ходят. Но на большое войско челнов да лодий озерных не напасешься. Не тащить же их с собой через волоки. Зимой только и можно город тот в осаду взять. Зимой, когда амбары городские от зерна ломятся. Когда воям новгродским только и остается на стене блины трескать, да насмехаться над незадачливым супротивником. Потому как побежит он восвояси несолоно хлебавши, нежарко поспавши, едва пригладит весеннее солнышко пушистые лесные сугробы тонкой ледяной корочкой. А не сбежит — ему же хуже. Запрет половодье войско на малых клочках сухой земли, и выйдут тогда северные охотники на легких челнах за добычей. Хороши будут к пиву новгородскому раки, откормленные чужими головами. Не взять Киеву Новгород, да только Новгороду выгоднее Киеву подать платить. Киев со степняками договор держит, да и с ромеями. А у них память короткая, без меча и забудут поди. А меч тот денег стоит. Так лучше платить Киеву и ходить в далекий Царьград наравне с полянами, чем самим в таких далях мечом махаться. У Новгорода поди и на Варяжском море ратных дел хватает с нурманами. А княжич киевский все одно в граде сидит не по своей воле, но по Правде Новгородской, что без веча ему и почесаться не велит…
Размышления Ильи были прерваны налетевшим шумом, гамом. Из-за деревьев выскочил Гулята:
— Пришли деревенские-то.
— Много ли всего набралось?
— Да с сотня будет.
— Ну вот и ладненько. Отдыхаем, готовимся, а как стемнеет — ударим.
Гулята задумчиво почесал корявой пятерней лохмы.
— Страшно в драку-то лезть. Нас и полторы сотни не наберется супротив трех сотен. Твои-то еще ничего, ратники, а деревенские не сдюжат — непривычные.
— А не будет драки. Я как думаю: степняки сидят, пыжатся, представляют, что много их. А сами только и думают, как бы сбежать поскорее. Ежли сюда какой воинский отряд придет, так всех перебьет. Ночью наскочим, заорем, напугаем, так они без боя улетят. И то еще смекни: степняк силен с луком, с копьем, на коне. А ночью лук — не оружие. И копьем они пешие управляются плохо. Сдюжим. Они коней весь день гоняют туда-сюда, чтоб городские думали, что тут их — сила. А ночью им приходится коней пасти, да и самим отдыхать от дневных бегов. Вот мы их и прижмем на отдыхе.
Илья лежал в двухстах шагах от ханского шатра — настоящего ханского, не обманного, сжимая в руках дубину. Сам днем еще выбрал молодой дубок, пару раз махнул топором по корням, выдернул, ветки срубил. Подобраться к степнякам незаметно — много времени ушло, почитай вся ночь. Да оно и к лучшему. Предутренние часы самые для нападения подходящие. Боится человек ночи-то. Знает, что темнота не несет в себе зла, а все одно боится незнамо почему. Потому в начале ночи тревожится, вслушивается, всматривается. А к исходу устает, да и ночь если прошла без плохого, то кажется что все, пережил страшное время. Вот уже и светлый день близок. Тут его и бери усталого, духом ослабевшего. Все свои уже заняли нужные, еще с вечера определенные места. Осталось только сигнал подать. Вот только озноб какой-то непонятный тело бьет, да и пузырь переполнен — отлить бы. Страх, неужто? Первый бой настоящий, до сего момента только мечталось о лихих поединках, славе, мести. И вот оно на деле как: трясет, как от холода, хотя сам в поту, и отлить позарез хочется. Да нельзя уже. Время! Илья набрал полную грудь воздуха, не заботясь уже о тишине.
— У-а-р-р-р-а! — разорвал ночь страшный медвежий рев.
— У-а-р-р-р-а! — раздался ответ.
Кричали отовсюду. Десятки мужиков, страшных и огромных, в вывернутых мехом наружу тулупах, в высоченных меховых шапках вскочили вдруг как из земли и бросились на степняков. Илья тоже поднялся и устремился к шатру. Смутным силуэтом выкатился навстречу проморгавший нападение часовой. Напрасно он — Илья махнул дубиной, и на лицо его брызнуло теплым. Тело стало легким, бешеный восторг и жар так распирали грудь, что нужно было немедленно выплеснуть их, чтобы не взорваться. У-а-р-р-р-а! А на Илью уже наскочили трое. И ведь как нарочно попали под один гибельный мах тяжелого дерева. Троекратный хряск, толчки в руку — сами напросились! У-а-р-р-р-а! Звона металла не слышно в ночи, одни лишь глухие удары. Почти все мужики вооружились для ночного боя, как и Илья, длинными дубинами. Шатер уже близко. У-а-р-р-а! Тяжелый топот слева — налетают двое на конях, с копьями. Широкий мах — дубина полетела битой в гигантские городки. И тут же безоружный Илья нос к носу столкнулся с выскочившим из шатра ханом. Легкая сабелька жалобно звякнула о броню левого предплечья, принявшего удар, а громадный кулак правой с треском вошел в переносье противника. В шатре пусто. Проскочив дальше, Илья остановился — нет больше никого. Машинально сунув саднящий кулак в рот, с отвращением сплюнул мерзкий вкус чужой крови. Крики, конский топот быстро укатывались прочь. Еще с вечера договорились бегущих не преследовать. Конных не догнать, а пеших в темноте вылавливать — тоже напрасный труд. За спиной уже все стихало, удары стали реже, слышался надсадный вой какого-то раненого. Неужели все? Вроде можно и отлить, а… не хочется уже. Кажется, первый в жизни бой выигран. Хан убит, войско его бежало. Без предводителя они теперь не соберутся, не вернутся назад. Будут стараться не попадаясь на глаза, поодиночке или малыми группами, уйти за валы, что отделяют землепашцев от Дикого поля.
Вокруг Ильи рождались из мрака светлые фигуры — собирающиеся к предводителю мужики скидывали тулупы и исходили паром от взмокших рубах. А темнота уже становилась серо-прозрачной, восток из черного стал синим.
— Осмотреть стан, искать своих раненых, чужих добивать — нам полон не нужен. Добычу собирайте, тащите к шатру.
К рассвету Илья уже знал результаты первого своего столкновения с кочевниками. За хана и три десятка мертвых степняков заплатили малую плату — двое из мужиков напоролись на копья насмерть, да десяток легко порезанных. Толстую зимнюю одежку не так просто легкой сабелькой прорубить, хотя запарили эти тулупы мужиков смертельно. Но пар — не меч, костей не ломит. Из своего отряда никто не был даже ранен, если не считать раной поцарапанного о ханскую мисюрку кулака Ильи. Своих броня спасала и выучка, а мужикам немало помогло выиграть бой необычное оружие. В ночном бою, когда противник выскакивает неожиданно из темноты, копье несподручно — его рожном нужно повертывать. А дубиной-то из любого положения да любым концом изумить можно. Днем, конечно, да против настоящего витязя, дубина — не оружие. Но для ночного разбойного нападения в самый раз.
Добычу взяли малую. Кони почти все разбежались, когда лучшие вои из отряда Ильи ударили на табунщиков. Немного золота с серебром в ханском шатре, провиант, одежда с убитых, разбросанное оружие. Илья самолично выделил особые доли семьям погибших да раненым, а остаток почти весь разделил между мужиками. Своим взял лишь лучшие луки и кой-какое другое оружие.
Солнце уже подошло к полудню, когда сторожа Черниговские увидели неспешно подъезжающего к воротам могучего витязя на огромном коне. Оказавшись у ворот, витязь гулко застучал рукоятью булавы:
— Эй, открывай, засони Черниговские!
— А кто ты таков, чтобы тебе ворота открывать? Посол, что-ли, от ханов?
— Да можешь и послом назвать, пока я сам тебя не послал далеко. А хана я вам везу на разговоры. — всадник махнул рукой.
За стеной раздался металлический звяк. Ишь, камнем мощеная у них улица — отметил Илья. А старший караула с изумлением увидел на городской мостовой голову в мисюрке с разбитым усатым лицом.
— Эй, да открывай же! — снова раздался крик из-за стены — Нет уже степняков, разбежались все!
— А кто их прогнал? Ты один, что-ли?
— Зачем один? У меня двадцать воев, да еще по окрестным весям сотню пахарей собрали.
— И с такой силой все тридцать тыщ побили?
— Да не было там тридцать тыщ. Три сотни едва набралось. Мы на них ночью ударили — они подумали, что ваш князь вернулся, и побежали. А хан ихний бежать не захотел — вот к вам и пришел. Поклониться только не может — вишь, шея-то отвалилась у него.
Конечно, сразу ворота не открыли — пришлось посылать за сотником. Да Илья другого и не ждал, а открыли бы — сам бы их простофилями постыдил. Но сотник разобрался мигом, убедившись, что подошедшие уже к воротам бойцы опасности не представляют. Большинство из них были хлебопашцы из пригородных сел, знакомые горожанам в лицо. Заскрипели вороты, загремел отодвигаемый засов, радостно
