коррупции у судей, как сегодня, не наблюдалось… Так вот, как раз с делом моего коллеги Эдуарда Сафронского, которого я защищал в эпоху каратаевщины, и связана одна из наиболее драматических страниц моей биографии.
Сафронский помимо прекрасных профессиональных качеств обладал ироничным, порой язвительным умом и редкостной общительностью. Он мог сказать громко о каком-то судье: «А это мой старинный друг, мы вместе учились…» В таком стиле. Эта «звучность» Сафронского привела к тому, что на него обратили внимание определенные структуры. Следственные органы заподозрили, что он получал от клиентов деньги и создавал впечатление, будто эти деньги станут не только его гонораром… Полная ахинея! Но ситуация сложилась зловеще не только для моего клиента, но и лично для меня.
Одна из свидетельниц со стороны обвинения заявила, что накануне к ней приходил некто, предлагавший за мзду изменить показания. Этот человек, по ее описанию, походил на меня. В ответ на вопрос, видит ли свидетельница этого субъекта в зале заседаний, она прямо показала на меня. И добавила: «И ботиночки у него были те же, я на них внимание обратила». Эту ложь нужно было немедленно опровергнуть, и я предпочел обороне атаку. Стал уточнять, когда и в какое время у нее был посетитель. Она уверенно сказала, что вчера, около семи вечера. Это может подтвердить и ее муж. Тогда я потребовал его вызвать и допросить, а после подтверждения им времени прихода неизвестного стало ясно, что это неправда, поскольку «вчера» я провел на глазах у огромного количества людей. Сперва участвовал в судебном заседании, потом прямиком на партсобрание, где делал доклад. Упоминание этого партийного собрания и поломало доводы дамы: дескать, видимо, произошло какое-то редкостное совпадение во внешности… Сафронского полностью реабилитировали.
В тот же год я провел шесть подобных дел! Никто из моих коллег не оказался осужденным к лишению свободы.
— Он, председатель совета директоров Красноярского алюминиевого завода, был истинным хозяином края. В прошлом спортсмен и преподаватель физкультуры, Анатолий Быков навел в 90-е годы порядок в крае. Его боялись… Но при этом Быков слыл большим меценатом, построил в Сибири три храма разных конфессий...
Напомню, на выборах в крае в 1998 году Быков поддерживал Александра Лебедя, генерал легко победил и занял пост губернатора. Тогда-то двум медведям и стало тесно в одной берлоге… С каждым днем разногласия становились все заметнее. Вскоре Лебедь публично объявил, что Быков вор и поэтому должен сидеть в тюрьме. Органы расценили это как команду «фас!» и возбудили дело. Когда был убит один красноярский предприниматель, кое-где тут же «возникли подозрения», что Анатолий Петрович к этому причастен. Следователи не утверждали, что он сам убивал, но недвусмысленно намекали, что алюминиевый магнат мог быть заказчиком. Тут же обнаружились и показания, косвенно подтверждающие причастность Быкова к преступлению. Якобы именно в его доме состоялся сговор на убийство. Там же, дескать, спрятали и пистолет, из которого был застрелен несчастный предприниматель.
Для меня было ясно, что дело дутое, но Интерпол задержал Быкова в Венгрии. Вскоре его экстрадировали в Россию. Мы обращались в суды Красноярска с ходатайствами об освобождении Быкова из-под стражи, он никогда ранее не привлекался к уголовной ответственности, за него ручались уважаемые люди. И суд в конце концов внял этим просьбам. Это вызвало гнев у Лебедя. «Какая же б...ь посоветовала ему обратиться к Падве?» — спросил генерал свою помощницу. И услышал в ответ: «Она сидит перед вами...» Дело в том, что эта женщина ранее работала в Москве, где занимала видный пост на телевидении. Телевизионщики, которых на фестивале в Красноярске принимал Быков, восторженно о нем отзывались. Кстати, по их просьбе я и принялся защищать тогда Быкова...
Итак, дело застопорилось, и тут прокуратура решила начать против моего клиента новое дело. Так получилось, что доверенным лицом Быкова в ту пору, когда он находился за рубежом или сидел в тюрьме, являлся Павел Струганов по прозвищу Паша Цветомузыка. Он, кстати, и заключал договор с нами, адвокатами. Он же и стал главным действующим лицом в новом деле. Быкова обвинили в том, что он нанял киллера — некоего Василенко — для убийства Паши Цветомузыки. И якобы произошло это как раз перед тем, как Быков поручил своему облеченному доверием человеку — тому же Струганову — координировать свою защиту. Невероятное противоречие с обвинением!
Дальше — больше. Следствие пошло на инсценировку убийства! Причем сразу двух человек: Паши Цветомузыки и его приятеля Исмендирова. На этот раз — в Москве, на Кутузовском проспекте. На всю страну растрезвонили, что нашли трупы. Налетели журналисты, телевидение. У них на глазах выносят из подъезда завернутые в какой-то полиэтилен два тела и увозят.
Мне все это изначально показалось подозрительным. Едва обнаружили трупы и тут же стали выносить их с места преступления. По правилам должны были приехать следователи, осмотреть место происшествия, опросить потенциальных свидетелей… Затем должен прибыть судебно-медицинский эксперт. Это кропотливая, многочасовая работа. А тут трупы сразу вынесли! Причем вперед головами, а не ногами, заметьте!
Обо всех этих неувязочках я заявил публично. Сообщил, что никто не видел лиц убитых, что трупы увезли в морг на «скорой помощи», а не на специальной машине… Мои сомнения переросли в уверенность: это спектакль, не более того. Позднее, познакомившись с делом, я увидел — это и в самом деле фальшивка. Впрочем, работники милиции и правда выносили двух людей. Только не Струганова с другом, а сотрудников МВД — живых, согласившихся сыграть роль покойников. Для чего была необходима вся эта катавасия? А для того, чтобы после этой инсценировки Василенко мог приехать к Быкову с диктофоном в кармане. Нужно было уличить его в том, что он действительно сделал заказ на убийство.
Запись беседы, сделанная тогда, по моему мнению, скорее опровергала причастность Быкова к преступлению, а не доказывала ее. Увидев Василенко, Быков поражается: «Ты что тут делаешь?» Киллер в ответ: «Ну вот, я Пашу убил». «Так это ты? — еще больше удивляется Быков. — За что?» — «Так он что-то вроде против тебя мутил», — крутит вокруг да около Василенко. Он не говорит: ты мне сам поручил, заказ сделал! Но в процессе разговора, когда Василенко спрашивает, что ему теперь делать, Быков дает совет: беги, удирай. Таким образом, как бы поддерживает убийцу — и Василенко, раскрученный милицией, принимается давать против Быкова показания. В конце концов дело против Быкова направили в суд. Дело рассыпалось на глазах, и в итоге судьи решились на невероятное. Быкова признали виновным в организации покушения на убийство, но наказание определили условным с испытательным сроком в несколько лет и освободили его из-под стражи. Вдумайтесь только: человек вроде бы причастен к организации тяжелейшего криминала, а его выпускают с испытательным сроком. Абсурд!
С приговором Мещанского суда Москвы мы не примирились и обратились с жалобой в Страсбург, в Европейский суд по правам человека. Он признал, что Быков незаконно содержался под стражей, и присудил России выплатить более двадцати тысяч евро. Как адвокат я, казалось бы, мог радоваться победе. Но мне было горько: доколе российские налогоплательщики еще будут платить по счетам наших правоохранительных органов, не соблюдающих законы?
— Да, я одним из первых в России начал вести такие дела. История с наследством Шаляпина была особенно громкой. Дело это длилось более двух лет и закончилось нашей безоговорочной победой. Моими доверителями были Музей музыкальной культуры имени Глинки и Павел Пашков, ученый, доктор физико- математических наук, душеприказчик дочери Шаляпина Ирины Федоровны. Они обратились в суд с иском о защите чести, достоинства и деловой репутации к газете «Рабочая трибуна» и к автору, напечатавшему в ней статью. Суть конфликта такова: газета написала, что Шаляпин оставил своей дочери Ирине Шаляпиной-Бакшеевой большое наследство в виде драгоценностей, картин, икон. Ирина же, драматическая актриса, которая была замужем за художником Павлом Пашковым — в этом роду все мужчины Пал Палычи, — в свою очередь распорядилась после ее смерти передать все отцовские ценности указанным в ее завещании не только родственникам, но и музеям, школам… Однако, по версии «Рабочей трибуны», часть коллекции Шаляпина исчезла. Якобы Пашков недобросовестно распорядился наследством. Недвусмысленно намекалось и на то, что музей имени Глинки в Москве, где хранилась часть шаляпинского наследия,
