Большая Советская Энциклопедия (ФА)

послужила пародийная «Правдивая история» Лукиана, где автор для усиления комического эффекта стремился нагромоздить как можно больше невероятного и несуразного и обогатил при этом флору и фауну «чудесной страны» многими живучими выдумками.

  Т. о., ещё в античности наметились основные направления Ф. – фантастические блуждания- похождения и фантастический поиск-паломничество (характерный сюжет – сошествие в ад). Овидий в «Метаморфозах» направил в русло Ф. исконно-мифологические сюжеты превращений и положил начало фантастико-символические аллегории – жанру скорее дидактическому, чем приключенческому: «поучению в чудесах». Фантастические превращения становятся формой осознания превратности и ненадёжности человеческой судьбы в мире, подвластном лишь произволу случая или загадочной вышней воле.

  Богатый свод литературно обработанной сказочной Ф. дают сказки «Тысячи и одной ночи»; влияние их экзотической образности сказалось в европейской предромантике и романтизме. Фантастические сюжеты «Тысячи и одной ночи» отличаются своеобразной национальной и религиозной замкнутостью. Фантастическими образами и отзвуками «Махабхараты» и «Рамаяны» насыщена индийская литература от Калидасы до Р. Тагора. Своеобразный литературный переплав народных сказаний, легенд и поверий представляют собой многие произведения японской (например, жанр «рассказа о страшном и необычайном» – «Кондзяку-моногатари») и китайской Ф. («Рассказы о чудесах из кабинета Ляо» Пу Сун-лина).

  Фантастическое воображение под знаком «эстетики чудесного» было основой средневекового рыцарского эпоса – от «Беовульфа» (8 в.) до«Персеваля» (около 1182) Кретьсна де Труа и «Смерти Артура» (1469) Т. Мэлори. Обрамлением фантастических сюжетов стала легенда о дворе короля Артура, наложенная впоследствии на расцвеченную воображением хронику крестовых походов. С ней скрещивалась более исторически обоснованная легенда о дворе Карла Великого. Дальнейшую трансформацию этих сюжетов являют монументально-фантастические, почти совсем утратившие историко-эпическую подоснову ренессансные поэмы «Влюблённый Роланд» Боярдо, «Неистовый Роланд» Л. Ариосто, «Освобожденный Иерусалим» Т. Тассо, «Королева фей» Э. Спенсера. Вместе с многочисленными рыцарскими романами 14–16 вв. они составляют особую эпоху в развитии Ф. Вехой в развитии фантастической аллегории, созданной Овидием, был «Роман о Розе» 13 в. Гильома де Лорриса и Жана де Мена.

  Развитие Ф. в период Ренессанса завершают «Дон Кихот» М. Сервантеса – пародия на Ф. рыцарских похождений и одновременно начало реалистического романа, и «Гаргантюа и Пантагрюэль» Ф. Рабле – комическая эпопея на фантастической основе, одновременно традиционной и произвольно переоформленной и переосмысленной. У Рабле же находим (глава «Телемское аббатство») один из первых примеров фантастической разработки утопического жанра, хотя и исконно нехарактерной: ведь у зачинателей жанра Т. Мора (1516) и Ф. Кампанеллы (1602) утопия тяготеет к дидактическому трактату и лишь в «Новой Атлантиде» Ф. Бэкона являет собой научно- фантастическую игру воображения. Пример более традиционного сочетания Ф. с мечтой о сказочном царстве справедливости – «Буря» У. Шекспира.

  В меньшей степени, чем древнейшая мифология и фольклор, стимулировали Ф. религиозно- мифологические образы Библии. Крупнейшие произведения христианской Ф. – «Потерянный рай» и «Возвращенный рай» Дж. Мильтона – основаны на апокрифах . Это, однако, не умаляет того факта, что произведения европейской Ф. средневековья и Возрождения, как правило, имеют вторичную, этическую христианскую окраску или представляют игру фантастических образов в духе христианской апокрифической демонологии. Вне Ф. стоят жития святых , где чудеса принципиально выделены как экстраординарные происшествия. Тем не менее христианско- мифологическое сознание способствует расцвету особого жанра – Ф. видений. Начиная с апокалипсиса Иоанна Богослова «видения» или «откровения» становятся полноправным литературным жанром: разные аспекты его представляют «Видение о Петре Пахаре» (1362) У. Ленгленда и «Божественная комедия» Данте. Идея «откровения», в отличие от жития, – противопоставление земной действительности иного, сверхъестественного плана существования.

  Поэтика религиозного «откровения» определяет визионерскую фантастику У. Блейка: его грандиозные «пророческие» образы – последняя вершина жанра.

  К концу 17 в. маньеризм и барокко , для которых Ф. была постоянным фоном, дополнительным художественным планом (при этом происходила эстетизация восприятия Ф., утрата живого ощущения чудесного), сменил классицизм , по своей сути чуждый Ф.: его обращение к мифу полностью рационалистично. В романах 17–18 вв. мотивы и образы Ф. походя используются для осложнения интриги. Фантастический поиск трактуется как эротические похождения («фейные сказки», например «Акажу и Зирфила», 1744, Ш. Дюкло). Ф., не имея самостоятельного значения, оказывается подспорьем плутовского романа («Хромой бес» А. Р. Лесажа, «Влюблённый дьявол» Ж. Казота), философского трактата («Микромегас» Вольтера) и т.д. В «Путешествиях Гулливера» Дж. Свифта Ф. в духе Рабле и Сирано де Бержерака поставлена на службу идеологической сатире. Реакция на засилье просветитительского рационализма наступила во 2-й половине 18 в.; англичанин Р. Хёрд призывает к прочувствованному изучению Ф. («Письма о рыцарстве и средневековых романах», 1762); в «Приключениях графа Фердинанда Фэтома» Т. Смоллетт предваряет ставший началом развития Ф. 19–20 в. «готический роман» Х. Уолпола, А. Радклиф, М. Льюиса, У. Бекфорда. Поставляя аксессуары романтических сюжетов, Ф. остаётся на подсобной роли: с её помощью двойственность образов и событий становится изобразительным принципом предромантизма .

  У романтиков двойственность оборачивается раздвоением личности, ведущим к поэтически благотворному «священному безумию». «Прибежища в царстве фантазии» (Ю. А. Кернер) искали все романтики: у «иенцев» фантазирование, т. е. устремлённость воображения в запредельный мир мифов и легенд, выдвигалось как приобщение к высшему прозрению, как жизненная программа – сравнительно благополучная (за счёт романтической иронии) у Л. Тика, патетичная и трагическая у Новалиса, чей «Генрих фон Офтердинген» являет образец обновленной фантастической аллегории, осмысленной в духе поисков недостижимого и непостижимого идеально-духовного мира. Гейдельбергская школа использовала Ф. как источник сюжетов, придающих дополнительный интерес земным событиям (так, «Изабелла Египетская» Л. А. Арнима представляет собой фантастическую аранжировку любовного эпизода из жизни Карла V). Такой прагматический подход к Ф. оказался особенно перспективным.

  Стремясь обогатить ресурсы Ф., нем. романтики обратились к её первоисточникам – собрали и обработали волшебные сказки и легенды («Народные сказки Петера Лебрехта», 1797, в обработке Тика, «Детские и семейные сказки», 1812–14, и «Немецкие предания», 1816–1818, братья Я. и В. Гримм). Это способствовало становлению жанра литературной сказки во всех европейских литературах, остающегося и поныне ведущим в детской Ф. Классический его образец – сказки Х. К. Андерсена.

  Романтическая Ф. синтезирует творчество Э. Т. А. Гофмана: здесь и готический роман («Эликсир дьявола»), и литературная сказка («Повелитель блох», «Щелкунчик и мышиный король»), и феерическая фантасмагория («Принцесса Брамбилла»), и реалистическая повесть с фантастической подоплёкой («Выбор