три полка, которые за эти дни были измотаны и избиты, потеряв чуть не половину личного состава, но так и не пропустили через себя наступающего противника. Кондратенко несколько раз был уже готов бросить в дело резервы, но всякий раз командирам обороняющихся полков и их личному составу удавалось выправить положение.
В частях уже началось брожение. Люди уже четвертые сутки наблюдали за тем, как их товарищи прилагая огромные усилия продолжают удерживать позиции, а они в это время отсиживаются в тылу и ничего не предпринимают. Не прибавлял настроения и постоянно текущий с передовой поток раненых, которых после оказания первой помощи тут же грузили в вагоны и отправляли в Артур. Вид раненых не вносил смятения в сердца солдат, он только разжигал злость. Да что же это творится-то? Вот при Александре Викторовиче, царствие ему небесное… А тут…
— Сережа, а может ну его. Давай по-быстрому организуем тебе ранение и иди в госпиталь.
— Ты за кого меня принимаешь Гризли? Да как ты…
— Не кипятись Сережа. Хочешь думать обо мне как о наседке, пожалуйста. Но посмотри на это и с другой стороны. Старуха прогибается, якорь ей в седалище, только там, где оказываемся мы. Вот влез Антон в морскую баталию и от атаки камикадзе вышел только пшик. Влезли мы в события на Квантуне и топчутся японцы у перешейка, шагу ступить не могут. А нет никого из нас у Куропаткина и он зараза, даже при куда меньшей обеспеченности японцев проигрывает им один бой за другим. А что если нас там обоих накроют? Как тогда будет?
— Значит, о деле думаешь?
— И о деле тоже. А потом, мне будет куда спокойнее, если я буду знать, что если случись что, о наших семьях позаботится никакой-то там дядя, а ты.
— А почему не ты?
— Потому что я изначально поддержал эту затею, потому что я имею куда больший боевой опыт, потому что я в конце концов в отличие от тебя обученный боец.
— Все так, Семен. А как ты думаешь, смогу я после этого жить? Каково оно мне будет, ты об этом подумал? Одно дело, если свалит в бою, приложило, оказался на больничной койке, другое вот так вот. Э-э, даже не думай, медведь тупорылый. Я те тогда пулю в лоб закатаю, а не в плечо.
— Все, все. Нет дурных мыслей. Но неправильно это Сережа.
— Нормально. А вдруг под напором сразу двоих, у нее наступит перелом и она окончательно сломается. Такое ты не допускаешь?
— После того, что с нами случилось, я уже допускаю все что угодно. Вот только понапрасну рисковать не хочется.
— Посмотри на это и под другим ракурсом, быть может именно то, что мы оба премся в эту авантюру в первых рядах по большому счету и убедило Макарова и Кондратенко в нашей правоте.
— А правы ли мы? Может это станет гибелью крепости, вот возьмут самураи и выстоят, а потом ломанутся снова в последний и решительный, а наши возьмут, да и не выдержат. Кто сказал, что мы лучше всех знаем как нужно действовать?
— А я и не говорю, что знаем. Просто мне кажется, что ты был прав. Времени у нас совсем не осталось, направление изначально нами было взято не то, остается ломать через колено. Не знаю как там будет у японцев, но для нас это и впрямь, последний и решительный. Либо она здесь и сегодня переломится, либо все зря и эта война закончится так как и положено, только с куда большими жертвами.
— А ведь если бы ты согласился, у нас был бы еще один гарантированный шанс. Ведь теперь-то мы знаем, как надо действовать. У нас будет целая киноиндустрия, синематографы по всей стране, политагитки, просто патриотические фильмы, документальные фильмы о происходящем заграницей, чтобы сбить спесь и тупость с нашей интеллигенции. Наймем кучу борзописцев по всему миру и пусть клепают статьи на благо России, нет, откроем свои газеты. Раскроем глаза на наших революционеров. Вон про Ковальского фильм сняли, теперь его переправят в Питер и Москву, не думаю, что народу это понравится. Это же сколько можно наворотить.
— Вот если выживем, займемся. И не смотри на меня так. Если нет, эвон Варламу подробную инструкцию расписали, как что и зачем.
— Варлам – не то.
— Семен, вот умеешь ты настроение добавить. Тут вот-вот в бой, а он стонет, как раненый поносом в самую… Иди вон, лучше займись своим батальоном.
— Ротой.
— Это ты им рассказывай.
Выдвигаться было решено в три эшелона, без артиллерийской подготовки и вообще с минимумом шума. Первым по путям должен был проследовать один паровоз, с двумя добровольцами, они должны были проверить целостность пути, конечно парням не позавидуешь, случись путь нарушен, но они знали на что шли. Далее шел фронтовой бронепоезд 'Стерегущий' ощетинившийся во все стороны орудиями и пулеметами. Уже следом за ним двигался состав состоящий из платформ обложенных мешками с песком и блиндированных вагонов, которые были изготовлены для КВЖД еще в довоенное время, только у них срезали верхнюю часть, чтобы уменьшить площадь и увеличить свободу маневра, тем более что бронированной была только нижняя часть до окон.
Далее за этими составами выдвигались 'Квантун' и 'Ляодун', на них возлагалась задача по артиллерийской поддержке выдвигающихся частей. Уже следом за ними шли два состава с первой и второй подвижными батареями, это шестидюймовые мортиры установленные на обычные двухосные платформы и обложенные шпалами, всего шестнадцать орудий. Их дальности в семь с половиной верст было вполне достаточно, для осуществления артиллерийской поддержки.
Корабли с пополненным и даже завышенным боекомплектом уже заняли привычные для них позиции. Но на этот раз в заливе Джонок находилось также четыре броненосца, готовых метать свои крупные фугасы по противнику. На левом фланге были собраны практически все миноносцы, которые должны были дополнить канонерки. Флот намеревался поддержать армию по максимуму.
За полночь началось выдвижение войск. Подобно японцам до этого выдвигались без артиллерийской подготовки, всячески стараясь сохранять скрытность, с тем, чтобы приблизиться как можно больше. Артиллерия должна была вступить в дело в последний момент, средней предстояло громить ближние тылы, мелкому калибру предписывалась непосредственная поддержка атакующих.
С этой целью от каждой батареи были выдвинуты по два корректировщика, которым было придано аж по два связиста. В этом бою корректировка и связь должны были означать очень много, только от бесперебойной работы этой сцепки зависела эффективность огня. При потере связи и отсутствии свежих данных, батареям предписывалось тут же прекращать огонь, чтобы не накрыть свои же части, больно уж тесно должны были взаимодействовать боги войны и королева полей. Такого до сих пор нигде не было, если не считать единственного случай поддержки атаки под руководством капитана Гобято. В последние дни русские артиллеристы вели огонь на пределе, вот только свои части при этом находились в траншеях, сейчас опасность возрастала многократно, так как предстояло все же поддерживать атакующие цепи.
Огонь. Дым. Пыль. Мечущиеся тени, в неровном свете ракет и пожара. Нескончаемая трескотня винтовочных выстрелов, перемежаемых весьма часто слышимыми свирепыми пулеметными очередями. Тяжкие вздохи разрывов.
— Ура-а-а!!!
— Банза-а-ай!!!
— Полундра-а!!!
На маленьком пятачке промежуточной станции творится просто невообразимое, русский, японец, едва разобрав кто перед ним, бросается в схватку очертя голову, напрочь позабыв об инстинкте самосохранения. Достать! Порвать! Вцепиться в глотку! Ни страха, ни сомнений, одна только ярость рукопашной схватки.
— Сергей Владимирович! Куда!?
— Достали уже, то Семен, теперь еще и ты. В няньки нанялся!? А может позабыл, кто тут командир!?
