Легенда о золотом веке создается преимущественно тогда, когда век присутствующий представляется особенно неприглядным. И подвигают на создание легенды даже не глад, мор и нашествие враждебных полчищ. Тут не до легенд — все силы, физические и духовные, отбирает забота о насущном дне. Скорее тому причина — спёртая, удушливая атмосфера, когда, кажется, что угодно бы отдал, лишь бы потянуло свежестью.
Работать, просто активно передвигаться в такой атмосфере тяжело, и так открытым ртом воздух ловишь. Вот и вспоминаешь сказку ли, быль ли о золотом веке. Когда и травка была зеленее, и небо выше, и души чище. Последнее манит особенно, поскольку духовная составляющая человека, как её не мордуй или, напротив, не закармливай, своего требует. Возвышенного.
Вот и к исходу восьмидесятых годов прошлого столетия родилась легенда о России, Которую Мы Потеряли. О России, где ум, честь и совесть воплощались не в абстрактной Партии С Самой Большой Буквы, а в конкретных людях. Торговцах с нерушимым купеческим словом. В министрах, которые при малейшем намёке на некомпетентность тут же подавали в отставку. В генералах, которые с солдатами из одного котелка щи хлебали (не забывая внести свою долю) и вместе же в атаки ходили. В расторопных, тороватых мужиках, которые и Россию, и всю Европу кормили вкусно и дёшево. В мастеровых, которым что блоху подковать, что дворец построить. А какие тогда были люди науки, литературы, искусства! Гении!
Легенда прижилась, более того — овладела умами. И потому, что рассказывали её люди талантливые. И потому, что свидетелей, современников золотого века не осталось. А пуще – из-за потребности перемен. Есть такое свойство у человека: надоедает однообразие, приедается. Вчера щи, сегодня щи, третью неделю щи – взвоешь, даже если в щах и жиринки плавают, и даже кусочки мяса по воскресеньям. А уж если щи пустые во все дни года… Или в квартире: поменяет хозяйка занавески на окнах, мебель переставит – и как-то веселее.
Легенда — она и есть легенда. Тешит душу, тем и хороша. Однако случилось так, что люди поверили, что можно повернуть время вспять и сделать легенду былью. Собственно, никто этого прямо и не обещал. Говорили больше обиняками, подпускали метафоры, взывали к гордости: ну неужто мы не переплюнем ту же Европу? Мы ведь её почему не переплюнули доселе? Потому, что с настоящей линии сбились. А вернемся на неё — дела сами пойдут семимильными шагами.
Заколосятся поля, и крестьяне-середняки соберут урожай сам-сто. Тучные говяды будут бродить по заливным лугам, а пастухи в тени дерев, играя на свирелях, услаждать слух сельской интеллигенции – учителей, врачей, духовенства. Семейные доктора станут сопровождать нас от рождения до глубокой- глубокой старости – кто ж при хорошей жизни станет спешить на тот свет?
В гимназиях начнут учить так, что поступить в Оксфорд сможет каждый сын отечества, да только к чему? Напротив, в наш губернский университет потянутся немцы, голландцы и японцы. Заводы и фабрики расцветут невероятно, выпуская лучшие в мире товары для граждан Великой Страны. Наука, освобождённая от оков марксистско-ленинского мировоззрения, проникнет в глубины природы настолько, что создание микровселенной методом инженера Алексеева станет предметом курсовой работы студента- третьекурсника.
Увы. Действительность в очередной раз не совпала с фантазией. Вышло то, что вышло. И поля не очень-то колосятся, и фабрики как-то не процветают. Даже местный ликёро-водочный завод — и тот пребывает в состоянии ошеломлённости. Нет сбыта-с! И это «в Арканаре-то, издревле славившемся безудержным пьянством!»
Не то, чтобы народ отрезвел до нестерпимой крайности, нет! Пустые пузырьки из-под настойки боярышника по-прежнему украшают тротуары и газоны окрест аптек. Да и водку тоже пьют. Но вот местная пресса пишет, что принимаются меры по недопущению банкротства ЛВЗ. Раз принимаются, что ж, судьба определена.
Да что водка! На днях та же местная пресса известила:
'В Воронеже прекращена работа всех общественных туалетов, финансировавшихся из городского бюджета. Все семь уборных закрыты с нового года. Как сообщают воронежские СМИ, причина — дефицит бюджета'.
И это в Арканаре, издревле славившемся…
Целых семь уборных на миллионный город! Понятно, такую ношу бюджет осилить никак не способен. То есть абсолютно. Смешно даже думать. Двадцать первый век ставит другие цели. Но не удивлюсь, что сегодня, завтра, а быть может, уже вчера возникнет и станет овладевать массами новая легенда о золотом веке, о России, которую мы опять потеряли. В который уже раз («есть такая профессия – Родину терять»).
В отличие от поздних восьмидесятых, на этот раз очевидцев золотого века предостаточно. Это и создаёт особую ситуацию. Одно дело — расписывать позолотой древнюю старину (или далёкую Заокеанию), другое – то, что ещё помнится, и помнится хорошо. Правда, память – штука избирательная. На расстоянии сглаживаются, а то и совсем пропадают детали, представляя общий план во всём благолепии. Однако для поколения, родившегося после девяностого, соблазн очевиден. Золотой век представляется ясным и близким. Да ещё если рассказывает не кто-то, а родители.
Действительно, страна была если не первой по влиянию, то второй точно. Или всё-таки первой? Делала собственные пассажирские сверхзвуковые авиалайнеры. Атомные ледоколы. Орбитальные станции. Крупнейшие оптические и радиотелескопы. Телевизоры, магнитофоны, фотоаппараты, пишмашинки, штаны, часы, кнопки и скрепки. Плата за жильё «на всё про всё» составляла едва ли десятую часть бюджета пенсионеров. Аспирин стоил пять копеек, кодтерпин – шесть. Можно было за год не встретить ни одного наркомана, а чтобы в школе продавали героин – это разве что в зарубежном кино.
Псковский студент запросто мог на воскресенье отправиться в Таллин. Или в Ригу. Загорелось – и поехал. Воронежский тоже мог, но уже не запросто: авиабилет стоил полстипендии, а поездом за сутки не обернёшься. Зато и в Воронеже никогда преподаватель перед экзаменом не собирал с группы тысячу долларов «на подарок профессору». Платное обучение – это в прокуратуру. Ну и так далее, перечислять можно много, подтверждая каждый пункт документами и свидетельствами очевидцев. Что и будут делать в ближайшем будущем творцы новой легенды. Нет, конечно, об этом пишут и говорят который год, но говорят политики, цену которым покамест помнят. А легенды, переживающие век, создают поэты, ведомые не сиюминутной корыстью, но лишь вдохновением. Гласом с неба. Или из пропасти.
Многое зависит от того, что станет через двадцать, тридцать лет. Вдруг да и побредут по тёмной, холодной земле от деревни к деревне калики перехожие и вечерами, откушав картошки, будут рассказывать обступившим их людям сказку о шестнадцатом царстве. Мол, жила-была империя, великая и обильная, да по воле злых колдунов ушли от неё пятнадцать царств. А шестнадцатое осталось. Недалече раскинулось, только пути в неё людям глупым, бестолковым, жадным, злым и безверным нет. А вот если человек неглуп, толков, добр, щедр и верит, то дорогу в шестнадцатое царство найдёт непременно. В том царстве всякие чудеса есть. Самобеглые лестницы, летучие телеги, молодильные яблоки, праведный суд, вечнотёплая печь…
Опричники будут тех калик ловить да казнить, чтобы не смущали людишек прелестными речами. Кого кнутом вытянут, кому язык вырвут, кого просто повесят на развилке трёх дорог. Но только чем больше будут лютовать опричники, тем жаднее будут сказку слушать.
Потом, как водится, придёт царь того самого шестнадцатого царства. Поднимет народ и поведёт его известной дорогой, мимо Оренбурга и Рима. По пути людей злых и жадных истреблять станет нещадно. Где-то в чистом поле схватится в решающей битве то ли с Михельсоном, то ли с Крассом, а может, и с Тухачевским. В решающий миг соратники отрекутся от него, посадят в клетку и выдадут царям пятнадцати царств на расправу. В той клетке привезут на Красную площадь, поставят на Лобное место, а царь поднимет руку, скажет тайное слово «remember» и убежит меж прутьев прямо под кремлёвскую стену: ищи
