Но выносится ли Израилю, как и всему миру, окончательный приговор? Амос — пророк Яхве, и уже этого одного довольно, чтобы избавить его от обвинений (которые лет двадцать назад, наверное, предъявлялись ему более решительно, чем в наши дни) в том, что его слову недостает надежды и что эпизоды, подобные 9:11–15, являются позднейшими вставками других писателей. Господь (Яхве) открыл значение Своего имени (Исх. 3:15; 6:6–8) в уникальном событии — исходе, который означал для избранного народа спасение, а для его врагов — гибель. Проповедь о таком Боге никак не может исключать надежду, ибо надежда есть упование на милость, присущую Богу. Это проясняется в 7:1—6, где Амос поставлен перед лицом великих судов (вследствие грехов Израиля), когда не останется в живых никого. Когда провидец молит Бога не допустить подобных судов, Бог свидетельствует: «Не будет сего». Далее в комментариях показано, что заявления в 7:3,6, отвергающие полное истребление, примут затем форму несомненной надежды (восстановленный «Давид», восстановленное творение и восстановленный народ) в 9:11–15.
Пророчество
Ст. 7 гл.14 является ключевым. В древнееврейском языке отсутствие глагола «быть» (букв. «Я не пророк») обыкновенно подразумевает настоящее время. Основываясь на этом, некоторые интерпретаторы (напр.: Wolfe.
Дело в том, что в древнееврейском языке в большинстве случаев опускается глагол «быть» в настоящем времени, однако то или иное решение при переводе и толковании должно приниматься, исходя из контекста. Стало быть, отвечая на вызов, брошенный священником, Амос в этом эпизоде говорит о том периоде, когда он еще не был пророком. А он не был им, пока Божественное избрание и миссия не дали ему пророческого статуса и дела. Он принадлежит к традиции истинного ветхозаветного пророчества как проповеди Божественного слова. Подобно всем другим пророкам, высказывавшимся по этому поводу (ср.: Иер. 1:9; Иез. 2:7 — 3:4), Амос заявляет о полном тождестве своих слов словам Господа (1:1,3).
Речь идет об уникальном феномене вербальной инспирации (богословский термин и теория, относящиеся к таинственному опыту непосредственного общения с Богом. —
Религия
В эпоху Амоса Израиль жил напряженной религиозной жизнью, но за ней стояла религия, уклонившаяся от закона Божьего (2:7—8), религия, лишенная благодати (4:4–5), бессильная защитить своих поборников (3:14; 5:5–6) и утратившая представление о нравственной и социальной справедливости (5:21–25). Однако не впадает ли Амос в иную крайность, думая найти веру, провозглашающую идеал нравственной и духовной жизни без обрядового, жертвенного выражения? Вопрос, заданный им в 5:25, как будто позволяет так думать; и в самом деле его часто так и трактовали (Whitley С. F.
Литературные достоинства книги Амоса
Книга Пророка Амоса дошла до нас как тщательно отредактированное произведение древней письменности, отредактированное, несомненно, самим Амосом. Действительно, принимая во внимание уверенность пророка в том, что его писание суть слова Божьи, понимаешь, сколь невероятно предположение, что Амос мог пойти на риск оставить слово Божье устной традиции или неизвестным редакторам (ср.: Ис. 8:16–20; Иер. 36). Однако ответим на возможный вопрос: «Не благоразумнее ли некоторые фрагменты этой книги в том ее виде, в каком она дошла до нас, считать позднейшими вставками?» Речь идет о следующих фрагментах:
1. Предсказания о Тире, Эдоме и Иуде (1:9–12; 2:4–5). Эти предсказания нередко трактуют как позднейшие вставки на том основании, что они более кратки, чем предречения о Дамаске (1:3—5), Газе (1:6—8), Аммоне (1:13—15) и Моаве (2:1—3). Однако если имеется три предсказания меньшего и четыре большего объема, то, как замечает Хаббард (Hubbard) (TOTC, р. 97), «разнообразие может оказаться таким же свидетельством подлинности, как и однообразие». Следует добавить, что Амос, пастух из Иудеи (1:1) (Фекоя — город в Иудее. —
2. Фрагменты, по стилю подобные гимнам (4:13; 5:8–9; 9:5–6). Хьят (Hyatt.
«Amos»,
3. Слова из 9:11–15. Их много обсуждают, поскольку они передают благую весть надежды и сопоставимы по значимости с остальным текстом пророка. Считалось, по крайней мере раньше, что учение о надежде могло возникнуть лишь в послепленный период. Но слог этого фрагмента соответствует стилю всей книги. Кроме того, гипотезе о каком–то позднейшем редакторе, якобы сделавшем вставку с учением о надежде предположительно после того, как возвещение о близком суде на самом деле не исполнилось и народ Израиля после вавилонского плена не сгинул с лица земли, присуща логическая несообразность. В самом деле, если Амос — это лишь провозвестник Страшного суда, провидящий только завершение завета и гибель избранного народа, то позднейшая вставка о надежде могла бесчестить Амоса в качестве