найдет вескую причину, по которой его присутствие на Сэйларе больше не понадобиться. Да, как только все было готово, и стало понятно, что он все равно пока не может находиться с Лэей в свободном астрале, он решил, что его место здесь!' — А ты что не спишь? — послышался недоуменный вопрос от входа в пещеру, и в сером сумраке появился профиль мохнатого малыша. — Я иду вас переворачивать, а ты уже проснулся? Я хорошо тебя переворачивал, однако!
Женька чуть помолчал, улыбаясь, и сказал:
— Хлюп, здравствуй! Как я по тебе соскучился! — и почти мгновенно оказался в мохнатых объятиях.
— Женя! — воодушевленно воскликнул малыш. — Ты почему менялся на Зара?! Не уходи больше. Без тебя скучно, однако!
— Да что ж я такого веселого делал? — удивленно спросил Женька. Он не мог понять, как малыш так точно определил подставку, когда Зар возвращался в свое тело на один день. Странно, но его переполняла прямо-таки какая-то родительская гордость.
Ведь Лэя говорила, что с лонками никогда не бывало такого, чтобы они начинали скучать по кому- нибудь другому, кроме их хозяина.
Хлюп, привалившись к нему, ворчливо промурлыкал:
— Чего, чего! Не знаю, однако. Только без тебя как-то не так все.
Если верить поговорке: 'Устами младенца глаголет истина', то слова Хлюпа можно было считать похвалой высшего разряда. Женька пообещал, шепнув в пушистое ухо:
— Теперь я надолго пришел! Не переживай!
— Правда?! — Хлюп оттолкнул его на свои коротенькие вытянутые руки, пытаясь рассмотреть в сумерках пещеры Женькины глаза. — А не врешь, однако?
— Не вру! — Женька уже тихонько смеялся. Как же легко и, в то же время, трудно убедить этого малыша. Вот и сейчас, он спокойно удовлетворился ничем не подкрепленным Женькиным утверждением, что вернувшийся пришелец не врет. А ведь, на самом деле, Хлюпа было не провести — он интуитивно, по детски, слышал не сам ответ, а то, как он был произнесен. И такое бывало уже и раньше. Женька вспомнил, как малыш первый не выдержал психологического дискомфорта в Венле. Да, нельзя кривить душой с любимыми женщинами и детьми, если хочешь, чтобы тебя ответно любили. Потом Женька вспомнил, зачем Хлюп сюда шел. — Слушай, Хлюп! Так грибов захотелось, ты не сходил бы на разведку, а ребят и я попереворачиваю с боку на бок.
Хлюп аж подпрыгнул, радуясь такому заданию, и до Женьки только донесся частый топот его убегающих ног. Женька же повернулся к ребятам и аккуратно повернул тело Ренка на другой бок. Потом подумал и подхватил легкое тело своей спящей красавицы, перенеся его на лежанку, расположенную ближе к выходу из пещеры.
Бережно положив ее на другой бок сам уселся полулежа рядом и стал рассматривать мельчайшие подробности ее лица. Глаза были плотно закрыты на густую щеточку длинных и темных ресниц. Он любовался тонким носом и чувственными губами, словно созданными для того, чтобы их целовали. Его всегда удивляли ее светлые веки. Он вплотную приблизился к ее лицу, чтобы рассмотреть мельчайший белый ворс и даже осторожно провел пальцем по нему. Блестящий атлас был гладким, когда он проводил вверх и немножко шершавился, при движении пальца вниз. Он осторожно разгладил нарушенный шелк века движениями вверх и к вискам. Такой же белый шелк был и ниже подбородка, а на щеках, золотистый бархат начинался постепенно, почти совпадая с цветом светло-загорелой кожи. Затем он попытался проследить полосу светлого оттенка идущую по виску и теряющуюся в гриве мягких волос, из которых выглядывал уголок симпатичного коричневого ушка, увенчанный маленькой, темной, ворсяной кисточкой. Волосы в ее прическе были недлинные, достигая сантиметров десяти, но густые и шелковисто-мягкие. Ощупав свою, вернее Зарову щетину, Женька убедился, что далеко не у всех сэйлов были такие шелковые волосы. Они росли ото лба, как и у людей, но продолжались на задней стороне шеи, чуть спускаясь между лопаток темным шлейфом мягкой волнистой гривы.
Дальше рассматривать принцессу мешала походная одежда. Так что Женька стал рассматривать руки и ноги юной прелестницы, заодно немного меняя их положение, чтобы не затекала кровь. Узкие ладошки и длинные пальчики были вполне земными, только более узкие и длинные ногти придавали руке необычность, к которой он уже начинал привыкать. А вот тыльная сторона ладони была просто произведением искусства — она была покрыта все тем же белым атласом шелковой шерстки. Но белый цвет не просто вызывал ощущение одетых атласных перчаток. От золотистого запястья по тыльной стороне ладони в направлении пальцев шли три золотых луча, придавая руке неземную красоту и изящество. Женька бережно держал ее кисть в своих ладонях. Ему казалось, что любая неосторожность может нарушить эту гармонию. Его сердце вдруг резануло воспоминание, об уродстве, нанесенном этим ручкам безжалостными путами. Он внимательно осмотрел запястья и, к огромному своему облегчению, не нашел никаких следов. Положив бережно ее руки, он перешел любоваться Лэиными ножками — она сбросила обувь и сейчас они были оголены по щиколотку. На них повторялся тот же рисунок, что и на руках, и такие же, чуть удлиненные ноготки на маленьких пальчиках были аккуратно пострижены. Женька со стыдом воззрился на свои когтищи, стриженные им последний раз в Венле и подумал, что надо бы соответствовать принцессе в чистоплотности.
Потом он решил проверить у принцессы пульс и, взяв ее за запястье, долго не мог ничего найти. Немного запаниковав, он аккуратно повернул ее на спину и прильнул ухом к груди. Под тонкой тканью походной туники тихо, но отчетливо слышались удары сердца. Женька вздохнул с облегчением. Он вдруг почувствовал, что прижимается щекой к упругому бугорку девичьей груди. Его обдало горячей волной, и вся его объединенная земная и сэйларская мужская природа взыграла в нем буйным ураганом. Он с трудом оторвался от груди принцессы и заставил себя навернуть чуть не бегом круг по пещере, прежде чем сознание полностью вернулось к нему.
Вернувшись, он опять повернул тело Лэи на бок и улегся напротив, просто любуясь чертами милого ему лица, только иногда слегка поглаживая ее по щеке, волосам или руке. Вдруг губы принцессы растянулись в улыбке и глаза распахнули мохнатые створки ресниц, заиграв веселыми искорками в изумрудах глаз.
— И долго ты тут на меня любуешься? — шепнула Лэя.
— А долго ты за мной подсматривала? — обеспокоено подумал Женька, соображая, как выглядело со стороны прослушивание пульса и беганье по пещере.
— Да, нет! — успокоила его Лэя. — Я просто посмотрела, как ты тут на мое тело наглядеться не можешь, так сразу приревновала к нему и сюда нырнула. Так оно лучше будет!
— Да, ты права — так гораздо лучше! Мне явно не хватало твоих глаз. Кстати, я не подумал, как Ренк вернется — он там не заблудится один?
— Скоро будет. Зар обещал его в лучшем виде доставить.
— Ну, рассказывай, кого ты посетила? — поинтересовался Женька.
— Ой, наверно всех, кого хотела! С мамой и папой так хорошо посидели! В общем, я в полной боевой готовности!
— Отлично, тогда дожидаемся Ренка из астрала и Хлюпа с грибами, перекусываем и возвращаемся к твоему дому!
Они весело вскочили и побежали заниматься сворачиванием лагеря. Их не пугала перспектива трудного и опасного похода в неизвестность — главное, они снова были вместе.
Лэя опять сумела удивить Женю. Они сидели друг против друга в библиотеке на чердаке Лэиного дома и изучали книги, лежащие перед ними на столе. Оказалось, что Лэя знала о стране Высоких Горизонтов не меньше, а даже больше, чем ангелы.
Сейчас перед ними было три книги, раскрытых на рисунках, изображающих план этой загадочной области материка Эрианы. Назвать картами эти каракули, не поворачивался язык. Но несомненные совпадения говорили о некоторой точности сведений. И одним, самым важным совпадением Женька считал изображение длинного мыса, почти полуострова, далеко вдающегося во внутреннее море. Мыс располагался
