Так я и сказал. Но дальше оставаться в трактире мне расхотелось, я почувствовал себя неуютно и вернулся домой.
15 сентября (2 часа 30 минут ночи)
Среди ночи под окнами раздался жуткий грохот. Спросонок я не разобрал, что произошло. Гермиона немедленно побежала к окну, поманила меня: «Господи, неужели война?..» У меня сердце оборвалось. Подошел, тоже выглянул. По улице тянулась бесконечная череда армейских автомобилей. За каждым из них закреплено было нечто вроде огромной цистерны на гусеницах. Автомобили были покрыты брезентом, солдат видно не было.
Я набросил на плечи халат, выбежал на улицу. Госпожа Эвридика металась от подъезда к кромке тротуара в одной ночной рубашке и кричала что-то невразумительное, временами перекрывая однообразный грозный рокот автомобильных двигателей. Прочие соседи тоже были в панике. Один Миртил, как обычно, деловито грузил вещи в свой старенький грузовичок. Увидев меня, закричал: «Что, дождались? Видишь, продукты увозят!» – «Что случилось?» – спросил я и сам почувствовал, как предательски дрожит голос. – «А ты посмотри вон туда!» – он указал в сторону Марафин. Небо пылало огненно-красными отсветами. Если это был пожар, то я просто не представляю себе, что могло полыхать так мощно. «Вот так- то, Аполлон, – сказал Миртил. – Прощай, выходит. Счастливо оставаться. Передавай нашим привет, еще неизвестно, доведется ли когда свидиться».
Машины продолжали двигаться по улице. На цистернах я заметил надпись «Осторожно! Желудочный сок!» Жена Миртила уронила большую коробку, Миртил побежал к ней, отчаянно ругаясь. В полном расстройстве я отцепился от впившейся в мое плечо с нечеловеческой силой госпожи Эвридики и вернулся домой.
«Что там? – спросила Гермиона. – Собирать чемоданы?» Артемида стояла посреди комнаты и испуганно переводила взгляд с меня на Гермиону. Я махнул рукой, побежал к телефону. Позвонил в полицию.
Дежурил Пандарей. На мой вопрос о ситуации, он ответил, что ситуация под контролем, Минотавр спит, а пикетчики оштрафованы. Что же до Полифема, то принято решение его на первый раз просто предупредить.
«При чем тут Полифем? – спросил я с раздражением. – Что происходит в Марафинах?» – «Марафины не сожгли», – ответил он и положил трубку. Черт знает что! Опять что-то случилось и опять никто ничего не знает.
В мэрии никто не отозвался. Я снова позвонил Пандарею. На этот раз он объяснил. Оказывается, шла экстренная отгрузка в Марафины остатков желудочного сока, хранившихся на железнодорожной станции. Просто машины, за неимением других, применили армейские. Сейчас все уже закончено, что же касается ремонта дорог, пострадавших от армейских гусениц, то это обещали сделать за счет Министерства обороны.
Я положил трубку и медленно перевел дух. Не мог сразу ответить... Ну ладно, слава Богу, все оказалось обычной транспортно-погрузочной операцией. Просто, как это обычно у нас бывает, никто никого не оповестил. Я отошел от тумбочки с телефоном и подошел к окну.
Колонна автомобилей с цистернами сока, наконец, миновала. Только вдалеке еще какое-то время слышно было металлическое громыхание и рокот двигателей. Я объяснил женщинам, что происходит. Гермиона в сердцах плюнула и потащила приготовленные было чемоданы назад в чулан. Артемида зевнула и пошла спать.
Я совсем уже собрался последовать ее примеру, как неожиданная мысль пришла мне в голову. Допустим, все обстояло так, как сказал Пандарей. Но при чем тут пожар, который был виден со стороны Марафин? Снова вернувшись к окну, я осторожно выглянул наружу. Здесь уже все стихло. Зарево погасло, я даже подумал – а не почудилось ли мне? Но нет, я же точно видел, огонь занимал полнеба.
Соседи разошлись, кто-то увел и рыдающую в истерике госпожу Эвридику. Внизу была видна только одинокая фигура Миртила, неподвижно глядевшего вслед скрывшимся цистернам.
15 сентября (утро)
Газеты вышли вовремя, и это само говорило о том, что ничего из ряда вон ночью не случилось. Я немедленно принялся искать сообщения о ночных происшествиях. Ничего. Пресс-конференция премьер-министра об экономических реформах. Приватизаиця, как там было сказано, «отдельных объектов системы здравоохранения». Пунктов, значит, донорских. Это мы уже поняли. Реформы, реформы... Знаем мы эти реформы. Черные рубашки тоже начинали с заявлений о необходимости оздоровления экономики. А чем кончилось? Фронт, котел, лесоповал. И очередное оздоровление нации. Ох-хо-хо, господа реформаторы...
Еще одна статья доктора Марсия. Положительно необходимо выяснить у Харона, кто же это такой. Весьма смелые взгляды выражает, хотя и несколько безапелляционен. Впрочем, возможно, только на мой взгляд. Я, все-таки, человек консервативный. На этот раз он выражал серьезное сомнение в целесообразности сдачи желудочного сока. Оказывается, с медицинской точки зрения этот процесс не столь безобиден, как думали раньше. Действительно, у меня тоже последнее время побаливает желудок. И как раз после сдачи сока...
Гермиона все еще спала, вниз не спускалась, так что я позволил себе к чашке кофе рюмку коньяка. Интересно, если мы еще два года назад приняли решение о демилитаризации и значительном сокращении армии (строго говоря, не мы приняли решение, а марсиане), то откуда вдруг появилась ночная бесконечная колонна? А я еще спрашиваю, почему задерживают выплату пенсии...
На почту я отправился скорее по привычке, нежели в надежде на получение (наконец-то) пенсии. Погода была традиционно-дождливой и ветренной. Я машинально взглянул в сторону Марафин – откуда ночью полыхало грозное зарево. Может быть, мне показалось, но небо в той стороне затягивала темно- серая дымка. Нет, скорее, все-таки показалось, скорее, это дождевые облака.
Мостовая вся была покорежена следами гусеничных траков. Я вспомнил слова Пандарея о ремонте. Ну да, как же, так тебе армия и станет на это тратиться. Нет, похоже, опять все будет делаться силами и средствами мэрии, а средств и сил нет, так что придется неизвестно сколько времени спотыкаться о выбоины и терпеть. Терпеть, терпеть...
Проходя мимо стационара (бывш. особняк господина Лаомедонта), я обратил внимание на весьма внушительных размеров толпу. Люди тихо стояли у входа. Я проследил за направлением взглядов и обнаружил, что все читают новую вывеску. Она висела на месте старой и гласила, что отныне в здании располагается не донорский пункт, а предвыборный штаб кандидата в мэры нашего города господина Лаомедонта. Вот так-так. А мы еще не принимали всерьез слова Пандарея. А почему бы и нет, собственно? Чем это господин Лаомедонт хуже нашего нынешнего, с позволения сказать, господина мэра? Что этот ворюга, что тот... Интересно, где теперь будут собирать желудочный сок?
Я постоял немного, послушал, но все молчали, пряча друг от друга глаза. Конечно, непривычное объявление, не так легко подобное принять сразу же и всей душой. Я пошел дальше.
Город весь был увешан предвыборными плакатами господина Лаомедонта. Господин Лаомедонт был изображен красавцем, сверкавшим белозубой улыбкой и приветственно поднявшим руку. На некоторых плакатах он никого не приветствовал, а держал в руках рог изобилия, обрушивавший на наш город все мыслимые и немыслимые блага. Поглядим, поглядим. Странно, что никаких других кандидатов не было ни видно, ни слышно. Ну, с этим пусть разбирается окружная избирательная комиссия.
На почте все по-прежнему – никаких пенсий. Правда, над окошком выдачи – тоже плакат господина Лаомедонта. На этом плакате кандидат в мэры протягивал мне крупную купюру. На купюре значилось: «Помощь нуждающимся и немощным.»
По дороге домой заглянул в трактир к Япету, вспомнил, что вышел из дома не позавтракав толком. Взял бифштекс по-фермерски, поджаренные булочки и кружку пива. Япет поставил заказ, рассеянно пожелал приятного аппетита и вернулся к стойке. Я не сразу заметил причину его рассеянности. Как не обратил поначалу внимания на то, что в трактире было непривычно тихо. Хотя почти все наши оказались уже здесь. И все читали газеты. Неужели я пропустил что-то важное? Я отставил бифшекс в сторону и заглянул в газету, которую держал перед собой ветеринар Калаид. «Вестник Милеса». Конечно, я-то утром просмотрел только нашу городскую. Наскоро позавтракав я оглянулся, в поисках свободного экземпляра.
Первым оторвался от чтения Парал. Против ожидания, он не отпустил никаких язвительных замечаний по поводу прочитанного. Огляделся по сторонам с видом несколько обалделым и сказал: «Вот это да...» Я
