цилиндр с порохом. Никаких изменений от наших манипуляций ни в бутылках, ни в цилиндрах не произошло. Затем Холмс взял с полки какую-то склянку и из нее тоже добавил реактив в каждую бутылку. Мы со Смитом удивленно взирали на его действия и вдруг увидели, что вода в двух бутылках приобрела фиолетовую окраску, а в остальных осталась бесцветной.
— Я попрошу вас, Уилкс, — сказал мне Холмс. — оформить технический протокол испытаний. Вам, Смит, придется вести другую запись. А нам следует немного побеседовать с персоналом завода.
Холмс попросил зайти мастера сушильного отделения и спросил его:
— Скажите, Джонсон, вот передо мной технологическая карта за весь месяц. Почему начиная с двадцатого числа по двадцать третье вы проводили сушку при завышенной температуре?
— Температура не была завышенной, сэр. Она не выходила за пределы допустимого.
— Пожалуй что так, но все же до двадцатого вы придерживались более низкой температуры…
— Совершенно верно, сэр, но мистер Пауэлл сказал, что необходимо поторопиться: до двадцать четвертого должна быть завершена погрузка пороха на суда.
— И вы успели уложиться в назначенный срок?
— Мы бы успели, сэр, но последний корабль двадцать третьего ушел недогруженным. Остатки его пороха и сейчас на складе. Корабль ушел досрочно, прекратив погрузку по своей инициативе. В накладной все это указано: сколько погружено и сколько осталось на складе.
— Благодарю вас, Джонсон. Пройдите, пожалуйста, сейчас же на склад, и пусть сэр Смит отберет по вашему указанию пробу из недогруженного пороха.
Смит и мастер вышли из лаборатории, а Холмс попросил, чтобы к нам пригласили на несколько минут мистера Пауэлла. Через короткое время вернулись Смит и мастер, почти одновременно подошел и Пауэлл. Мастера Холмс отпустил тут же, а перед Пауэллом извинился, что отрывает его от дела, и попросил присесть. Принесенную Смитом пробу он также поместил в цилиндр и также залил растворителем. После того обратился к Пауэллу:
— Мистер Пауэлл, почему вы перестали в пороховую массу добавлять дифениламин?
Изменившийся в лице главный инженер посмотрел на Холмса оторопело и сказал:
— Почему вы так решили, сэр Хейли?
— Это не я решил. Взгляните на эти бутылки. Ко всем прибавлен нитрат, чутко улавливающийся дифениламином, а окраски, за исключением первых двух, нет нигде. Раствор дифениламина вы выдавали лично в запечатанной бутылке. Введение его в массу осуществлялось на глазах у всех. И хотя операция проводилась регулярно и при свидетелях, дифениламин в пороховую массу не поступил. Я думаю, его попросту не было в запечатанной бутылке. Вы ставили об этом в известность мистера Харта?
— Нет, — ответил смущенный Пауэлл, — я не ставил в известность ни мистера Харта, ни кого-либо другого. Сделал я это из боязни повредить производству.
— Которая появилась у вас после семнадцатого числа?
Совсем растерянный, Пауэлл подтвердил это и сказал:
— Я отдал пробу дифениламина на анализ. Весь его запас у меня в сейфе, я сейчас принесу его вам.
— Подождите, Пауэлл, — Холмс вытащил из кармана пробирку с каким-то коричневатым порошком, — посмотрите, этот реактив похож на ваш дифениламин?
— Да, очень похож…
— Он не только похож, он тот самый, это часть пробы, которую вы передали профессору Тредвеллу. Заподозрив ваши опасения, я предположил, что вы обратитесь в одну из самых лучших химических лабораторий, и потому быстро нашел Тредвелла. Дифениламин — сложное органическое соединение, и потому ответить вам однозначно в короткий срок не представлялось возможным. Потребовалась экстракция, перекристаллизация и ряд других длительных операций. У вас же не было возможности останавливать производство, и вы решили воздержаться пока от добавки, опасаясь неприятных последствий. Это так?
Пауэлл молча кивнул головой.
— Заключение по результатам анализа поступит к вам в ближайшее время. Могу вам предварительно сообщить, что оно подтверждает паспортные данные. Чистота реактива безупречна, никаких «подозрительных» примесей в нем не содержится. Ваши «профилактические меры» были совершенно напрасными. Теперь мне хотелось бы услышать от вас другое. Вы сказали Джонсону, мастеру вашего сушильного цеха, что следует поторопиться, чтобы успеть предоставить порох на загрузку кораблей. Почему вы боялись, что не успеете?
Пауэлл бросил опасливый взгляд на записывающего беседу Смита и ответил:
— Мистеру Харту стало известно, что двадцать четвертого, корабли срочно выйдут в море… Он нашел нужным по-дружески, в частном порядке предупредить меня об этом, чтобы у нас не было задержки… Это было, кажется, двадцатого…
— Ну, хорошо. Ознакомьтесь, пожалуйста, с записью сэра Смита, и мы больше не будем вас задерживать.
Когда он ушел, Смит взглянул на Холмса и сказал:
— Мне очень подозрительна такая осведомленность мистера Харта, ведь о приказе по выходу в море не было известно никому.
Холмс слегка улыбнулся и, ничего не ответив, подошел к цилиндрам, в которых «отмачивались» образцы пороха. Они заметно утоньшились. Вынув образцы, Холмс досыпал в каждый цилиндр немного принесенного с собой порошка. Мы внимательно следили за его действиями. Жидкость в большинстве цилиндров осталась бесцветной, лишь в одном появилось слабое фиолетовое окрашивание.
— Вот, кажется, все, что нам требуется. Доктор Уилкс, запишите все в технический протокол.
При расставании Смит обратился к нам со следующими словами:
— Я надеюсь, сэр Хейли, и вы, доктор Уилкс, что застану вас вечером дома. Я обязан информировать адмирала о ваших выводах. Я уверен, что мой доклад заинтересует адмирала, и мне придется заехать за вами, ибо он определенно захочет видеть вас у себя.
На этом мы расстались и отправились к себе на Бейкер-стрит. Холмс снова просмотрел все документы и сгруппировал их в определенном порядке.
Уже темнело, когда послышался стук колес около нашего дома. Это был Смит, которого мы ожидали.
В помещении, куда нас доставили, за большим столом в старинном кресле сидел пожилой человек в адмиральской форме. Он приподнялся при нашем появлении и приветливо предложил всем присесть.
— Смит доложил мне, — сказал он, — что у вас, сэр Хейли, создалось определенное впечатление по поводу той катастрофы, которую пришлось нам пережить. Я буду вам очень признателен, если вы выскажете свои соображения. Мне не терпится узнать хоть что-то, что может приблизить нас к разгадке этой трагедии. Не нужно никакого доклада, расскажите просто и доступно, что вы обо всем этом думаете.
— Происшедшая трагедия, адмирал, — сказал Холмс, — причиной своей имеет либо неосторожность, либо злой умысел. То, что удалось нам узнать о дисциплине и соблюдении порядка на крейсере «Портсмут», мало допускает наличие какой-нибудь небрежности. Злой умысел более вероятен. В таком случае естественно предположить, что злоумышленник незаметно проник на корабль и подорвал пороховой запас в крюйт-камере. Обследование корпуса затонувшего корабля водолазом и последующий осмотр после его поднятия указывают, четко на то, что никакого внешнего удара по кораблю не было. По свидетельству всех, знавших капитана Никольса, проникновение постороннего лица на борт «Портсмута» исключалось. Это наводит на мысль, что злоумышленник — член судового экипажа. Наблюдавшие море на «Стремительном» и на «Ливерпуле» в один голос утверждают, что видимость была прекрасной и вблизи от «Портсмута» не было замечено никаких предметов, ни тем более человека в море. Марсовый матрос с «Портсмута», находящийся сейчас в госпитале, показал то же самое. По его словам, офицеры судна находились на палубе, на носовой части, наблюдая море. Капитан и старший офицер были на мостике. Крюйт-камера неизменно очень надежно охранялась. Находясь на марсе, матрос вдруг почувствовал удар огромной силы, сопровождаемый грохотом, а затем его выбросило далеко в море вместе с обломком мачты. Он был оглушен и ушиблен. Если бы не обломок мачты, за который он судорожно цеплялся, и не быстрый
