Но сейчас, когда дирижерская палочка и деньги заказчика перешли от упраздненного ТГУ к военному ведомству, заикаться о ленинградском «Беркуте» стало совсем неуместным, поскольку оказалась на грани забракования военными московская система. И это несмотря на то, что уже прошли стрельбы по полной программе на полигонном опытно-боевом зенитно-ракетном комплексе. Уже не «академики» из КБ-1, а штатные боевые расчеты войсковых частей эксплуатируют боевую технику. Объекты приобрели образцовый воинский вид. На боевых площадках — газоны, аллейки молодых деревьев вдоль асфальтированных дорожек. В аппаратных помещениях сверкают надраенные соляркой до блеска линолеумы, шкафы и пульты с мигающими и немигающими лампочками. Система была подвергнута всем видам проверок, которые предлагались военными, но, как оказалось, совсем не для того, чтобы обрести уверенность в ее качествах как оружия ПВО, а для того, чтобы наскрести ее «недостатки», которые промышленность должна устранить, прежде чем решать вопрос о принятии системы на вооружение. Но если систему С-25 военные, по существу, предлагали вернуть на доработку, то сам по себе отпадал вопрос о тиражировании «недоработанных» средств этой системы для ПВО Ленинграда, получившей условное наименование С-50.
Другие возражения военных против продолжения производства средств типа С-25 для С-50 основывались на их желании иметь мобильные средства вместо стационарных. На это мы с Лукиным отвечали, что Ленинград — это сугубо «неперевозимый» объект, поэтому бессмысленно требовать, чтобы обороняющие его установки были мобильны. Тем более что на современном состоянии радиоэлектроники мобильные зенитно-ракетные комплексы могут быть выполнены только в одноканальном варианте. Сейчас нельзя терять такое важное качество комплексов С-25, как многоканальность. Ее можно реализовать, если угодно, и в мобильном варианте, — с размещением аппаратуры в вагонах, антенн и пусковых установок — на железнодорожных платформах. Антенны конусного типа не имеют открытых вращающихся частей и поэтому очень хорошо приспособлены к размещению на железнодорожных платформах прямо в рабочих положениях. Они проверены в составе кратовской станции Б-200 и сейчас смонтированы в Капъяре. Железнодорожные многоканальные ЗРК были бы очень удобными для ПВО городов: ведь к каждому сколько-нибудь важному городу подходит железная дорога, от которой совсем нетрудно сделать отвод для размещения такого комплекса. А сколько понадобилось бы одноканальных подвижных комплексов вместо одного такого комплекса и как можно будет управлять их совместными боевыми действиями при отражении группового налета авиации противника? Исходя из этого, я считал, что одноканальные комплексы хороши только для борьбы с одиночными самолетами, — например, с нарушителями границы, но не для серьезной войны.
Однако перекомпоновка многоканального ЗРК С-25 под железнодорожный вариант (система С-50), модернизированные доработки С-25, так же как и модификация многоканального ЗРК С-25 в одноканальный под автомобильный вариант (С-75), — все эти три направления работ в нашем отделе представлялись мне недостаточно серьезными для того, чтобы задействовать уникальнейший научно-технический потенциал коллектива, выросшего на создании системы С-25. Я считал, что под научно-техническим руководством КБ-1 эти работы по плечу промышленным КБ и заводам, приобретшим опыт при создании системы С-25. Основной же творческий потенциал нашего отдела должен быть задействован на создание ЗРК с существенно увеличенной (например, в два раза) дальностью действия. Идея создания такого комплекса «дальней руки» в то время буквально носилась в воздухе, но, несмотря на это, я, к моему удивлению, не нашел поддержки ни у Лукина, ни у Расплетина.
Лукин мне сказал:
— Может быть, вы и правы, но мы в этом деле опоздали. Генеральный конструктор Лавочкин и министр Калмыков вышли прямо к Хрущеву с предложением о создании дальнобойных многоканальных зенитно-ракетных комплексов «Даль». Военные поддержали это предложение, и вышло постановление о строительстве комплексов «Даль» в системе ПВО Ленинграда. Так что военные не такие уж противники стационарных систем.
Я ответил, что можно только сожалеть, что инициатива в этом деле исходит не от нас. Это не только подсекает на корню С-50, но и расшатывает доверие военных к С-25. Получается, будто мы зашли не туда, а Лавочкин исправляет положение.
— «Даль» — это авантюра, — сказал Расплетин.
Я, между прочим, тоже так считал, но эта авантюра не по идее, а потому, что без участия КБ-1 — это «не по Сеньке шапка».
Лавочкин — прославленный авиаконструктор, его верткие, остроносые истребители давали жару «мессерам», после войны он сделал опытный образец истребителя, на котором летчик-испытатель преодолел звуковой барьер. Высшее начальство, с самого верха следившее за успехами Лавочкина, решило, что именно ему следует поручить разработку зенитной ракеты для «Беркута». И хотя он упирался, пришлось ему пойти на вторую роль под главенством этого мальчишки Сергея Берия, к которому, как дядька при юнкере, приставлен загадочно немногословный и своенравный Куксенко.
Как авиаконструктор, Лавочкин в свое время привык командовать радистами: выдавал им техническое задание, назначал вес радиоаппаратуры, выделял отсек для ее размещения и место для щитка управления, а все остальное, как говорится, «не ваше дело». Теперь же, при разработке ракеты, в его дела все плотнее стали влезать радисты, «управленцы». Задают материал обшивки и даже силовых узлов ракеты в местах установки бортовых антенн. Случалось и так, что ракета, как бревно, не слушалась радиокоманд: рули отклоняются, а она почти не меняет своего курса или тангажа, и даже поворачивали не в ту сторону. Приходилось делать продувки моделей ракет, экспериментировать, ставить всякие закрылки, выбирать местоположение рулей — вроде бы обычное дело, но все это — под недреманным оком КБ-1. Однако сотрудничество с КБ-1 у Семена Алексеевича сложилось в деловом, взаимно уважительном ключе, и под впечатлением боевой работы станции Б-200 с ракетой В-300 на полигоне он даже «снял шляпу перед радистами», обращаясь к Расплетину.
Вместе с тем Лавочкина не могло не беспокоить то, что КБ-1 собрало у себя отдел из бывших сотрудников Поликарпова и словно бы между прочим создало наклонно стартующую зенитную ракету с твердотопливным ускорителем под руководством Томашевича. После упразднения ТГУ этот отдел выделился из КБ-1 в самостоятельное ОКБ-2, его главным конструктором был назначен бывший главный инженер из ОКБ Лавочкина — П. Д. Грушин, и оба КБ вышли с предложением о создании перевозимого ЗРК. Выходит, что после С-25 Лавочкин со своим ОКБ может оказаться «безработным». Подыскивая подходящий заказ, Семен Алексеевич взялся за разработку крылатой ракеты дальнего действия — носителя ядерного заряда, но не было никакой уверенности, что такие ракеты выдержат конкуренцию с баллистическими ракетами.
Находясь в таком затруднительном положении, Лавочкину ничего не оставалось, как принять предложение В. Д. Калмыкова — возглавить разработку многоканального дальнобойного зенитно-ракетного комплекса. Только что назначенный министром средств связи, Калмыков подключил к работам по заданиям Лавочкина самые заслуженные НИИ своего министерства, создававшие первые отечественные радиолокаторы. Но эти НИИ, несведущие в радиотехнических системах управления, не могли справиться с комплексно-системными задачами, типичными для КБ-1, и это, в полном согласии с прогнозами Расплетина и моим, привело к полному провалу работ по системе «Даль». Но провал «Дали» проявится много лет спустя, а пока что в этой разработке Калмыкову виделась перспектива под знаменем такого прославленного конструктора, как Лавочкин, поднять престиж своего министерства, оставив далеко позади КБ-1 по тактико-техническим характеристикам разрабатываемых зенитно-ракетных комплексов.
Военные на всех уровнях и Хрущев были настолько заворожены системой «Даль», что, не дожидаясь хотя бы полигонного образца, начали строительство объектов этой системы вокруг Ленинграда. Грандиозные бетонные памятники дилетантства, некомпетентности и безответственности новоявленных разработчиков и заказчиков ЗРК!
Я не сомневался, что Калмыков, прежде чем выступить с предложением по «дальней руке», не мог не посоветоваться с Расплетиным при сложившихся между ними отношениях с капьярских времен. Но почему Расплетин по-приятельски не отговорил Калмыкова от явной авантюры? Не потому ли, что она отводила от него самого завладевшую умами тематику «дальней руки», — по крайней мере, на время, пока Лавочкин со своими новоиспеченными наведенцами не сядет в лужу? А он, Расплетин, за это время сумеет быстро и без хлопот реализовать перевозимый одноканальный комплекс С-75. На базе многоканального комплекса это дело нехитрое, — можно сказать, без драки в забияки, так что найдется время и для задела по тематике
