Оно ещё пульсировало над снегом, как из темноты снова спросили:
— Вопрос к авторам плазменной гипотезы. Значит, по-вашему, и самолёт и человек просто сгорели в газовой струе, в магнитной «бутылке»?
Впереди опять засмеялись. Я ещё раз пожалел о магнитофоне: началась перестрелка.
— Мистика какая-то. Невероятно.
— Чтобы признать возможность невероятного, мистики не требуется. Достаточно математики.
— Парадокс. Ваш?
— Фриша. Только математик здесь действительно нужнее вас, физиков. Больше сделает.
— Интересно, что же он сделает?
— Ему проб не нужно. Снимков побольше. А что он увидит? Геометрические фигуры, как угодно деформируемые, без разрывов и складок. Задачки по курсу топологии.
— А кто, простите, решит задачку о составе этой розовой биомассы?
— Вы считаете её массой?
— По этим цветным картиночкам я не могу считать её мыслящим организмом.
— Обработка информации очевидна.
— Обработка информации ещё не синоним мышления.
Обмен репликами продолжался и дальше. Особенно взбудоражила зал ледяная симфония — облака- пилы и гигантские бруски льда в голубом небе.
— Как они вытягиваются! Из трехметрового облака километровый блин.
— Не блин, а нож.
— Непонятно.
— Почему? Один только грамм вещества в коллоидальном диспергированном состоянии обладает огромной поверхностью.
— Значит, всё-таки вещество?
— Трудно сказать определённо. Какие у нас данные? Что они говорят об этой биосистеме? Как она реагирует на воздействие внешней среды? Только полем? И чем регулируется?
— А вы добавьте ещё: откуда она берет энергию? В каких аккумуляторах её хранит? Какие трансформаторы обеспечивают её превращения?
— Вы другое добавьте…
Но никто уже ничего не добавил: кончился фильм, вспыхнул свет, и все замолчали, словно вместе со светом напомнила о себе привычная осторожность в суждениях. Председательствующий, академик Осовец, тотчас же уловил её.
— Здесь не симпозиум, товарищи, и не академическое собрание, — спокойно напомнил он, — мы все, здесь присутствующие, представляем особый комитет, созданный по решению правительства со следующими целями: определить природу розовых «облаков», цель их прибытия на Землю, агрессивность или дружественность их намерений и войти с ними в контакт, если они являются разумными, мыслящими существами. Однако увиденное ещё не позволяет нам прийти к каким-то определённым выводам или решениям.
— Почему? — перебил из зала чей-то уже знакомый басок. — А фильм? Первый вывод: превосходный научный фильм. Бесценный материал для начала работы. И первое решение: широко показать его повсюду, и у нас, и на Западе.
Каюсь, очень приятно было все это выслушать. Столь же приятным был и ответ председателя:
— Так же оценили фильм и в правительстве. И аналогичное решение уже принято. А коллега Анохин включён в состав рабочей группы нашего комитета. И всё же, — продолжал академик, — фильм ещё не отвечает на многие интересующие нас вопросы: откуда, из какого уголка Вселенной прибыли к нам эти гости, какие формы жизни — едва ли белковые — они представляют, какова их физико-химическая структура и являются ли они живыми, разумными существами или биороботами с определённой программой действий. Можно задать ещё много вопросов, на которые мы не получим ответа. По крайней мере, сейчас. Но кое-что предположить всё-таки можно, какие-то рабочие гипотезы можно обосновать и выступить с ними в печати. И не только в научной. Во всех странах мира люди хотят услышать о розовых «облаках» не болтовню кликуш и гадалок, а серьёзную научную информацию, хотя бы в пределах того, что нам уже известно и что мы можем предположить. Можно, например, рассказать о возможностях и проектах контактов, об изменениях земного климата, связанных с исчезновением ледяных массивов, а главное, противопоставить отдельным мнениям об агрессивной сущности этой пока ещё неизвестной нам цивилизации факты и доказательства её лояльности по отношению к человечеству.
— Кстати, в дополнение к уже высказывавшимся в печати объяснениям, — проговорил, воспользовавшись паузой, сидевший рядом с Зерновым учёный, — можно добавить ещё одно. Наличие дейтерия в обыкновенной воде незначительно, но лёд и талая вода содержат ещё меньший процент его, то есть более биологически активны. Известно также, что под действием магнитного поля вода меняет свои основные физико-химические свойства. А ведь земные ледники — это вода, уже обработанная магнитным полем Земли. Кто знает, может быть, это и прольёт какой-то свет на цели пришельцев.
— Признаться, меня больше интересует их другая цель, хотя я и гляциолог, — вмешался Зернов. — Зачем они моделируют всё, что им приглянулось, понятно: образцы пригодились бы им для изучения земной жизни. Но зачем они их разрушают?
— Рискну ответить. — Осовец оглядел аудиторию; как лектор, получивший записку, он отвечал не только Зернову. — Допустим, что уносят они с собой не модель, а только запись её структуры. И для такой записи, скажем, требуется разрушить или, вернее, разобрать её по частям до молекулярного, а может быть, и атомного уровня. Причинять ущерб людям, уничтожать их самих или созданные ими объекты они не хотят. Отсюда синтезация и после опробования последовательное уничтожение модели.
— Значит, не агрессоры, а друзья? — спросил кто-то.
— Думаю, так, — осторожно ответил академик. — Поживём — увидим.
Вопросов было много, одни я не понял, другие забыл. Запомнился единственный вопрос Ирины, обращённый к Зернову:
— Вы сказали, профессор, что они моделируют всё, что им приглянулось. А где же у них глаза? Как они видят?
Ответил ей не Зернов, а сидевший с ним физик.
— Глаза не обязательны, — пояснил он. — Любой объект они могут воспроизвести фотопутем. Создать, допустим, светочувствительную поверхность так же, как они создают любое поле, и сфокусировать на ней свет, отражённый от объекта. Вот и все. Конечно, это только одно из возможных предположений. Можно предположить и акустическую «настройку» подобного типа, и аналогичную «настройку» на запахи.
— Убеждён, что они все видят, слышат и чуют лучше нас, — произнёс с какой-то странной торжественностью Зернов.
На этот раз в зале не засмеялся ни один человек. Реплика Зернова как бы подвела итог увиденному и услышанному, как бы раскрывала перед ними всю значительность того, что им предстояло продумать и осознать.
12. ПИСЬМО МАРТИНА
После Толькиного ухода я долго стоял у окна, не отрывая глаз от заснеженной асфальтовой дорожки, соединявшей мой подъезд с воротами на улице. Я надеялся, что придёт Ирина. Теоретически она могла бы прийти, не из сердобольности, конечно, а просто потому, что иначе она не могла ни сообщить мне новости, ни передать поручения: телефона у меня не было. А нас связывали новые деловые отношения: она была секретарём особого комитета, а я его референтом со многими обязанностями — от пресс-атташе до киномеханика. Кроме того, нам предстояла совместная командировка в Париж на международный форум учёных, посвящённый волновавшему весь мир и все ещё непостижимому феномену розовых «облаков». Возглавлял делегацию академик Осовец, я и Зернов ехали в качестве очевидцев, а Ира — в более скромной, но уж наверняка более важной роли секретаря-переводчицы, знавшей не менее шести языков. Кроме того, в состав делегации был включён Роговин, физик с мировым именем, обладатель того насмешливого баска, который запомнился мне ещё на просмотре фильма в затемнённом конференц-зале. Командировка была уже подготовлена, необходимые документы получены, до отъезда оставались считанные дни, и нужно было о многом договориться, тем более что Зернов уехал в Ленинград попрощаться с семьёй и должен был
