— Внутреннее оцепление снимается с боевого дежурства без замены, — доносится команда сержанта буквально через минуту. Все нормально. Встала и пошла к просторному тканевому сооружению, где местные медики собираются оказывать помощь упавшим с лошадей лихим наездникам. Собственно, вся их четверка туда потянулась
Под полотняным навесом — открылком — какая прелесть! На деревянной табуретке оцинкованный бачок с краником. В каком же старинном фильме встречала она такую картинку? Правда, стопка пластиковых стаканчиков портит антураж, но родниковая прохлада воды искупает это отступление от совершенства. Шлем долой, и восторг полноценных глотков. Как же было жарко! Адреналин уходит, руки вянут.
А парни заметно бодрее. Вот Бенц и Коста заносят носилки, на которых всхлипывает раненый. Подросток в окровавленном фартуке с выпученными глазами стоит на четвереньках и… Нет, сдержался. Стиснул зубы, сделал несколько плавных вдохов, сменил передник и нырнул обратно. Жизнь кипит, и Варя возвращается к реалу, Да, нить клинка, со свистом идущего прямо на твою переносицу…, кажется, к этому она была не вполне готова. Хотя знает, что шлем бы ее уберег.
Цепочка мужчин в наручниках из разбойничьего корабля переходит на патрульное судно. Второй пилот со штурманским помощником и пара ребят от механиков — отгонная команда — забираются в захваченного контрабандиста. Варя фиксирует действия по подготовке патрульного корабля к старту, соображая, как натуральней мотивировать «отставание» от своих. Сон или обморок? Фигня! Белые нитки!
Сбросив панцирь, надевает на себя висящий у входа медицинский балахон, маску, шапочку. Вакс, глядит на это с тихим изумлением, потом складывает ее амуницию в брезентовый мешок и тащит туда, куда собираются остальные десантники. Скорее всего, он понял ее намерение остаться и подыграл рефлекторно, просто из чувства товарищества. Она уже замечала, как эти ребята иногда каким-то звериным чутьем просекают, в чем фишка, и экспромтом проделывают такое, что не получилось бы ни после репетиции, ни в результате самого исчерпывающего инструктажа. Вообще народ в патруле специфический, душевный, что ли. Это не сразу видно, и неявно выражено, но после третьего совместного дела прозреваешь.
Нырнув в приемный покой, она тут же об этом горько пожалела. Запах крови, торчащие как напоказ кости. Но деваться некуда. Подавала и относила, держала и тянула. Остальные участники процесса были подготовлены лучше, и предоперационная обработка шла своим чередом. Одежда разрезана, грязь смыта, что-то выбрито, где-то продезинфицировано и перевязано. Пациенты один за другим перемещались в операционную. Варю вскоре отправили в другое помещение. Здесь раненые отходили от наркоза, и надо было не давать им выдернуть иглы капельниц.
Наконец из операционной выходит хирург — девушка несущественного роста и незначительной комплекции. Двое ребят стягивают с ее рук перчатки, сзади подставляется табуретка, а прямо к губам подносится стакан воды.
— Медикусы здесь в почете. — Первая мысль. — И помогают им толково. — Мнение об этой планете, как о мире мрачного средневековья, уже померкшее после высадки стражников, бледнеет еще сильнее.
Вообще-то старт корабля контрабандистов она засекла почти час назад по реву дюз. А десять минут назад пропала несущая частота станции наведения ее патрульного крейсера, что она отметила по коммуникатору. В системе Бурмы больше нет кораблей Федерации. То есть ее «забыли» и улетели. Но так не хочется снимать маску и начинать врать. Во всяком случае, не этим людям.
В реабилитационную палату входит бригада сиделок во главе с благообразным доктором в зеленом халате, операционная команда перебирается под тент. Вечереет. Жара чуть ослабла. На длинном столе аппетитно дымятся миски. Шапочки, перчатки, маски и балахоны летят в ящик. Народ остается в шортах или шароварах, просторных рубашках или коротких майках. Варе спокойно, и нравится среди этих людей. Плов — просто объедение. Поблизости несколько лошадей, расседланных и стреноженных, хрустят сеном, отдирая его от плотного кома.
— Ты кто? — Тот самый парнишка, что сдерживал тошноту. Теперь он выглядит лучше. Кажется, сверстник. Чуть ниже ее ростом, но какие мышцы!
— Варвара Теплякова. Стажер Патруля Федерации. Позывной «Барби». — Варя направляет на спросившего юношу ослепительную улыбку. — Кажется, мне придется какое-то время злоупотреблять вашим гостеприимством. Похоже, меня здесь случайно забыли.
Все молчат, и поглядывают на девушку хирурга. А та, словно прислушивается сама к себе, даже жевать стала медленней. Пауза затягивается. На лице врачихи сменяются эмоции. Создается впечатление, что она слушает некое повествование и реагирует, по мере того, как развивается сюжет. Наконец она выходит из самоуглубленности.
— Хотелось бы понять, зачем тебе понадобилось получать семь законченных высших образований.
Варя диву далась. Только назвала имя, и уже раскрыта. Это с кем же она здесь повстречалась ненароком? Опасения Ретты насчет осведомленности и влиятельности бурмийцев уже не кажутся ей надуманными, а подозрения об использовании на планете искусственных интеллектов — беспочвенными.
— Для меня это было как игра. Память в этом возрасте как губка, вот и решила поразвлечься. Ведь условия получения диплома не так трудно выполнить, если усвоен нужный объем информации. А потом, когда я научилась делать это за два месяца, стало скучно. — Вообще-то Варя не врет. По крайней мере — не очень сильно.
— И от скуки ты решила «развеяться» в патруле? — Взгляд медички, прямо скажем, тяжеловат.
— В патруле служат самые реальные парни. Не ангелы, конечно, но без гнильцы. А любая девушка должна думать о будущем… — Вот это уже откровенная ложь, но, неуличимая. Про чтение мыслей надежных данных нет. Но в глазах собеседницы она прочитала совсем другое. Веселые искорки так и заплясали в них, и это при совершенно расслабленном лице. Обидно попалась.
— Еще очень интересен выбор видов спорта, которыми ты занималась. Ни игр, ни единоборств. Летать, ездить, плавать, лазить — сколько угодно. Но ничего, связанного с преодолением противодействия.
— Ну, да. Правда в патруле меня немножко поучили отбиваться, если кто пристает, или не хочет делать того, что велят, так чтобы смогла убедить. Но до высокого мастерства мне далеко. — Варя продолжает играть роль скромницы. Оно и, правда, драчунья из нее так себе.
Врачиха зачистила одну тарелку и принялась опустошать следующую. Пауза становилась томительной. Наконец, доев, и высматривая на столе следующий объект для оказания ему пристального интереса, докторша продолжила:
— В общем, перспективы у тебя — не самые радостные. Патрульный корабль уже уведомил наше правительство о том, что ты осталась на планете. Вернуться за тобой они не смогут. Речь ведь не идет о спасении твоей жизни. Следующий их визит к нам непредсказуем, и не будет достаточно длительным, чтобы ты успела к месту их приземления. А ждать им, как правило, некогда.
Правительство Бурмы сообщило капитану, что тебе здесь ничего не угрожает. Так что выбираться с планеты тебе придется на пассажирском корабле. Билет недешев, а наличие на твоем счете достаточных средств сомнительно. Или я не вполне права? — Хирургиня смотрит на Варю.
— Сомнительно. — Варя стремительно соглашается, поскольку забралась сюда не для того, чтобы стремительно вылететь назад.
— Заработаешь — сможешь уехать. Только при жаловании прислуги или швеи на накопление достаточной суммы тебе жизни не хватит. А лучшего предложить я сейчас не в силах. Твои дипломы в совокупности наводят на мысль, что ты готовилась управлять государством, а это доходное занятие. Но свободных тронов у нас пока нет. — Забавно. Последняя фраза не вызвала веселого оживления за столом. — Осваивайся. Тед покажет тебе планету.
— Простите, а Вы кто?
— Если по-простому, то на планете я самая главная. Веткой зови. — И хирургиня, придвинув к себе следующую тарелку, занялась употреблением в пищу жареных кабачков.
— Если насытилась, ступай в палатку с Юлькой и Амелькой. Я тебя завтра рано подниму. — Паренек, вероятно Тед, выглядит воодушевленно. Ну конечно, намерен с ней подружиться. Ладно, она уже
