Каково же было ее удивление, когда она увидела одинокого темноволосого юношу, стоящего в углу классной комнаты с закрытыми глазами и играющего непонятно что, непонятно кому.
Она тихонько опустилась с цыпочек на пятки, почти не дыша и боясь нарушить это очарование музыкой.
И все-таки она нашумела. Не совсем она, а оставшаяся открытой дверь, которая вдруг со скрипом стала закрываться. Шура кинулась к ней, но не успела, и та, влекомая сквозняком, с треском влепилась на свое место. Музыка оборвалась на половине фразы. Очарование рассыпалось хрустальным бисером и спряталось в темных углах комнаты. Но в душе осталось ощущение чистоты, как после волшебного летнего дождя, а еще чувство наполненности чем-то прекрасным.
Шурочка с испугом обернулась и осторожно взглянула на молодого человека. На его лице мелькнула досадливая гримаса, тут же сменившаяся удивлением. Нельзя сказать, чтобы юноша был божественно красив, но и уродом он определенно не был. Больше всего поражали его глаза. Не размером или цветом, а внутренней сосредоточенностью. Они все еще были там, в этой прекрасной мелодии, как будто юноше не было дела до всего окружающего, в том числе и до представительницы прекрасного пола, стоящей перед ним. Этот взгляд подкупал своей искренностью, в нем не было той обычной фальши и светского лоска, которым маслянились взоры лакированных кавалеров на балах. Чувствовалось, что юноше просто не было дела до всей этой мишуры.
— Простите, сударь… я Вам помешала заниматься, — смутилась Шурочка, пытаясь оправдаться. — Я просто не могла пройти мимо. Я никогда такого не слышала.
Повисла неудобная пауза. Видимо до юноши вдруг дошло, что перед ним стоит очень привлекательная молодая особа, и он уже заинтересованно вгляделся в лицо девушки.
Шурочка, заметив внимание молодого человека к ее персоне, еще больше смутилась и опустила глаза. Она вдруг почувствовала, что стандартные фразы, вызубренные на занятиях по светскому этикету, будут звучать здесь фальшиво, а искренне говорить с незнакомым молодым человеком, да еще один на один, оказалось очень непросто.
— Спасибо за комплимент, сударыня, — наконец юноша окончательно вернулся на землю и помог сконфузившейся девушке. — Право, я еще только учусь, правда, уже самостоятельно. Вас наверно удивило мое присутствие в женской гимназии, но в нашей, по-соседству идет ремонт, и музыкальные классы временно подселили к вам.
— Да, я слышала, — Шурочка радостно подхватила удачную общую тему. — Это так забавно встретить на занятиях молодых людей! А то уж больно наше заведение со своими строгими надзирательницами на монастырь смахивает.
— Это верно! Сколько было споров и пререканий, прежде чем на это подселение решились. Будто юноши и девушки дикие звери, которым никак не ужиться друг с другом! Тем более что в консерватории обучение совместное, и никто при этом не кусается.
— Простите, а чью вы мелодию исполняли? Она не повторялась. Неужели это импровизация?
Настала очередь смутиться юноше, он даже немного покраснел, но довольно признал:
— Да, это в основном импровизация. Ну, может, пару элементов стащил откуда-то. Я люблю так, для себя пофантазировать, когда не надо думать, правильно ты что-нибудь исполняешь или неправильно.
— Забавно! — улыбнулась Шура. — А мне показалось, что все было правильнее некуда.
То есть правильность тут ни при чем. Правильность нужна для таких, как я, когда мы усердно молотим пальцами по клавишам. А такую музыку, как Ваша, правила наверно убьют наповал. Нет, это просто чудо! Как жаль, что эта дверь хлопнула, а я ее прозевала! Вы когда-нибудь еще будете так играть? Я чувствую, что хочу услышать вновь эту музыку.
— Ну, Вы меня совсем захвалили! Хотите, я еще Вам сыграю?
— Ой, мамочки! — до Шуры вдруг дошло, что она безвозвратно опаздывает к семейному ужину. — Что папенька скажет?! Я же уже и так опаздывала.
— Простите, что задержал Вас, — в голосе юноши послышалась искреннее сожаление.
Шура уже метнулась к двери, когда вдруг резко остановилась. Тон последней его фразы разбудил целый каскад мыслей. Они, действительно, два чокнутых — даже не представились друг другу, как положено. И потом, как она его найдет снова?
Почему-то она даже не удивилась своему порыву и тому, что неприлично с первой же встречи цепляться за молодого человека. Обернувшись, она поняла, что у юноши с губ готов сорваться тот же вопрос, и ей осталось только одобрительно улыбнутся.
— Простите, я даже не представился! Александр Левашов, студент консерватории, а в гимназии репетирую в классах по старому знакомству, — юноша улыбнулся в ответ девушке и изобразил легкий вежливый поклон. Шурочка не могла удержаться от смеха:
— Как странно! И я Александра, учусь на последнем курсе этого богоугодного заведения!
— Ну, в этом нет ничего удивительного! — улыбаясь, ответил скрипач. — Даже император уже третий по счету Александр, так что не зазорно и нам. Называйте меня просто Саша — так привычней.
— Давайте перейдем на «ты»! А меня все Шурой или Шурочкой зовут! А как я тебя смогу найти еще?! — видимо спешка заставила ее ляпнуть фразу, которую никакая воспитанная девушка никогда не должна себе позволять, но пугаться и что-либо соображать по этому поводу времени у нее уже давно не было.
Парень немного опешил от такого вопроса, но, пребывая в том же цейтноте, без церемоний ответил:
— А здесь теперь и буду почти каждый день с обеда, если не выгонят — репетировать все равно больше негде.
— Пусть только попробуют! А я примерно в тоже время в изобразительной мастерской пропадаю. Это в следующем здании на втором этаже. Туда теперь юношей тоже пускают после этого объединения. Было очень приятно познакомиться! Я побежала! — И не дожидаясь прощальных фраз, Шура с обреченным вздохом бросилась в пробежку до дома…
Она опоздала на целых полчаса к ужину. Да еще десяток минут ушел на то, чтобы привести себя хоть в какой-то порядок. Нянечка только укоризненно вздыхала, бормоча про то, что все уже переволновались и сколько же ее можно ждать. Не «лихача» же за ней посылать? Она осторожно вошла в обеденную залу, внимательно рассматривая узор на дубовом паркете. Папеньке в глаза было лучше не смотреть…
Дождавшись тихого маменькиного приказа: 'Быстренько на свое место!', Шурочка прошмыгнула за стол, отгородившись от родителя маминой прической, и тихонько перевела дух: 'Кажется, пронесло!'. Ерофей, чинно приблизившись сбоку, уже подавал ей какой-то французский луковый суп. Их кухня претерпела сильные изменения после их поездки по Европе, и периодически приходилось выдерживать эти мамины гастрономические нововведения. Ну, как она не понимает, что лук французы едят с голодухи? Ведь в нем ничего, кроме кожуры нет!
Ее размышления над тарелкой были прерваны самым странным образом. Она не заметила, как разговор родителей зашел о ее планах на будущее.
— Шура, ты понимаешь, что вопрос о твоем замужестве больше нельзя откладывать в долгий ящик? Мама не раз тебе уже об этом говорила. Ты, извини меня, но в твои восемнадцать недолго и в старых девах остаться! — папенька как-то неумно усмехнулся. — Ты должна понимать, что дело это не шуточное и в нашем положении я просто не могу все пустить на самотек. Что ты можешь на это сказать?
— Не знаю папенька. Конечно, на балах немало симпатичных юношей. Но так, чтобы к ним серьезно относиться? Они все какие-то кукольные, ненастоящие.
— М-да, я не хочу быть старорежимным самодуром и заставлять тебя выходить замуж за лучшую партию, исходя только из своих соображений, но и абы за кого ты замуж не пойдешь. Вот тебе задача на завтрашний вечер — у князей Юсуповых прием по поводу двадцатилетия их сына. Там будет много молодежи. Княжной тебе, конечно, не стать, но обрати внимание на трех неплохих кандидатов на твою руку и сердце, которых укажет тебе мама. Я соглашусь на любого.
— Хорошо папенька! — пролепетала Шурочка, пришибленная этой новостью, как обухом по голове. Как же это так она проворонила собственное замужество? И с кем ей придется разделить свою жизнь? Перед глазами почему-то всплыл задумчивый взгляд Саши. Вот к кому лежала душа. А ведь они не пообщались и десяти минут! Она попыталась вспомнить своих многочисленных бальных кавалеров, но все их
