Итоги № 51 (2011)

разведенного палладиевого концентрата. Этими снарядами и пуляли через ограждение с территории комбината. По другую сторону забора стояли люди в белых маскхалатах, встречавшие «посылки». Нашли мы и подкоп, в котором лежала отводная труба для шламов. Народ использовал любой способ, чтобы поживиться за казенный счет. Или другая схема бизнеса по-норильски. Комбинат за свои деньги пробурил артезианские скважины и подвел их к двум заводам — пивному и молочному. Одну скважину со временем заварили, а вторую отдали в аренду бизнесмену, состоявшему в родстве с замдиректора комбината. И он нам же продавал эту воду за полтора миллиона долларов в год! Человек так привык к сложившейся ситуации, что искренне возмутился, когда мы его тронули. Чтобы не поднимать очередную волну воплей об удушении норильского предпринимательства, я резко рубить не стал, через год снизил оплату до миллиона двухсот тысяч долларов, потом до шестисот тысяч, до четырехсот… По закону мог сразу прихлопнуть фактическое воровство, но люди не понимали, почему у них отнимают доход, вот и переучивал постепенно…

— Наезжать на вас не пытались?

— Гендиректор в Норильске — второй после Бога. Рабочие, правда, как-то позвали в цех на откровенный разговор. Мне советовали не соваться от греха подальше, но я сходил и предложил желающим сразиться на кулаках, только по-честному — один на один. Добровольцев не нашлось…

Поначалу обострились отношения с профсоюзами, от которых я получил экстравагантное прозвище — Ужас, Летящий На Крыльях Ночи. Это же Заполярье, там по несколько месяцев солнце над горизонтом не поднимается… Хотя никаких ужасных решений я не принимал. Они не нравились лишь отдельным типам, занимавшимся политиканством и пытавшимся вставлять палки в колеса. Например, спецодежду для рабочих комбината стирали в оборудованных для этой цели прачечных. Если добавить в порошок больше соды, чем надо, воротнички курток грубели, вставали колом и натирали шеи. На ровном месте возникало недовольство, которое профсоюзные деятели старались использовать в своих интересах. Такая мелкая пакость. Пришлось нам открыть собственные прачечные… Потом мы начали шить спецодежду для разных профессий. Двадцать семь базовых комплектов! Показателем высокого качества униформы стало то, что вскоре она появилась на главной барахолке Норильска. Старую робу никому ведь не приходило в голову продавать, а эта оказалась удобна, практична, модна. Разработкой дизайна, кстати, частично занималась Оксана Ярмольник.

— За чей счет шла экипировка?

— Предприятия, конечно. Это как гимнастерка и сапоги для солдат. Они же не платят Минобороны. Пока не платят… Кстати, именно в Норильске я понял: проводимые изменения должны опережать сознание широких народных масс на чуть-чуть, на самую малость. Если сразу рвануть далеко вперед, даже лучшие начинания обречены на провал. Скажем, я продекларировал, что хочу сделать из компании мирового лидера отрасли. Работники комбината были акционерами «Норникеля», значит, имели кровную заинтересованность в высокой капитализации предприятия. Это в теории. А на практике? Простой трудяга в макроэкономике смыслит, мягко говоря, не слишком много, ему важно, чтобы зарплату платили вовремя и не напрягали сверх нормы. А тут, понимаешь, какие-то разговоры о повышении производительности труда… Словом, мы зашли с другого бока. Приходили в цех и раскладывали на столе картинки: смотрите, вот такими будут бытовки и столовки, а такими — душевые и спецодежда… Это понимали гораздо лучше. Через три года люди почти перестали задавать вопросы о повышении зарплаты, заговорили о капитализации и дивидендах. Более того, во всех норильских газетах на первой полосе обязательно печатался сначала прогноз погоды, а потом — курс акций «Норникеля». Многие горожане тогда реально стали миллионерами. Рублевыми, конечно… Так что не все в России обмануты ваучерной приватизацией. Есть положительные примеры, хотя их не столь много, как хотелось бы.

— Как, кстати, вы распорядились своим ваучером, Михаил?

— Никак. Даже не получал его. В тот момент я уже был состоятельным человеком и не нуждался в подобных формах дохода. Деньги давно стали для меня универсальным мерилом успеха, не более. Когда начинаешь новый проект, думаешь ведь не о том, какую маржу снимешь. Увлекает процесс.

— Легко расстаетесь с активами?

— Закон бизнеса: если прикипаешь к чему-то, это уже хобби. Предлагают хорошую цену — продавай без колебаний. Лучше иметь диверсифицированные активы, тогда не упадет совокупная корзина. А вот людей увольняю с трудом. Всякий раз внутренне настраиваюсь, чтобы объяснить человеку, почему не беру его из одного проекта в другой. Многое ведь зависит от индивидуальных особенностей и способностей. И хороший работник может не подойти для нового дела. Такие вещи лучше говорить прямо в глаза, без недомолвок и эвфемизмов. Школа Норильска принесла большую пользу, многому там научился. Когда после возвращения на материк предлагали попробовать себя в роли губернатора, искренне отвечал, что мне это неинтересно, поскольку схожий путь уже прошел.

— Экологические проблемы Норильска, на ваш взгляд, разрешимы, Михаил?

— Боюсь, нет. Когда комбинат выработает ресурс, город придется, что называется, закрывать. Мы немало сделали, чтобы улучшить ситуацию: поставили дополнительные фильтры, подняли трубы, но базовые, системные ошибки были заложены задолго до нас. Советский Союз никогда не задумывался об экологии, в атмосферу летели все вредные выбросы скопом. В руде много серы, ее можно утилизировать, но чтобы вывезти по Северному морскому пути более двух миллионов тонн, пришлось бы строить специальную флотилию серовозов из шестидесяти судов. Расходы составили бы около трех с половиной миллиардов долларов. Совершенно бессмысленная история! Отдельная тема — двойной стандарт. Люди привыкли жить в таких условиях, а многие даже не хотели ничего менять. Скажем, вредники. Работники, занятые на вредном производстве, получали серьезные надбавки и дополнительный отпуск за тяжелый труд, а с внедрением новых технологий эти бонусы отпадали. И народ взбунтовался, стал совать напильники в системы очистки воздуха, выводя их из строя. Я попытался объяснить, что улучшение экологии выгодно всем, а в ответ услышал: «Сынок, мы вредники, понимаешь?» Убедился, что имею дело с самураями. Особая крутизна заключалась в том, чтобы дышать отравленным воздухом. Пришлось на время отступить, матерые вредники оттрубили до пенсии, а новых работников мы уже брали на других условиях…

Предмет я изучал серьезно, занимался с преподавателями Горного института, даже заказал учебник об основах производства никеля. По нему сдавали экзамен московские управленцы, имевшие отношение к комбинату. Считал неправильным, если кто-то не знает, чем именно занята компания. Люди должны