Наша цель — приблизить наименьшее из эффективных для поражения цели орудие на расстояние уверенного попадания в цель. То есть — стомиллиметровку надо подтащить на три-пять километров к неприятелю. Одна беда — пушки по воде не плавают. Ставим ее на гипотетическую платформу и… корпус плавсредства надо погружать в воду, выставляя над уровнем моря только то, без чего нельзя обойтись. А орудийную прислугу необходимо хорошенько прикрыть от воздействия всей гаммы боеприпасов шрапнельного или осколочного действия, а также сегментных снарядов, разработанных специально против миноносцев.
Действительно, описанная картина выглядела логично. Да, собственно, эта логичность уже подтверждена практикой. Гошка подождал, пока собеседник переведет дух и, приготовился слушать дальше.
— Корпус необходимо делать очень прочным, чтобы его не разрушила ударная волна близких разрывов. Собираем коробку из плит. Вернее — очень толстых листов. Ты, наверное, заметил, что весь корабль построен всего из четырех деталей. Два борта, днище и палуба. И представляешь себе, каких трудов нашим металлургам стоило это прокатать! Специально стан модернизировали, слябы отливали огромного размера. А потом бортовые листы еще требуется правильно согнуть — это же целую постройку пришлось возводить!
Ну, сварку без электричества здесь научились нормально проводить и без, пришельцев. Трудоемко, конечно, но результат прекрасный. Несколько распорок, в роли которых выступают водонепроницаемые перегородки, укосины изнутри в нужных местах, стрингеры высокого профиля через всю длину днища. В общем, этим корпусом можно гвозди заколачивать. Запас прочности многократный. Больше половины массы корабля, однако. То, что получилось, охотней тонет, чем плавает.
И сразу — проблемы низкой палубы. Первая задача — защитить от заливания двухметрового диаметра отверстия, через которые артиллерийская прислуга, находящаяся в подпалубном пространстве, приникает к прицелу и заряжает орудия. Башня — это, конечно хорошо, но нужно обеспечить ее вращение без проникновения воды во внутренние помещения. И не забывать, что в место стыка осколки попадают так же, как и во все остальное. Нельзя допустить заклинивания. Целый клубок хитростей и бессонные ночи. Ты, если когда-то что-то разрабатывал — знаешь.
Ну ладно, с горловинами разобрались. Теперь — наведение орудий в условиях качки. Чем меньше судно — тем шибче его валяет волнами. И после выстрела поперек курса, раскачка идет. Башня массивная, орудийный ствол тоже. Автоматика в нашем, земном понимании отсутствует напрочь. Вспоминаем гидроусилитель руля и ставим пару ребят с этими самыми рулями специально, чтобы смотрели на гироскоп и управляли приводами. А потом решаем задачу о том, как сделать так, чтобы хлопцы, сохраняющие положение ствола, не мешали наводчику положение этого самого ствола менять.
В голосе Алексея уже чувствуется издёвка. Он перешел на тон специалиста, толкующего с дилетантом. Но Гошка только кивает и вопросительно посматривает на собеседника. Пусть рассказывает.
— Теперь, когда наш кораблик под весом артиллерии еще немного притопился, надо обеспечить его воздухом. И для топок, и для людей. Понятно, что воздухозаборник надо поднимать над палубой метров на пять. Это крыша рубки. Там же — срезы дымовых труб. Все это бронируем одной сплюснутой с боков ужасно толстостенной трубой, через которую организуем вертикальный проход. При волнении свыше трех баллов с палубы смоет всё, поэтому перемещения экипажа — только внутри.
Наконец, начинаем все это балансировать и уравновешивать. Вспоминаем, что седьмую часть массы корабля составляет уголь, по мере расходования которого изменяется положение центра тяжести, и сам корабль, всплывая, смещает вверх центр тяжести, практически не изменяя положение точки, к которой направлена выталкивающая сила, что может привести к перевороту при ничтожном наклоне корпуса. Справедливое желание закрепить все тяжелое на днище, чтобы избежать переворота, ведет к тому, что бортовая качка становится резкой настолько, что люди смогут находиться в корабле только в положении сидя, а перемещаться ползком.
Итак, проектируем угольные ямы, балластные цистерны, наполняемые водой по мере сжигания топлива, размещаем котлы, дымоходы, топки, паропроводы, устанавливаем двигатели и прокладываем валы винтов. И становится тесно. Получилась подводная лодка, находящаяся в состоянии «сейчас нырну».
И не забываем про воздух. И экипаж, и топки «вдыхают» через единственное отверстие. А через трубы идет «выдох» И ему надо помочь, слегка поддувая в топку, чтобы шибче горел уголек, дымило поменьше, и не забываем, что выброшенные из трубы искры демаскируют наш кораблик в ночное время.
Наконец, постройка завершена. Этот кораблик, даже в одиночку может вести бой с легким крейсером, не будучи обреченным на неминуемую гибель. А четырех таких малышей этому крейсеру хватит выше крыши. Попасть в него из принятых на вооружение у рикан стопятидесяток нелегко, А снаряды семидесятипяток будут часто рикошетить. Еще у них есть калибр сто двадцать, самый неприятный в нашем случае, но они его редко применяют, как-то он не очень прижился на их кораблях.
А наш малыш, подкравшись на расстояние уверенного выстрела, может за считанные минуты наделать неприятелю кучу повреждений.
Алексей снова сделал паузу и посмотрел на своего молчаливого собеседника. Наверное — уловил сочувствие.
— И вот ни с того ни с сего появляется в приемочной комиссии какой-то никому не ведомый чиновник с погонялом «Го», которому все смотрят в рот.
«Скорость маловата, качка великовата, и без торпед как-то несерьезно, да и что это за корабль без мачт?» — Всего-то сказал. Блин горелый, кто его за язык тянул? — Алексей уже гневно сверкает глазами, видно вспомнил всё, и заново переживает. — А господа капитаны и адмиралы тут же все на карандаш и в протокол.
И пришлось мне моего малыша уродовать. Тут, когда что в бумаге появилось — считай дело сделано. Спорить бесполезно. И превратилась моя канонерка в миноносец.
Чтобы впихнуть торпедные аппараты, корпус пришлось удлинять. Соответственно — сталь бортов стала тоньше, поскольку ту же отливку надо раскатать до большей длины.
Чтобы увеличить скорость, корпус пришлось делать уже, разносить по длине топки и сдвигать все к корме. Машины то итак использованы самые лучшие, специально для малых кораблей спроектированы, доводку только что завершили. Дымоходы в надстройку уже не попадают, и даже не сходятся в один канал. И появляются трубы. Кормовая башня ползет назад, надстройка — вперед. Втыкаются никому не нужные мачты, способствующие демаскировке. На крыше рубки вырастает открытый всем осколкам мостик, поскольку у перископа узкое поле зрения, и им неудобно пользоваться при качке.
Все, проект загублен. Тихоходный бронированный миноносец, вынужденный при волнении в четыре балла сбрасывать ход до среднего, посмешище всего флота. Поскольку комиссия постановила сразу закладывать пять штук, то их и построили. Дивизион спокойного моря — так их зубоскалы окрестили. Боевое применение считается невозможным, используют для доставки депеш. Ну и молодых матросов на службу натаскивают заодно.
Алексей тяжело вздохнул и примолк. Гошка не испытывал к этому упертому горе изобретателю ни малейшего сочувствия. Поразмышлял про себя, насколько сильно бить, ведь беседа имеет доверительный характер. И соглашаться нельзя. Негодные кораблики эти семисотые, как ни крути. Наконец, подобрал нужные слова.
— На лазурной глади моря цены бы не было этим замечательным канонерочкам. А в реале при непогоде на них несладко. Ни отстреливаться нельзя, ни убегать.
— А, ты про этот неубиенный аргумент вспомнил! Сколько лет по этим морям ходишь? — Алексей криво усмехнулся.
— Около одного. — Гошка и не думает выдавать себя за опытного морского волка.
— И сколько штормов ты видел?
— Около одного. — Гошка всерьез задумывается над этой странностью.
— То-то и оно. На этой планете сильные ветры бывают нечасто. И дуют они недолго. По результатам многолетних наблюдений волнение больше четырех баллов отмечается, в сумме в течение одной недели в год, не более. Для всех акваторий, по которым есть данные. Штормов больше семи баллов вообще никто не
