а возле нее… возле нее Люсьен, совершенно здоровый, ясноглазый, с румянцем на щеках. Нет, этого просто не может быть! Что же такое происходит в замке?
– Прошу вас, сядьте, Матильда, – мурлычет Амалия, и глаза ее искрятся золотом. – Вы удивлены? Вы были уверены, что после того, как вы ударили вашу свекровь, она точно не выживет? Вынуждена вас разочаровать. Дело в том, что я договорилась с доктором, чтобы он преувеличивал серьезность положения больной. В наших общих интересах было, чтобы правда об истинном состоянии мадам не просочилась наружу, иначе убийца мог повторить свою попытку. А вы вполне на такое способны, дорогуша!
Матильда стоит, закусив губы.
– Сядьте! – грубо бросает ей Филипп, чуть ли не нацелив на нее ружье. – Не слышали, что ли, что вам сказали?
Не проронив ни слова, Матильда опускается в кресло. Амалия устраивается напротив нее и оборачивается к Анриетте.
– Итак, мадам, вы абсолютно уверены в том, что именно эта женщина напала на вас в ваших покоях и попыталась вас убить?
– Да! – энергично кивает Анриетта. – Я не могу ошибиться. Меня ударила она, она!
– Да вы не в своем уме! – взрывается Матильда. – Зачем мне убивать вас? То, что вы говорите, просто смехотворно!
– Ну, не так уж смехотворно, если учесть, что мадам Анриетта застукала вас, когда вы рылись в ее бюро, – возражает Амалия, задорно покачивая носком туфельки. – Вы испугались, что она разоблачит вас, и ударили ее по голове первым, что подвернулось под руку. Вопрос: что же такое находилось в ее бюро, с чем вам позарез нужно было ознакомиться? И сегодня мы как раз получили на него ответ. Дело в том, что мадам Анриетта хранила у себя копию завещания, сделанного ее мужем.
– Завещание… – эхом повторил Гийом. – О господи!
– Видите ли, месье, вашу жену очень интересовало, какая доля богатств Коломбье перепадет ей после смерти старшего графа, – пояснила Амалия. – Полагаю, что документ был известен ей, но, так сказать, в общих чертах, и поэтому она пожелала знать детали. Чтобы не утруждать вас юридическими терминами, скажу, что состояние графа дю Коломбье было поделено между тремя наследниками. Основная часть – младшему сыну, как продолжателю семейного дела, причем, если в момент смерти отца он окажется ребенком, опекунами его станут мать и месье Бретель, здесь присутствующий. Часть денег отходила графине, мадам Анриетте, а остальное – месье Гийому, но, так как он тяжело болен, его опекунами в свою очередь назначались мать и жена. – Амалия откинулась на спинку кресла. – А теперь угадайте, что произошло бы, если бы вслед за графом Коломбье скончались – скажем, от рук неизвестного сумасшедшего – его жена и младший сын. Тогда единственным наследником оказывается месье Гийом, но так как он не может самостоятельно распоряжаться деньгами, они попадают во владение… совершенно верно, его дорогой супруги. Какая очаровательная комбинация, не правда ли? И всего-то, чтобы она осуществилась, надо избавиться от графа, его жены и младшего сына. Причем, надо признать, моя дорогая, вам почти это удалось!
Все глаза обратились на Матильду. Версия, выдвинутая мадам Дюпон, казалась настолько стройной и логичной, что всем не терпелось узнать: неужели изворотливая женщина сумеет подыскать себе оправдание?
– Я… я не понимаю… – забормотала Матильда.
Честно говоря, в то мгновение мне было ее искренне жаль.
– Вы обвиняете меня… в каких-то ужасных вещах! – Голос Матильды мало- помалу окреп и зазвенел под высоким потолком комнаты. – Я всегда любила своего мужа. Я ухаживала за ним, когда выяснилось, что он тяжело болен. Мне не в чем себя упрекнуть! То, что вы утверждаете, клевета… обыкновенная клевета!
– О, только не надо мне говорить про вашу самоотверженность и жертвенность, – отмахнулась Амалия. – Как сказал не помню кто: женщина становится самоотверженной, когда у нее нет другого выхода! Вы были не слишком обеспеченной сиротой, когда познакомились с Гийомом. Когда вы поняли, что он из очень богатой семьи, вы с легкостью согласились выйти за него замуж, рассчитывая на то, что скоро для вас начнется сказочная жизнь. Но не тут-то было! Ваш муж оказался тяжело болен, его болезнь приходилось скрывать от всех, а вы – вы остались ни с чем, потому что все ваши расчеты рухнули. И тогда, быть может, даже не отдавая себе отчета в этом, вы решили затаиться и ждать своего часа. И час настал, когда после снежной бури замок Иссервиль оказался отрезанным от остального мира.
Щеки Матильды загорелись – то ли от гнева, то ли от унижения.
– Потрясающе, мадам Дюпон! Значит, вот так просто, да? Если моей свекрови померещилось, что я пыталась убить ее…
– Мне вовсе не померещилось! – выкрикнула Анриетта. – На меня напала ты, и, сколько бы ты ни пыталась отрицать это, у тебя ничего не выйдет!
– А я скажу, что вы всегда меня ненавидели! – крикнула Матильда, срываясь с места. – Вы хотели другой невесты для вашего старшего сына, что не раз давали мне понять! Даже если дело дойдет до суда, я сильно сомневаюсь, что вам удастся убедить присяжных в том, что я имею какое-то отношение к убийствам в замке! Что у вас есть против меня? – набросилась она на Амалию. – Ничего, кроме показаний помешанной графини! Кто поверит свидетелю, которого ударили по голове? А может, она такая же ненормальная, как ее старший сын, а?
Люсьен, сжав кулачки, выступил вперед, но Амалия положила руку ему на плечо и заставила остановиться.
– Уверяю вас, мадам, вы не правы, – очень вежливо промолвила она. – Есть ведь еще ваш сообщник, и он о многом может нам поведать. Не забывайте, что за убийство во Франции положена гильотина, а чистосердечное признание может существенно облегчить его участь.
Матильда вскинула голову. Мышцы на ее шее напряглись, и я понял, что Амалия попала в точку.
– Ах вот как! – презрительно проговорила жена Гийома дю Коломбье. – Значит, у меня был еще и сообщник? Как интересно!
– Этот человек, – спокойно продолжала Амалия, – который, как я полагаю, был вашим любовником, помог вам разделаться с графом дю Коломбье. Граф был начеку, он уже догадался, что угроза для его жизни исходит со стороны Фредерика Аржантея, но у него и в мыслях не было подозревать вас. Вы пришли к нему в покои под благовидным предлогом, а потом, когда он отвернулся, ударили его по голове и впустили вашего сообщника, который и повесил несчастного. Конечно, вам и вашему другу пришлось повозиться, но вы решили, что обстоятельства смерти графа должны в точности напоминать обстоятельства гибели Луи Констана, чтобы никто не усомнился в том, что убийства являются делом рук одного и того же человека.
– Что? – переспросил Гийом в удивлении. – Вы хотите сказать, что Луи Констан…
– Да, и Луи Констан, и судья Фирмен, и Пино-Лартиг были убиты другим человеком, – ответила Амалия. – Фредериком Аржантеем. Он действовал из мести, а ваша жена лишь продолжила его дело, но уже из чистой корысти. Ведь граф Коломбье был несметно богат, даже несмотря на то что дела его в последнее время шли не слишком блестяще. Именно ваша жена вместе со своим другом уничтожила вашего отца, пыталась убить вашу мать и завалила крышку люка снегом, когда поняла, что мы с Люсьеном, месье Лефером и месье Массильоном попали в беду. К ее разочарованию, нам удалось выбраться, и тогда ее сообщник – ловкий господин, хорошо стреляющий из револьвера, – ранил Люсьена. Впрочем, не так уж хорошо он и стрелял, – презрительно прибавила она, и мальчик благодарно улыбнулся. – Кроме того, я почти уверена, что именно сообщник ранил или убил посланного за помощью Альбера, чтобы никто не помешал преступникам довести задуманное ими дело до конца. Однако они допустили одну ошибку. Им во что бы то ни стало надо было убедить нас, что все убийства – дело рук Аржантея, и тогда они прибегли к остроумному трюку – стали внушать нам, что он по-прежнему находится в замке. А так как все были уверены в том, что Аржантей и есть Брюс Кэмпбелл, то понадобилось всего лишь оставить на виду некоторые его вещи да показать одному из нас, – Амалия кивнула на Массильона, – господина, смахивающего на англичанина. Причем на роль свидетеля специально выбрали единственного человека в замке, который никогда не встречал Кэмпбелла и имел лишь общее представление о его внешности. Нет слов, ход был весьма ловкий, но именно он выдал сообщников с головой. Дело в том, что Брюс Кэмпбелл – не Фредерик Аржантей.
– Но кто же такой Аржантей? – почти выкрикнула Анриетта. – И что за помощник был у Матильды, мадам Дюпон? Вы так и не назвали его имени!
Но Амалия не успела ей ответить, потому что в это мгновение в дверь протиснулся растерянный лакей, за которым высилась фигура жандарма, обильно припорошенная снегом.
– В чем дело, Селестен? – недовольно спросил Гийом.
– Месье Комартен, жандарм из Сен-Пьера, – пролепетал слуга, – он только что добрался до нас, и я сразу же привел его…
– Вы один? – вмешалась Амалия. – А где Альбер?
– Так его же ранили, – отвечал удивленный жандарм, стряхивая снег. – Я его нашел на дороге, он потерял много крови, но как только пришел в себя, стал говорить, мол, тут у вас неладное творится… Вот я и пришел проверить, что да как. – Он обернулся и заметил меня. – Привет, Фредерик! Что ты тут делаешь, старина?
2. То, что произошло в Иссервиле вечером 30 декабря
Матильда с шумом втянула воздух. Анриетта Коломбье ахнула и отступила назад.
– Вы его знаете? – спросил изумленный Гийом. – Откуда?
– Так мы с Фредериком Аржантеем служили вместе в армии, – пояснил жандарм. – В одном, значит, гусарском полку. Я был при лошадях, а он…
Прежде чем Комартен закончил свою фразу, Арман Лефер, он же Фредерик Аржантей, рванулся
