снова. Оставляю новое сообщение. Мне это начинает надоедать, но нельзя же в самом деле допустить, чтобы в первой пятерке не было «Let's Get It On». С третьей попытки я ее застаю, и она отвечает настороженно-недоуменно, но успокаивается, когда понимает, что я всего-то хочу поменять состав первой пятерки.
– Вот. Окончательный вариант. Номер один – «Let's Get It On» Марвина Гэя. Номер два – «This Is The House That Jack Built» Ареты Франклин. Номер три – «Back In The USA» Чака Берри. Номер четыре – «Клэш», «White Man In The Hammersmith Palais». И последняя, но отнюдь, ха-ха, не худшая – «So Tired To Be Alone»[115] Эла Грина.
– Но больше я ничего менять не смогу.
– И не надо.
– Я тут подумала, может, вам есть смысл составить первую клубную пятерку. Между прочим, главному редактору понравился сюжет – и про Лору тоже.
– Угу.
– Так можно вас попросить назвать пятерку ваших танцевальных хитов, или это будет слишком сложно?
– Нет-нет, мне это проще простого. – Я называю ей пять вещей (правда, в газете потом фигурирует
– Я уже почти закончил записывать для вас сборник.
– Да что вы говорите! Очень мило с вашей стороны.
– Послать кассету по почте? Или сходим куда-нибудь выпить?
– Хмм… Пожалуй, предпочла бы выпить с вами. Выпивка с меня.
– Великолепно.
Сборники, говорите? Они срабатывают безотказно.
– Для кого это? – спрашивает Лора, видя, как я вожусь с эквалайзером и регулятором уровня записи.
– Да так просто, для той женщины из бесплатной газеты, которая брала у меня интервью. Как ее там – Кэрол? Кэролайн? Что-то в этом роде. Она сказала, ей будет проще писать про нас, зная, какую музыку мы играем.
Но мне не удается сказать это так, чтобы не покраснеть и не впериться взглядом в деку. Я понимаю, что Лора не больно-то верит. Кто-кто, а уж она знает, для чего записываются сборники.
Накануне назначенной встречи с Кэролайн у меня обнаруживаются все хрестоматийные симптомы влюбленности: я теряю аппетит, много времени провожу в мечтательном оцепенении, не могу вспомнить, как она выглядит. Платье, ботинки, челку – все это помню, но лицо остается белым пятном, которое я заполняю деталями, взятыми напрокат неизвестно у кого: пухлыми ярко-алыми губами, хотя приглянулась она мне прежде всего скромной красотой английской умницы; миндалевидными глазами, при том что она вроде бы не снимала темных очков; мраморно-белой кожей, несмотря на замеченные мной веснушки. Я знаю, при следующей встрече меня сначала постигнет минутное разочарование, – то есть что,
Но на сей раз все немножко по-другому. И виной тому сила моего воображения. Я делаю то же, что всегда: в мельчайших деталях воображаю себе, как станет развиваться наш роман от первого поцелуя до постели, и дальше – к началу совместной жизни, женитьбе (когда-то в прошлом я даже составлял список музыкальных номеров, которые будут играть на свадьбе), представляю, как украсит ее беременность, как мы назовем наших детей… пока вдруг до меня не доходит, что
Ё-моё… когда же эта мутотень прекратится? Я что, обречен всю жизнь прыгать с кочки на кочку, пока эти самые кочки не кончатся? Обречен уступать порыву каждый раз, когда меня потянет на сторону? А тянет меня с той же регулярностью, с какой приходят счета – раз в квартал. В теплое время года даже чаще. Начиная с четырнадцати лет я руководствуюсь тем, что велит мне мое нутро, и если откровенно, между нами, я прихожу к выводу, что мозгам оно оказывает весьма говенную службу.
Я понимаю, чем мне плоха Лора. Она плоха тем, что мы с ней больше никогда не встретимся ни в первый, ни во второй, ни в третий раз. Я никогда больше не проведу два, а то и три дня в судорожных попытках мысленно восстановить ее облик, никогда больше не приду в паб за полчаса до назначенного времени и не буду сидеть там, тупо уставившись на одну и ту же страницу журнала и каждые тридцать секунд поглядывая на часы, никогда больше она не разбудит во мне тех струн, которые просыпаются при звуках «Let's Get It On». Спору нет, я люблю ее и она мне нравится, с ней очень интересно поговорить, мы замечательно занимаемся любовью и отчаянно ругаемся, она заботится обо мне, переживает за меня и открывает для меня «Граучо», но велика ли всему этому цена, когда некое голорукое создание с очаровательной улыбкой и в ботинках «Доктор Мартенс» входит ко мне в магазин и предлагает взять у меня интервью? Да грош цена – хотя, возможно, это и неправильно.
А ну ее на фиг. Пошлю-ка я ей кассету по почте. Если получится.
34
Она опаздывает на четверть часа, то есть я уже целых сорок пять минут сижу в пабе, тупо уставившись на одну и ту же страницу журнала. Вид у нее виноватый, хотя, учитывая ситуацию, виноватый недостаточно. Я ей этого не говорю – сегодня не стоит.
– Твое здоровье. – Она чокается белым вином, в котором плавают кубики льда, с моей бутылкой мексиканского пива. Макияж у нее слегка течет от жары, щеки розовеют; выглядит она замечательно. – Очень мило с твоей стороны.
Я слишком нервничаю, чтобы ответить.
– Ты волнуешься по поводу завтрашнего вечера?
– Да нет. – Я сосредоточенно пропихиваю в горлышко бутылки дольку лайма.
– Ты настроен со мной поговорить, или я газету почитаю?
– Я настроен с тобой поговорить.
– Прекрасно.
Я взбалтываю бутылку, чтобы лайм хорошенько разошелся по пиву.
– Так о чем же ты настроен со мной поговорить?
– Я настроен с тобой поговорить о том, хочешь ты замуж или нет. За меня.
Она долго смеется:
– Ха-ха-ха. Хо-хо-хо.
– Я серьезно.
– Понимаю.
– Охренительно тебе признателен.
– Извини. Но ведь всего два дня назад ты был влюблен в женщину, которая брала у тебя интервью для местной газеты. Разве не так?
– Ну не то чтоб
– Прошу прощения, но ты мне, к сожалению, не кажешься самым надежным мужчиной на свете.
– А если бы я им был, вышла бы за меня?
– Нет, не думаю.
– Понятно. В таком случае пошли, что ли, домой?
– Не дуйся. Но с чего ты вдруг заговорил об этом?
