несколько военно или гордо. Лицо с морщинами было удивительно белое, свежее, даже с лёгкими пятнышками румянца, зубы, ровные, белые, без единого изъяна, блестели, когда он ухмылялся тонкими губами. Карие глаза были какие-то особенные, маленькие, но вострые, будто и лукавые, и особо проницательные. Во всяком случае, гость произвёл на Сашка впечатление человека себе на уме, с которым надо быть осторожным на словах.
– Что вам угодно, чем я одолжен вашим посещеньем? – заговорил Сашок.
– Я слов не люблю. Люблю дело, – ответил гость. – И буду я не красноречив, а краткоречив. Во- первых, прошу вас вспомнить и затвердить, как я прозываюсь.
– Как-с? Ну, это я, виноват…
– Моё имя, отчество и фамилию помните?
– Виноват-с.. – несколько смутился Сашок. – Действительно… Мудрёна она малость… И я забыл уже… Фамилию помню. Покуда!
– Покуда. Верно-с.
– Никогда, признаюсь, таковой не случалось слышать.
– В Малороссии не бывали?
– Как-с?
– Странно это, сударь мой. Всё-то вам повторяй по два раза. Как-с да как-с. Да вот так-с. Бывали вы в Малой России, или Малороссии, или в Хохландии, где хохлы живут?
– Нет, не бывал.
– Ну вот, оттого, вишь, моя фамилия, древняя и дворянская, или казаческая запорожская, вам и кажется странной. Покуда – стариннейший род. А что кажется вам удивительной – верю. У нас в Хохландии есть древний род казаческий, и фамилия его: Убий-Собака. Заметьте: собака, а не собаку. Это – разница. А отчего вам не кажется чудна фамилия Козельский? И Козёл, и Козла… Ну-с, а имя и отчество своё я вам повторяю: Вавилон Ассирьевич. Ничего сие наименование вам не напоминает?
– Как-с?
– Ну вот опять: как-с. Если вы эдак всегда сказываете, то вас могут прозвать: князь Какс Никитич Козельский… Но будет переливать нам из пустого в порожнее, или воду толочь. Сказывайте. Есть у вас дядюшка родной?
– Есть.
– Он же и ваш крёстный отец?
– Да-с.
– И он же очень богатый человек. И он же вас знать не желает. Верно ли?
– Действительно, – начал бьло Сашок, но гость перебил его и удивил.
– И дабы вы не могли наследовать после него, как требует закон и справедливость, он сделает завещание в пользу какой-то девки-полутурчанки. А так как вотчины родовые, да кроме того, турки обоего пола не могут владеть ни родовыми поместьями, ни тем паче крепостными людьми, то дядюшка ваш всё должен продать, денежки наличные скопить и из рук в руки девке-полутурчанке отдать… Известно ли вам это обстоятельство?
– По правде сказать, я этого всегда ожидал, – ответил Сашок.
– И вам на это наплевать?
– Как-с?
– Ну вот опять: как-с! Я вас спрашивал. Вас, князя Какса Никитича… Виноват… Князя Александра Никитича Козельского, неужели вам всё, всё равно? Что нет ничего!.. Плевать! Вы палец о палец ударить не можете, чтобы спасти родовые вотчины от дурашной продажи, не потерять огромное наследство.
– Да что же я могу!
– Всё можете! Всё!
– Извините. Ничего не могу-с. Я дядюшку почти никогда в жизни не видал, то есть видел ещё в ребяческие года и не помню.
– Зачем же вы не едете сами к нему теперь на поклон, по вашей племяннической должности? Чего же вы хотите, чтобы он сам к вам явился с поклоном? А он теперь здесь, в Москве. Ради коронования.
– Я бы поехал, – ответил Сашок, подумав, – но он, я знаю, меня очень нехорошо примет. А то и вовсе не захочет видеть… Обидит. А то прогонит, на глаза не пустивши. А я, в качестве офицера, такового с собой обхождения допустить не могу. Нет уж, Бог с ним!
– Ну, если дело обстоит эдак, сударь князь, – заявил гость, – то, правда, делать нечего… Тогда надо инако вам взяться. И вот я – Ассирий Вавилоныч Покуда, – хочу для…
– Вы сказывались Вавилоном Ассирьевичем, если я не ослышался? – удивился князь.
– Нет. Вы ослышались. А вот теперь слушайте в оба, – весело смеясь, но резко произнося слова, ответил гость. – Я хочу в качестве ходатая по делам тяжебным, ябедным и иным предложить вам мои услуги. Желаете?
– Право, не знаю. Что же вы сделаете?
– Я-то?.. Да я всё сделаю. Я все законы, какие есть в империи и какие были, всё знаю, как вы знаете аз, буки, веди… Мы начнём судиться с князем Александром Алексеевичем и заставим его вам, как племяннику, уделить хоть половину всех его родовых поместий. Ведь он, Козельский, что холостой, бездетный… Вы последний отпрыск, или единственный потомок той же княжеской линии. Стало, по закону всё должно быть ваше.
– Нет-с. Я думаю и размышляю иначе, – заявил Сашок холодно. – Дядюшка до своей женитьбы имел небольшое состояние, такое же, как и мой родитель… У дедушки моего, их родителя, было всего три вотчины… А если дядюшка теперь богач, то потому, что женился на богатой особе и наследовал после её смерти да затем сам приумножил всё, что ему досталось. Стало быть, все его вотчины и капиталы не родовые, а благоприобретённые. А как таковые, он имеет право отдать или подарить всё, что имеет, кому только вздумается.
– Хотя бы и девке-полутурчанке…
– Хотя бы даже самому султану турецкому, коего он никогда не видал, а не только красавице девице, которая пользуется его расположением вот уже сколько времени и, со своей стороны, вероятно, не раз доказывала ему своё к нему расположение, как близкое лицо.
Гость глядел на молодого князя, разинув рот от искреннего удивления.
– Так вы вон как рассуждаете? – выговорил он наконец.
– Да-с. По совести и по здравому уму… Будь я на его месте – я поступил бы так же…
– Скажите пожалуйста? – уже вне себя от изумления воскликнул гость. – Вы и судиться-то даже не хотите, а я, глупая голова, понадеялся… Я к вам явился, полагая, что вы мне дадите ваше согласие даже и на то, чтобы князя-дяденьку похерить каким-нибудь снадобьем… Так в рюмочку малость самую подболтать, дать хлебнуть и наследовать.
– Что-о? – вскрикнул Сашок. – Да как вы смеете мне эдакое…
– Не кричите…
– Как вы смеете мне, – ещё громче закричал Сашок, – мне, дворянину и офицеру, эдакое говорить. Если вы сами мошенник, вор и убийца, так не смейте других с собой равнять.
У молодого князя, как у многих добрых и кротких людей, гнев проявлялся припадком. Взволнованный и пунцовый, он встал со стула и выкрикнул:
– Пожалуйте! Вон пожалуйте! Вон! Вон!
– Да чего вы, Какс Никитич, расходились? Вам человек добра желает, предлагает богатым стать… А вы на дыбы. Ведь у вас гроша за душой нет. Хорош князь, в онучах. А похеривши, к примеру, каким снадобьем дяденьку, вы сразу богач… Подумайте.
– Ах ты, приказное семя! – заорал Сашок. – Да что мне тебя, зарубить, что ли? Как собаку?! Вон! Пошёл вон! – орал он, наступая на гостя.
– И пойду, пойду. А коли одумаешься, горячка, то пошли за мной, – равнодушно выговорил гость. – Вот тебе и моё прописанное предложение. Авось поймёшь.
И, положив на стол лист бумаги, сложенный вчетверо, гость пошёл из комнаты, усмехаясь. Но не только не злобно, но как-то добродушно, как если бы с ним случилось здесь что-либо приятное.
На крыльце он крикнул зычно:
