Саши. У неё всегда был дорогой вкус.
— Иди по магазинам, — посоветовал Деккер. — Сохраняй нормальный образ жизни, если сможешь.
— Я рассказала полиции о Тоуни, как ты велел.
— Знаю. Я заходил туда, чтобы знали — я принимаю участие как друг семьи. Они сказали, нет проблем. Просто держать их в курсе. Они проверят всю школу, может, она живёт у кого-то из друзей, потом исследуют этот район — не видел ли её кто после исчезновения.
Кроме этого, как понимал Деккер, Гэйл от своего участка ничего не получит. По большей части полицейские контактны и приветливы. Но уличная преступность в городе высокая и растёт, полиция перегружена работой, у неё со временем формируется черноватый, циничный взгляд на человека. В этом городе бороться с преступностью — всё равно что бежать марафон на одной ноге.
Деккер знал, почему полицейские не рассматривают исчезновение Тоуни как событие чрезвычайное. Чрезвычайным была смерть восьми доминиканцев в квартире на Уошингтон Хейтс, младшему шесть лет, старшему восемьдесят три — все умерли потому, что один из них не тех обманул в сделке с наркотиками. Чрезвычайным была смерть двадцатидвухлетнего полицейского, убитого выстрелом в голову, когда он охранял в Квинсе дом свидетеля по делам о наркотиках: наркомафия показала таким образом, что сотрудничать с полицией опасно.
И вовсе не была чем-то чрезвычайным испорченная девчонка, которая не вернулась из частной школы домой вчера, но очень даже может вернуться завтра, когда достаточно проголодается.
Гэйл покачала головой.
— Это Макс придумал поместить два объявления на первой странице «Таймс». В одном говорится: «Тоуни, мы любим тебя и хотим, чтобы ты вернулась». В другом предлагается двадцать пять тысяч долларов за её возвращение — с обещанием, что вопросы задаваться не будут.
Деккер отхлебнул чёрного кофе, сжал чашку в ладонях, чтобы руки согрелись.
— Эти деньги привлекут всяческих психов, которые будут утверждать, что у них есть информация — которой нет. Но тут ничего не поделаешь. Пей кофе.
— Я хочу ещё одну «Маргариту». Помнишь, когда я работала здесь официанткой? «Маргарита» стоила девяносто центов. А сейчас почти шесть долларов.
Она повернулась к окну, долго молчала.
— Знаешь, — сказала она наконец, — я ещё никогда не становилась жертвой насилия. Сумочку однажды выхватили, несколько раз хватали за задницу на улице, но и только. Я не знаю, что это такое, если убили близкого тебе человека. Но это не может быть хуже, чем если близкий человек пропал и ты не знаешь, что с ним. Иисусе, я сижу здесь и не знаю, исчезла моя дочь навсегда или как.
Деккер тоже не знал. Тоуни уже могла быть мертва, жертва несчастного случая или убийства. Не исключалось, что она совершила самоубийство. А может быть, она сейчас дома, грабит холодильник и придумывает себе алиби. Или у какой-нибудь подружки, они вместе смотрят телевизор. И даже на цепи в подвале на Стэйтон-Айленд, где сексуальный маньяк делает с ней такие вещи, которые потрясут самого бывалого из полицейских.
Суть: чем дольше Тоуни остаётся в пропавших, тем меньше шансов, что её вообще найдут.
Недавно прессу взорвала история о двенадцатилетнем мальчике из Квинса, которого искали три недели. Его труп, без головы и рук, обнаружили в воде пролива Лонг-Айленд ловцы моллюсков. Поскольку образующиеся газы поднимают труп на поверхность, убийца или убийцы разрезали мальчику живот.
Пока никого не арестовали. Полицейским было известно только, что белый мальчик из семьи среднего класса пошёл в неблагополучный чёрный район купить крэка. Безумие, но наркоманы вообще плохо соображают. Деккер спросил у Гэйл, употребляет ли Тоуни наркотики, если да, то она будет не первой в своей возрастной группе, кто пострадал при покупке наркотиков. Гэйл ответила — ты не о моей дочери говоришь. Тоуни к наркотикам и не прикоснётся, Гэйл может поручиться своей жизнью.
Деккер привлёк внимание бармена и показал на пустой стакан Гэйл. Кивнув, тот взял чистый стакан, смочил край долькой лимона и поставил стакан вверх дном на тарелку с солью. Но прежде того опять переключил каналы на ТВ.
Деккер отпил чёрного кофе, думая, что, может быть, есть смысл перекусить сейчас, пока есть такая возможность. Последние дни он ел на бегу или вообще не ел.
Его начальник в участке, немногословный помощник инспектора Аллан Худа, не возражал против того, что он ищет Тоуни Да-Силва — но делать это можно только в своё личное время. Ослушаться нельзя, потому что Худа, прозванный Аятоллой, мог проглотить не разжевав.
Поэтому Деккер, отработав целый день, выходил на улицы, чтобы показать фотографию Тоуни транспортным полицейским на автовокзале, дрожащим парнишкам, собравшимся на Клубничном поле Центрального парка помянуть Джона Леннона, бродягам, живущим на свалке в доках. Потом — чернокожим подросткам, сводникам, вышибалам в клубах скиндхедов, организаторам петушиных боёв, Ангелам Ада, владельцам книжных магазинов для гомосексуалов…
Найти пока ничего не удавалось.
Никто её не видел, никто ничего не слышал. В каком-то смысле Деккер мог бы с этим смириться: так бывает. С другой стороны, слишком уж он не привык проигрывать.
Карате научило его не отступать, последовательно стремиться к цели. Однако же при этом он был достаточно ловок, чтобы не раздражать окружающих чрезмерно. Недостаточно ловок он был по отношению к себе: не умел остановиться, когда ситуация становилась безнадёжной.
Он делает правое дело, так почему же, чёрт возьми, не может он найти ребёнка?
Они поднялись, и Деккер помог Гэйл надеть куртку-дублёнку. Оба посмотрели на экран телевизора — главным в пятичасовой передаче новостей было сообщение о крушении американского самолёта в Западной Германии. Погибли двести тридцать три пассажира и экипаж: самолёт взорвался в воздухе сразу после взлёта.
— Я знаю, это эгоистично, — вздохнула Гэйл, — но сейчас я не могу думать ни о чём кроме Тоуни. Да простит меня Бог, не могу. Бог. Как могут люди верить в Бога, когда происходит всё это безумие. Сотни людей погибли в самолёте. Мой единственный ребёнок исчез. Манни, пожалуйста скажи мне, что она жива.
— Она жива, — проговорил Деккер, думая, не сделал ли он это опять: солгал ей, как лгал уже многим за время работы в полиции. Бывшая жена не желала согласиться, что его работа сама по себе предусматривает обман, она утверждала, что любая ложь подрывает его мужской облик. И она ушла из жизни Деккера, оставив ему свободу лгать при любых и всех обстоятельствах.
Минутой позже он уже смотрел в окно бара на Гэйл, она стояла у краешка тротуара и пыталась поймать такси. Она пригласила Деккера на ужин к себе домой в пятницу. Будет Макс. Может быть, Деккер и в него вдохнёт надежду, как вдохнул в неё. Приходи, пожалуйста.
Детектив подумал — это у неё финальный акт любви к мужу. Он принял приглашение поужинать, надеясь, что не придётся говорить Гэйл и Максу: дети оказываются на улице потому, что дома у них ад.
А сейчас нужно поесть. Сегодня ещё много хлопот впереди.
Не слишком ли много он на себя взвалил, взявшись за исчезновение Тоуни? У него ведь есть и другие дела. Иисусе, сколько их! Особенно сложным было одно. Если Деккер не остережётся, оно может сломать ему карьеру или даже стоить жизни.
Последние десять дней он расследовал убийства двух полицейских, работавших под прикрытием — они погибли, занимаясь не связанными друг с другом делами о наркотиках в Манхэттене. Как и Деккера, одного из них двадцатичетырёхлетнего Уилли Вэлентина завербовали прямо в Академии. Второго, двадцатипятилетнего Фрэнки Далто, в Академию намеренно не допустили.
Они были аутсайдерами, совершенно чужими для торговцев наркотиками и почти для всей нью-йоркской полиции. На первый взгляд, лучших кандидатов для работы под прикрытием не найдёшь. Уилли Вэлентину было поручено проникнуть в колумбийскую кокаиновую сеть, Фрэнки Далто — подобраться к чернокожему наркобоссу в Гарлеме.
Заниматься им предстояло не мелочью на периферии, а самым центром организаций: это очень опасная работа, так как поддержки со стороны других полицейских сил просто не может быть.
Уилли Вэлентин и Фрэнки Далто были хорошо обучены, но этого им не хватило. Обоих нашли мёртвыми на территории Деккера. Труп Вэлентина, с двумя пулями в левом виске, лежал в парке Риверсайд, а Далто,
