чем у меня, но палец-то на курке – в буквальном смысле – держал я!
Лишь сегодня, может быть, я почувствовал то, что чувствовала Алиса. Чтобы что-то предпринять – вот как я сегодня – нужна цель. У нее такая цель была, если правду говорят, когда она решилась уйти из жизни, чтобы избавиться от недобрых людей.
– Если Алиса поправится, если выйдет из комы и выпишется из больницы – я поквитаюсь с тем, кто навлек на нас эти беды, – снова стал я размышлять вслух.
– Забудь про Алису, браток. Надо с этими сначала поквитаться, – сказал Мальро, вцепившись мне в руку и подражая интонациям Масиела, который тоже обратился ко мне:
– Успеешь о ней подумать. Когда идешь на дело, нельзя и рта раскрывать – можно только размышлять, чтобы сосредоточиться. Подумай о чем-нибудь приятном, – посоветовал Масиел.
– Подумай, как ты трахаешь клевую телку, за которой долго бегал, и она, наконец, тебе дала, – подхватил Мальро.
– Вот именно, – поддержал Масиел.
– Подумай, как ты имеешь ее в попу – это круче, – сказал Мальро, заговорщически глядя на меня.
Я замолчал. Мне не давала покоя мысль о револьвере. И об Алисе.
Масиел предложил мне подумать о чем-нибудь приятном, как будто трудно думать о сексе. Не один я так думаю. Все думают. Даже великие люди об этом думают, говорят и пишут. У Мальро есть книжка про Сальвадора Дали, там фотография его скульптуры, где Кастор и Поллукс с голыми жопами. Дали написал, что жопа – самое теплое место в человеческом теле и, следовательно, самое уютное для человека. Я попытался объяснить это одной девчонке, но безуспешно. Надо было действовать иначе – подпоить ее, что ли. Мало кто из девчонок дает в попу. Мне только Патрисия давала, к тому же без презерватива. Я даже не просил, а она поворачивалась, раздвигала ягодицы руками, раскрывала попку и умоляла: «Сид, войти в меня». Я скучал по ней и решил, что, прежде чем идти к Алисе, надо будет наведаться к Патрисии.
– О чем задумался, Сид?
– Ни о чем, Мальро.
– Подумай о том, что нам предстоит, перестань думать об Алисе, – посоветовал Масиел.
Я любил девушку, которую, в сущности, не знал и которая ничего не сделала для меня, но я-то обязательно что-нибудь сделаю, чтобы понравиться ей. Она выздоровеет, а я потом постараюсь избавиться от ее родителей. Придурки они, больше никто! Никого мне не надо, кроме нее. Я уж не говорю, что иначе снова могу угодить в тюрьму. Глупо думать о том, чтобы выйти замуж за такого, как я, никогда не помышлявшего о женитьбе, – разве что последовать примеру родителей, поныне живущих в браке. А ее родителей я убью, чтобы очистить почву и чтобы все пошло по-моему. Отправлю их обоих на тот свет. Сегодня этого гада убью, завтра – китайца косоглазого, сукиного сына. Вот так. А потом Алиса будет у меня в руках.
– Не буду больше делать глупостей, – сказал я, нарушая молчание.
– Глупостей делать никто не перестанет. Из тех, кто делает их поныне. Я, например, не делаю, – откликнулся Мальро.
– Если человек курит или нюхает – это еще не значит, что он делает глупости. Мои родители, например. Или я, или ты. Фигню ты толкаешь. Не поймешь, нормальный ты или придурок. Правда, Масиел? – сказал Мальро. У него-то дома – полная свобода. Делает, что хочет. Поэтому ничего и не умеет.
– Мы уже пришли, Масиел? – нервно спросил я.
– Да. Вон тот подъезд. Видишь?
– Вижу. Подождите меня тут. Выкачу машину и возьму вас, – сказал Масиел.
Он вошел в какой-то гараж и вскоре появился на новенькой машине. Остановился перед нами и велел садиться. Машина была что надо – магнитофон, кондиционер. Масиел сидел в ней по-хозяйски.
– Машина – обалдеть! Я ее одолжил. Через час надо вернуть. Больше нам ни к чему. Номер фальшивый, так что не беспокойтесь, – сказал Масиел.
Проехав несколько минут, мы остановились на какой-то улице. Масиел кошачьим взглядом обвел местность.
– Они рядышком живут. Надо как следует продумать, что станем делать, когда проникнем к ним в логово. Надо быть готовыми ко всему. Когда будешь стрелять в гада, не давай воли гневу. Всади все шесть маслин в задницу этому козлу. Действуй хладнокровно. Успеешь потом расслабиться, – объяснял мне Масиел как совершить преступление.
– Я-то знаю, что делать. Вы и представить не можете, что эти сволочи со мной вытворяли! Смелости мне хватит, – сказал я.
– Мне тоже, – отозвался Мальро.
– Мальро, сейчас ты приобретешь бесценный жизненный опыт. У тебя на глазах сейчас подохнет сукин сын. Готовьтесь, мы уже у цели, – заключил Масиел, повышая голос.
Нас захватила волна энергии и воодушевления.
– Покончим с гадами! – возбужденно повторял Мальро.
Мы врубили магнитофон и принялись подпевать: «Йе-йе!» – как будто ничего опасного в нашем предприятии не было.
Масиел тормознул машину. Наступила тишина. Масиел выключил фары и свернул в старую темную улочку. Остановил машину напротив ветхого строения и велел нам выходить.
– Вот тут, – указал Масиел.
Револьвер уже был у меня в руке.
28
Масиел рассматривал дом так, будто знал, что делается внутри, – кто где сидит или стоит, кто чем занимается, кто курит или жует печенье на диване, кто смотрит телевизор. Мы стояли у машины на случай, если придется бежать, пока не случилось непоправимое, пока я не схлопотал те пули, которых избежал несколько дней назад. Я все время поглядывал на Масиела, ожидая дальнейших указаний. Масиел шепотом приказал нам идти за ним следом и выполнять все, что он скажет. Он решил войти первым и убедиться, тот ли это человек. Он постучит в дверь, и я издали опознаю субъекта, перед тем как броситься на него.
Я согласился. Мальро тоже.
– Мне надо держаться рядом с тобой, чтобы не ошибиться, – решительно произнес я, подавляя волнение.
– О’кей. Держись рядом, но не вплотную. Вдруг они вооружены, хрен их знает. От них всего можно ожидать. Поганое тут местечко! Тут и наркоторговцы живут, и сутенеры, и прочее дерьмо. Тут на каждого приличного жильца – хотя бы один наркоторговец. Кого тут только нет.
На улице не было ни души. Воздух пронзало оголтелое мяуканье котов. Я громко пукнул. Никому это не понравилось. Света на улице не было, освещалась она только отблесками луж. Сдавленный пьяный храп доносился, казалось, из самых недр преисподней и гулко отдавался у меня в голове. Если я сейчас пущу себе пулю в лоб, то даже не услышу выстрела.
Вдруг всю видимость застлал невесть откуда возникший туман. Глядя вниз, я не различал собственных ног. Я сунул руку под рубашку и достал револьвер. Сжимая его правой рукой, я чувствовал, как тяжел этот кусок металла, оказавшийся бы бесполезным в руках епископа или папы римского. Ну и хрен с ним, с папой.
Масиел вошел, и я за ним следом. Мальро держался несколько поодаль, беспрестанно озираясь, выискивая врага в каждом темном углу, чтобы напасть на него, прежде чем тот успеет напасть, – как в компьютерной игре.
Я почти прижался к Масиелу, когда он постучал в дверь.
Чей-то сдавленный, приглушенный голос спросил, кто там. Хозяин едва приоткрыл дверь, опасаясь за свою безопасность. Узенькая полоска света, ударившая в лицо Масиелу, осветила физиономию субъекта восточного типа, худого и безобразного. Глаза мои видели его почти вплотную. Прокашлявшись, тот спросил, что нужно Масиелу.
– Это он! – заорал я. Крик мой встряхнул окутанную туманом тишину.
Субъект не успел пошевельнуться. Масиел бросился в дверь, резким движением порвал цепочку. Ворвался в квартиру. Китаец далеко отлетел от удара, и мы услыхали хруст ломаемых костей. Мы ворвались
