жизни (ср.: Лев. 25:23; 3 Цар. 21:3), утратил свое значение для современников Исайи, однако стремление овладеть пустующей землей получит полное иронии удовлетворение. 1 бат — мера жидкости, соответствует 1 ефе, мере упругих тел, и составляет около 8 галлонов (36 литров). Хомер (не путать с гомором из Исх. 16:36) был в десять раз больше (ср.: Иез. 45:11). То есть урожай будет катастрофически меньше того, что было посеяно.
5:11–17 Гуляки. Отказ задуматься, то есть посмотреть в лицо фактам — «делу рук Господа» (12б, 13а), всегда навлекал проклятия пророков (Иер.8:7; Ос.4:6; Ам. 6: 1—7), принимал ли он форму бездумной религии (1:3,10—17), софистики (5:20–21), оккультизма (8:19–20) или бегства от реальности в пьянство, как изображено здесь. В наказание эти сластолюбцы, как и свихнувшиеся на моде женщины в 3:16 — 4:1, лишатся единственного, ради чего они живут (13б), и окажутся объектами еще более неумеренного аппетита, нежели их собственный (14). Преисподняя — буквально «шеол» (см. коммент. к 14:9,15; 38:10,18).
5:18—23 Насмешники. Поскольку в иврите часто используется одно и то же слово для обозначения и самого понятия и его следствия, ст. 18 может означать «которые влекут на себя наказание… и кару». (Ср. еврейский текст Быт. 4:13; Зах. 14:19). Следующий стих подтверждает это. С другой стороны, метафора может быть намеренно странной, ибо упорствующего насмешника никто не затаскивает в пучину греха, но он сам страстно стремится туда. В большинстве поколений есть такие «бесстрашные мыслители», те, кто откровенно богохульствует (19), и те, кто извращает понятия добра и зла (20) или же мнит себя мудрее Господа (21). Они производят такое же впечатление, как и беззаботные пьяницы ст. 22 и прагматики ст. 23, которые ценят только деньги и больше ничего.
Повторяющееся За то вдвойне усиливает ощущение неотвратимости суда как логически неизбежного следствия (24) и как проявления праведного гнева (25). И то и другое всегда сопутствует Божьей каре. Образ руки, простертой для наказания, еще повторится в 9:12,17,21; 10:4; поэтому эта отдельная ссылка могла быть вызвана неверным помещением данных строк при переписке. Однако лучше воспринимать этот отрывок как отголосок надвигающейся грозы, позволяющий увязать данное повествование о суде с предыдущими. Армия, ужасающая своей жестокостью и педантичностью, описанная в заключительных стихах, — машина и дикий зверь одновременно — точный портрет ассирийской армии. Однако эта военная мощь, величайшая на то время, явилась по знаку и призыву Господа (26), что вряд ли может послужить утешением для отступников, которым не остается ни единого проблеска надежды в этом собрании глав.
И только сейчас мы остановимся на описании первого видения, настолько неотложным был вступительный призыв к покаянию и настолько необходимы были подробные описания, данные в этих главах, открывающие нам, что исторгло у Исайи его признание (5), и поясняющие обстановку, в которой пророк получил повеление идти и говорить с ожесточившимися иудеями (9–10). В этом видении можно заметить основные темы книги: неизменная святость Господа и Его исключительное величие; Его слава и чистота, как необходимое условие этой славы; очищение покаянной и восстановленной отрасли Израиля.
Царь Озия умер после, а не до того, как был призван пророк Исайя, что становится ясно из 1:1. Если в его смерти что–то еще имело значение, кроме даты, то это болезнь, от которой он умер, — проказа, постигшая его за то, что он презрел святость Господа, когда «возгордилось сердце его» (2 Пар. 26:16; ср.: Ис. 2:17). Мотивы престола, храма (1) и Царя (5) наталкивают некоторых писателей на мысли о празднике в честь Божественного воцарения, однако для этого нет достаточных оснований; в любом случае, эти упоминания важны, потому что показывают, перед кем должно склоняться всем власть имущим на земле.
Серафимы значит «огненные», этот эпитет давался змеям в Чис. 21:6,8 и Ис. 14:29; 30:6. В данном отрывке серафимы — крылатые небесные человекоподобные существа (с ногами и руками, 6), но описание их приведено для того, чтобы подчеркнуть святость Господа, в присутствии Которого даже сияющие и безгрешные существа трепещут, боясь увидеть Его или быть увиденными Им, но они скоры в услужении (2) и безостановочно восхваляют Господа (3). Их антифон (3), несмотря на краткость, способен потрясти природу (ср.: 4). В первых строках упоминается имя и сила Господа (Саваоф буквально означает «Господь сил», т. е. небесных воинств, которыми Он управляет как на небе, так и на земле), а во вторых строках говорится о границах и природе Его владений. Слава — это проявление Его сущности, а следовательно, Его святости; не только Израиль, но вся земля была сотворена Им для этого. Этот же подтекст виден в стихах о суде и спасении; см.: Ис. 11:9; 40:5; Чис. 14:21–23; Ав. 2:14. Вариации на тему полноты святости см. в ст. 1, 3, 4.
Сотрясение верхов врат, тьма и испуг пробуждают в памяти гору Синай (Исх. 19:16—18) и предостережения о суде.
(См. новозаветный коммент. обо всем этом в Евр. 12:18–29, а также Мф. 5:8). Существенно для послания Исайи то, что его слова должны были исходить из уст прощенного человека, бывшего таким же грешником, как и те, кому он предложит выбор жизни или смерти. Также очень характерно, что суд проявляется как очищение. Огненный посланник и горящий уголь с первого взгляда могут показаться обозначающими что угодно, только не спасение (ср.: 1:25–26; 4:4), однако они появились из жертвенника и говорят об искупления (прощать происходить от еврейского глагола «искупать», «возмещать»). Горящим углем, символизирующим весь жертвенник, от которого он был взят, совершена была плата за грех в месте, уготованном грешникам. Приложенный к устам Исайи (чистота которых была преимущественно необходима ему) уголь символизирует прощение его личных грехов.
Реплика Исайи: «Вот я, пошли меня!» — вдвойне замечательна. Во–первых, эта готовность к служению значительно отличается от первоначального состояния Исайи, объятого благоговейным страхом и мучительно сознающим, что недостоин высокого предназначения (5). Так же и Моисей или пророк Иеремия в свое время тоже не были готовы немедленно повиноваться, когда Господь призвал их возвещать Его волю людям. Во–вторых, замечателен факт призвания Исайи среди сонма небесных сил. Для сравнения можно прочесть Отк. 5: 1 — 14 и 3 Цар. 22:19—23. Следующие далее строки об ожесточении сердец израильского народа (9—10) в текстах Нового Завета встречаются по крайней мере шесть раз, где частично, а где и целиком (напр., см.: Мф. 13:14–15; Деян. 28:26–27 и т. д.). Надо читать их сквозь призму ст. 11–13, тогда становится ясно, что грядущий суд и великое опустошение — необходимая предпосылка возрождения. Исайя готов проповедовать народу слепому и глухому, хотя Господь здесь единодушен с Исайей в скептическом отношении к результатам его пророческой миссии. Таким образом, получается, что проповедь Исайи должна будет послужить толчком к дальнейшему ожесточению иудеев и их противлению воле Господа. Пророк осознает, что для грешного Израиля не осталось ни малейшего шанса на спасение, потому что обличительная правда не будет воспринята. Единственная фраза, в которой подается надежда на спасение (ср.: 11:1; Иов. 14:7—9), отсутствует в LXX (опущен ст. 13в). Однако текст кумранских рукописей Книги Пророка Исайи подтверждает нашу версию перевода. В противном же случае учение Исайи об «остатке» Израиля (напр.: 10:20—23) вошло бы в противоречие с его собственным утверждением в ст. 13а. Итак, описание видения пророка Исайи заканчивается оптимистической нотой. На
