— Ты только не задави ее. После я буду.
— А че за хлебом в лавку выстроились, что ли. Пойду кого еще приласкаю, — бросив это, мужик, которого в лагере называли Пряхой, направился к группе накрепко связанных, и как минимум по разу изнасилованных женщин. По всему выходило, что они здесь хозяйничают не меньше часа.
— Слушай мою команду, — тихо, сквозь зубы процедил Антон, но его все прекрасно слышали. — Выбиваем в первую очередь вооруженных. Тех кто сдается, не трогать. Пока. Огонь.
Выстрелы для чувствовавших себя хозяевами положения бандитов, прозвучали совершенно неожиданно. Увидев падающих товарищей, они растерялись и затравленно начали осматриваться по сторонам, не в состоянии определить, откуда появилась смерть. Вот только что, они были хозяевами положения, сами решали кому жить, а кому умереть, и вдруг все поменялось. А выстрелы тем временем продолжали звучать, гремело не слитно, а вразнобой, но от этого не менее страшно, так как убитых и раненых завалившихся на землю, истекая кровью, становилось все больше.
Пряха, едва заслышав первый выстрел, присел сжавшись от страха в клубок, прикрыв крест накрест руками голову. Так он и просидел, пока выстрелы не прекратились, а все вокруг оглашалось только жалобными стонами раненых. Женщины замолчали, ошарашенные столь быстрой расправой. Пряха, набравшись смелости выглянул из-под локтя, осматриваясь по сторонам. Неподалеку стояли трое, задрав руки как можно выше. Наконец один из них, Серый, прокричал.
— Эй, начальник! Не стреляй! Сдаемся! — винчестер, которым он разжился у инородцев, уже валялся на земле. Щербатый даже не пытался им воспользоваться. Как так вышло, что в него никто так и не выстрелил, было непонятно.
Из-за взгорка поднялись четверо, среди них Пряха сразу же узнал громилу, который в лагере командовал всеми вооруженными и Песчанина. Держа оружие так, чтобы в случае необходимости сразу им воспользоваться, они начали приближаться к ним.
— Всем сделать десять шагов вперед! — никто и не думал ослушаться. — Лечь лицом вниз! — опять нет и намека на непонимание, команду выполнили тут же.
Оставив одного присматривать за лежащими пленниками, Песчанин, Гаврилов и Фролов быстро обошли лежащих бандитов, затрещали частые револьверные выстрелы. Не разбирая, раненый там или уже мертвый, они быстро и без лишних сантиментов провели контроль. После чего подали команду и к стойбищу подошли еще трое, которые все это время их прикрывали.
— Панков – старший, Потапов, Марков! Осмотритесь в стойбище и развяжите пленных.
— Слушаюсь.
— Есть.
— Есть.
Осматривать особо было нечего. Всего-то шесть жилищ. Семь трупов, лежат на обозрении у всех, четверо, под караулом. Двенадцатого нашли за одним из чумов, с ножевой раной в груди. Проконтролировали. Так что не прошло и пяти минут, как Панков прибыл с докладом.
— Восемь трупов, четверо пленных, все в наличии. Зарезали одного старика, парнишку и двух старух. Остальные мужчины на охоту уехали. Женщин всех ссильничали. Как видно, парнишка успел прирезать одного, второго ранить.
— Как случилось?
— А просто, Антон Сергеевич. Вошли открыто, никто ничего не заподозрил, а потом напали.
— Встать!
Пленники с готовностью, выполнили команду Антона. Да и не хотелось хоть на мгновенье промедлить с этим, уж больно страшно звучал голос начальника партии. Антон взглянул в глаза каждому из пленников, которые тут же спешили потупить взор, так как ничего хорошего для себя они в его взгляде не увидели.
— Гризли. Этих в расход. Только за стойбище выведи.
Что означало, в расход, щербатый не знал, но сразу же понял, что ничего хорошего это не предвещает, а вернее точно определил, что вот сейчас их будут убивать и возможно мучительно и долго.
— Эй начальник, не по закону. Вы нас законным властям передать должны. Судить нас должны. Ить в России живем.
— Вспомнил гнида, про закон. А ты падла, когда инородцев резал, про закон помнил!? Ты когда женщин насиловал, про закон помнил!? А теперь суда требуешь!? Вот тебе суд!
Когда и как в его руке оказался охотничий нож, он так и не понял, как впрочем и остальные. Глаза застила сплошная красная пелена, тело словно жило своей жизнью, действуя самостоятельно. Когда он пришел в себя, то обнаружил, что его крепко сжимает в своих объятиях Гаврилов.
— Все, Антон. Все. Кончилось уже, — ласково гудел ему в ухо гигант.
Песчанин взглянул перед собой и от увиденной картины, его едва не вывернуло наизнанку. Перед ним лежали четыре трупа. Но если трое из них, были упокоены, так сказать, чисто, имея только по одной ране, то на четвертого без содрогания взглянуть было нельзя. В окровавленном, исколотом и изрезанном куске мяса едва можно было узнать того, кого еще недавно в лагере все называли Серым, а Варлам – щербатым. Антон перевел взгляд на себя и увидел, что весь буквально покрыт кровью, а одежда обильно ею пропиталась. В нос бил резкий запах, словно при забое скотины, а во рту ощущался солоновато-медный привкус. Как это? Неужели это он?
— Ты как, Антон? — все так же заботливо, поинтересовался Семен.
— Н-нормально. А что это было?
— Суд. Правый и скорый, — лаконично ответил бывший пловец.
Все вокруг со страхом и каким-то неестественным восхищением, взирали на этих двоих. Как только Антон набросился с ножом на щербатого и стал его кромсать, Гаврилов не теряя и секунды, провел три точных и молниеносных удара, упокаивая остальных. Потом, прилагая большое усилие, с трудом оттащил Песчанина от истерзанного трупа. Картина была страшной, но никто и не думал осуждать начальника, а женщины взирали на произошедшее с мрачным удовлетворением.
Мужчины вернулись только под вечер. Узнав о произошедшем, Васька молча вышел за стойбище и направился туда, куда отволокли трупы. Он с удовольствием сам убил бы каждого из тех, кто посягнул на его род, но убить дважды, невозможно. Ему оставалось только плюнуть на трупы тех, кто принес горе в его дом.
Никто не собирался хоронить убитых, или еще как позаботиться об останках. Этим займется местное зверье, которое уже начало подтягиваться к месту пиршества. Когда появился человек, с громыхающей палкой, несущей смерть, несколько песцов и волк отбежали в строну, прячась от охотника, и не думая так легко отказываться от трапезы. Человек немного постоял, над трупами, а потом отвернулся и направился к шатрам из шкур. Проводив его настороженными взглядами, звери выждали еще немного, а затем воровато приблизились, к мертвым телам, источающим пьянящий запах крови и вонзили свои острые зубы в плоть. Пиршество в бескрайней тундре продолжилось. Запах распространялся все дальше и дальше, разносимый вольно гуляющим ветром, и привлекая все новых и новых пирующих.
— Васька, ты уж прости меня, — понурившись, подошел к инородцу Антон.
— Зачем однака, прости просишь, насяльника? — вынув из рта трубку и пыхнув густым дымом, сумрачно поинтересовался Васька.
— Так ведь, я привез сюда этих людей.
— Привел стойбища?
— Нет, не в стойбище, а на эту землю.
— Они прийти убить мои родичи, меня дома нет, ты убить их. Сипасиба, насяльника, — он опять зажал между зубов мундштук трубки и пыхнул табаком.
Песчанину не понравился тон, которым говорил его собеседник. По всему выходило, что хотя тот и не обвиняет его, а даже наоборот, вроде как благодарит, но добрососедским отношениям пришел конец. Скорее всего, теперь инородцев не заманишь на факторию никакими калачами, получалось, что торговля накрылась, даже толком и не начавшись. Но об этом он подумал как-то отстраненно, искренне переживая то, что явился источником несчастий для этих людей. Не покидала и мысль о том, что чукчи возжелают устроить кровную месть.
