетала Эмили, роняя чашку прямо на новое платье.
– Женился? – с ужасом повторила ее мать.
– Ну да, – подтвердила Мэри Невилл, кузина герцога и самая близкая подруга Эмили. – Правда, я не очень поняла, на ком. Я так удивилась! Я ведь всегда думала, что он неравнодушен к тебе, Эмили.
Эмили тоже всегда так думала, и то, что она оказалась не права, повергло ее в состояние, близкое к отчаянию. Не то чтобы она очень дорожила Арчи – по правде говоря, он плохо танцевал, был не слишком занимательным собеседником и к тому же до недавнего времени даже не являлся наследником титула, – но узнать, что он женился на другой, после того как он писал все эти письма и умолял ее связать судьбу с ним, было для нее большим ударом.
– Невилл женился? Слава богу! – прогрохотал граф Стерн, отец Эмили. – Больше он не будет мозолить нам глаза.
Жена и дочь тотчас выступили против него объединенным фронтом.
– Как это слава богу? Эдвард, ты хоть соображаешь, что говоришь? Он же Олдкасл! Герцог! Крестник королевы! Да он… да он самый завидный жених во всем королевстве!
– Был да сплыл, – отвечал граф Стерн, отличавшийся совершенно невыносимыми манерами, которыми в глубине души гордился больше всего на свете. – Теперь он так же недосягаем для вас, как Северный полюс, – прибавил он злорадно.
Не вынеся цинического намека, Эмили уронила
