- Пообещай, что не сожжешь меня за то, что я сейчас скажу, - она снова посмотрела ему в глаза. - Пообещай, инквизитор!
- Обещаю!
- Ты, я, - она на мгновение замолчала. - Мы оба сволочи, эгоисты, которые ради своих жизней пожертвуют десяткой других. Ты не фанатик, как Бор, Локий, не испытываешь наслаждения, мучая ведьму, предавшую заветы Господа, как Демитрий. Ты просто живешь со всем этим, как и я. Живешь, чтобы самого ведьмаком не назвали. Такое ведь уже было. И не раз, - она подняла руку. - Ты обещал мне защиту от пламени, что бы я не сказала. А правда горька. Но ты знаешь не хуже меня, что это не ложь.
- Ты думаешь, я смогу отправить тебя на костер? Что бы ни случилось! Но что дальше?
- Ничего. Жить с этим, как жили прежде. Ты сказал мне почти то же самое в ту ночь, когда я впервые принадлежала тебе. Все осталось прежним. Вы уезжаете надолго? - сменила тему она.
- Почти на год. Вернемся не раньше, чем через десять месяцев. Следующее время ведьм тебе придется провести без нас.
- Ты все рассчитал, - она нахмурилась. - А что было бы, если епископ не пригласил бы нас к себе?
- Ты на самом деле хочешь это знать? - жестокий вопрос, неправильный, колющий прямо в сердце. Кристоф слишком давно стал жестоким, чтобы сейчас меняться. Что бы ни лежало на кону, он просто не мог быть иным.
- Нет, - она снова повернулась к окну. - Желаю приятной поездки...
Поездка... Кристоф и подумать не мог, что будет так скучать. Просыпаться, не видя ее лица, не лаская податливое тело, не слушая мысли, такие похожие на его собственные. Они и впрямь были безумно похожи.
К епископу они прибыли в начале осени. 'Светоч' больше всех был удивлен этой встречей. Она тогда спросила, что бы он делал, если бы епископ не пригласил бы их к себе. Он и не приглашал. Потому и отослал их обратно много раньше, чем надеялся Кристоф, который придумывал всевозможные предлоги, чтобы остаться.
- Господин жрец, - окликнул Кристофа детский голос.
- Что тебе, дитя мое? - мужчина перевел взгляд на ребенка, что появился на крыльце дома. Мальчик был ему знаком - Аким.
- Я хотел спросить, - мальчишка засмущался. - А точно все, кого сжигают, Господа предали? У меня отца сожгли. Вчера... А еще раньше мать. К карателям мне дядя запретил ходить. Может, вы ответите? Мама, папа... Они не могли!
Слишком глупый вопрос для ребенка. Слишком умный для взрослого. Опасный вопрос. Внезапно Кристофа захлестнула неожиданная волна нежности. Захотелось хоть раз в жизни сказать правду.
Но нельзя! Слишком высокой будет цена.
- Точно. Иначе на них бы никто не покусился. Продолжали бы жить, радоваться.
- Да? - Аким совсем стушевался. Опустил глаза. Того и гляди заплачет. - Значит, и эта Марта тоже? А дядя говорит, она из-за карателя пострадала. Из-за Карима. Говорит, что глупая она, раз с ним связалась. Вроде того, что мамка моя тоже хотела с ним как-то эдак расплатится, а не получилось, сожгли ее. И Марту вон тоже.
- Это Карим обвинил... - Кристоф запнулся, осознав, что все еще не может спокойно выговорить это имя. - Марту в колдовстве?
- Да вроде. Хворост на костру точно он подпалил и стоял там, пока она в пепел не превратилась. Но тетка моя говорит, Марта точно ведьма, потому что сразу призналась.
- Чтобы не пытали, - Кристоф снова воскресил в памяти дорогое лицо. Вспомнил, как она дрожала, когда пытали очередную ведьму. Будто ее саму в чем-то обвиняют. - Понятно, она 'призналась'! - он резко ударил кулаком о стену. - Дьявол, мне одного дня не хватило! Зачем она призналась?! - он взял себя в руки. - И долго Карим к Марте ходил?
- Еще до того, как маму мою сожгли. Тогда люди говорить о ней начали, - мальчик что-то подсчитал на пальцах. - Два года.
- А потом решил, значит, убить.
- Да. И Марту, и папу моего, и братишку Рема, и Софу.
- Софа кто такая? - не знал, что еще спросить, жрец. - Сестра твоя?
- Нет, - мальчишка улыбнулся. - Она дочка Марты. Они с Ремом исчезли. После того, как вчера ночью на площади она появилась, когда Марту сжигали, я ее больше не видел. Ну, Карим тогда крикнул, что она тоже ведьма, чтобы и ее сожгли. Но она хорошая, правда. Она меня спасла.
- А сколько лет Софе? - хриплым голосом спросил Кристоф.
- О, она взрослая. Не такая, как мой брат. Но тоже взрослая! Ей восемь. Скоро и я таким буду. Ведь правда?
- Правда, - жрец уже не слушал мальчишку. Отвечал, не задумываясь. В голове вертелась мысль: 'Дочке Марты было восемь лет'.
- Дьявол! - он резко ударил кулаком по столу, на мгновение сгорбился, но тотчас выпрямил спину. По губам проскользнула жестокая усмешка. - Значит, говоришь, виноват Карим. Прекрасно!
Мальчик, во все глаза глядевший на жреца, вздрогнул. Никогда Аким не видел такой черноты в глазах. Столько злости, отчаяния, ненависти и боли. Пятилетний мальчишка, что он знает? Он смотрел, как изменяется дотоле спокойное лицо, как морщины прорезают чело, глаза зажигаются бешенством...
Аким заорал от страха, подумав, что ему явился сам Лукавый, и бросился вон. Он все бежал и бежал. Вот и село исчезло из виду за очередным поворотом. Показались деревья. Внезапно ноги подломились от усталости. Аким повалился на мох. Да там и лежал, изнывая от усталости, с вот-вот готовым вырваться из груди сердечком.
А еще был страх, липкий пот, стекавший по телу и отчаяние, что волнами захлестывало ребенка. Он так и сидел, пока на землю не начали опускаться сумерки. Не появился новый страх - остаться на ночь в лесу. Отец ему часто повторял, в лесу живут духи умерших. В ночь они выходят на охоту. Никому не посчастливится остаться в живых, если он до ночи из лесу не уберется.
Аким еще сильнее задрожал и медленно поднялся, заковылял к дому.
- Не Дьявол это, простой жрец, почудилось мне, - еле слышно бормотал мальчишка. - Но жрецы, они ведь пострашнее карателей будут. Вот и показалось. Не добрый он, но и не Лукавый, он жрец!
Скоро и село показалось на горизонте. Мальчишка замер. В небо поднимались языки пламени. 'Неужто, воскресенье сегодня? Вроде ж вчера ведьм палили'. Но страх ушел. Слишком обыденным для ребенка было пламя. Ничего особенного. Еженедельное празднование.
Но не сегодня!
Дойдя до площади, мальчишка онемел. Так и стоял, разинув рот. На костре сжигали карателя - Карима. Не было слышно привычных разговоров. Люди стояли тихие, в глазах тетки, к которой тишком приблизился Аким, виднелся страх.
'Чужаки казнили одного из нас, а вдруг не остановятся на этом? С карателей на простых людей перейдут!'
Тетка, как заметила племянника, дала ему подзатыльник.
- Чтобы не смел рта раскрывать, паршивец! Ехали бы жрецы мимо, не пришла бы к нам беда. С самого начала, как пришла эта Марта к нам в село, знала я, ничего путного из этого не будет. Но мужики наши на красоту ее купились, дом ей выстроить помогли. А нас, баб, кто слушать-то будет?
Тетка еще раз замахнулась, но Акимки подле нее уже не было. Мальчишка приблизился к жрецам - двум темным, завернутым в плащи, фигурам. До ребенка донесся обрывок разговора.
- Вступил в сговор с Лукавым, душу свою продал. Так покараем его... Кажется, именно это ты говорил. Но почему именно он, Кристоф?
- Ты же сам сказал, он вступил в сговор с Лукавым.
- Я слышал. Что он на самом деле сделал?
Кристоф невыносимо долго смотрел на пламя. Бездушно. Ни слез на глазах, ни отчаянья, что дотоле
