Он не обманулся в своих ожиданиях.
Сначала старуха попросила его помочь накрыть на стол. Была убрана клеенка, постеленная поверх скатерти на время действий с сырым необработанным продуктом, и водворена на место китайская ваза (на этот раз в ней светились рыжим огнем ноготки). Затем старуха удалилась в свои владения, приказав постояльцу немного подождать. Максим втайне надеялся, что ему удастся краем глаза заглянуть внутрь соседствующей с кухней комнаты, однако номер не прошел. Дверь открывалась в кухню, а за ней, не вплотную к проему, а примерно в полуметре от него, висела вишневая бархатная занавеска. Старуха ловко взяла вправо и исчезла.
Через минуту-другую она вновь материализовалась, держа в руках монументальную супницу. Водрузив супницу на маленький столик рядом с газовой плитой (сосновый, некрашеный, выскобленный добела…), она снова нырнула за бархатную завесу. Максим посмотрел на роскошную супницу, бока которой сплошь покрывали букеты алых роз, и перевел взгляд на плиту. Четыре густо-фиолетовые кастрюли одного фасона, но разных размеров, занимали все четыре конфорки. Ему страшно захотелось приподнять крышки и заглянуть внутрь… однако старуха уже вернулась, на этот раз со стопкой разнообразных тарелок и тарелочек, и он, бросив взгляд на разноцветные прихватки, висевшие над плитой, поспешил на помощь хозяйке.
Старуха принялась расставлять тарелки в соответствии с требованиями самого строгого этикета, но вдруг спохватилась и снова умчалась в свои владения, а через несколько секунд вернулась со столовыми приборами. Войдя в кухню, она неожиданно пропела глубоким и необычайно низким контральто: «Об скалы грозные дробятся с ревом волны…», и тут же перешла на привычный для нее чуть более высокий регистр:
— Знаете, что мне больше всего нравится в этой арии? Вот это самое «с ревом». Сре вам. Весьма. Весьма и весьма.
Максим заржал.
— Будет вам веселиться, юноша, — строго окликнула его старуха. — Лучше достаньте-ка вон с той полки салфетки.
Он достал салфетки и поинтересовался, какую еще пользу может он принести в данный конкретный момент вяло текущего исторического процесса.
— История никогда не течет вяло, — возразила старуха. — Это лишь наше ошибочное впечатление, что ничего особенного не происходит. Возможно, не происходит здесь и сейчас, но ведь история слагается из множества событий и факторов.
— Ну да, и где-нибудь в Мозамбике сию минуту могут закладываться основы катаклизмов, которые потрясут человечество через пару сотен лет, — продолжил он старухину мысль.
— Именно так, — кивнула она, снимая пенсне и пряча его в карман фартука. Затем и сам фартук был снят и аккуратно повешен на украшенный желтой ромашкой крючок неподалеку от плиты. — Возьмите супницу и держите ее пониже. Мне не поднять кастрюлю на такую высоту.
— Может быть, я сам перелью… — заикнулся было он, но тут же услышал грозное:
— Попрошу не командовать!
— Что вы, — перепугался он, — что вы, Нина Петровна, я вообще к этому не склонен…
— Все мужчины к этому склонны, — отрезала старуха, осторожно и внимательно переливая из кастрюли в драгоценную фарфоровую емкость горячий нарядный суп вполне диетического вида. В том смысле диетического, что из мясных составляющих Максим заметил в нем лишь пару куриных крылышек, а кроме них в идеально прозрачном бульоне плавали только кусочки моркови и цветной капусты. Но запах у супа оказался на диво аппетитным. А когда суп разлили по изумительным тарелкам с алыми розами по краям (это английский фарфор, вдруг понял он, и к тому же из очень дорогих) и посыпали мелко нарезанной свежей зеленью, он превратился в пищу богов. Никаких подделок. Наша фирма поставляет продукты к столу Ее Величества.
Первое блюдо съели молча. Максим рассматривал розы на тарелке. Ручная роспись. Удивительно тонкая работа. Сумасшедшие деньги. И при этом старухе не хватает на еду. Могла бы продать… значит, не хочет. Память, наверное.
Затем настал черед второго, и для его размещения на столе старухе понадобилась новая фарфоровая посудина, которую она и доставила из таинственных глубин своих владений. Максим удивленно рассматривал очутившиеся вдруг на тарелке перед ним бледные шарики непонятного смысла и содержания, политые золотистым масляным соусом, когда старуха наконец заговорила:
— Это соевый гуляш. Чрезвычайно полезная вещь. Попробуйте. Уверена, вам понравится. Но учтите — будет еще одно блюдо.
Максим улыбнулся и осторожно подцепил серебряной вилкой шарик покрупнее. Вкус у шарика оказался и в самом деле ничего… на любителя, конечно. Немного похоже на куриную сосиску американского производства.
— Вкусно, — сообщил он, принимаясь за поддельный гуляш всерьез. И не потому, что боялся обидеть старуху. Ему и в самом деле понравилось. Что-то такое говорила фантастическая Лиза о сое? Вроде бы не слишком уважительное? Нет, не вспомнить…
Задумавшись, он совсем забыл о том, что надо бы поддерживать разговор, но старуха, похоже, не имела ничего против молчания. И он, поглощая обед, продолжал думать о своем.
Следующим блюдом оказались кабачковые тефтели с отварным картофелем. Их появление на тарелках также не обошлось без сложного предварительного ритуала. Затем настал черед десерта — сладкой творожной запеканки, сдобренной какими-то таинственными пряностями. Максим вдруг почувствовал, что переел.
— Ох, Нина Петровна, — со вздохом сказал он, — одно блюдо было явно лишним. Хватило бы и меньшего. Но до чего же все вкусно! Вы, похоже, гениальная кулинарка.
— Это от скуки, — пояснила старуха. — Слишком много свободного времени, вот и развлекаюсь кулинарией. Ну, теперь по чашечке морса — и все.
Компот из свежей малины и вишен… пирог с красной смородиной… крыжовенное варенье, громко булькающее в сверкающем медном тазу… блюдце с пенками, черно-желтые осы, хищно кружащие рядом…
— Спасибо! — Он допил последние капли розового сладкого напитка, и вдруг у него совершенно непроизвольно вырвались слова, которых не было на уме… откуда они взялись?… — Я, скорее всего, уеду на некоторое время, но не знаю, надолго ли… так что я хотел бы заплатить вам за комнату вперед. Но мои вещи останутся у вас, если не возражаете. Зачем мне таскать с собой кучу ненужного барахла? Вы не против?
— Ничуть, — ответствовала старуха. — Но, может быть, вы заплатите, когда вернетесь?
— Нет уж, — твердо, по-мужски, отрезал он. — Расчет вперед.
Он пошел в свою комнату за деньгами. Куда он запихнул их основную массу, он совершенно не помнил, но в сумке, валявшейся под столом, оставалось более чем достаточно. Отыскав среди россыпи сотенных четыре пятисотрублевые бумажки, он вдруг спохватился, что лучше, конечно, положить их в конверт… а где бы он его взял? На всякий случай он выдвинул один за другим все четыре ящика письменного стола — и к великой собственной радости нашел то, что ему было нужно. В нижнем ящике рядом с пачкой почтовой бумаги лежала стопка старых конвертов с напечатанными на них марками — «СССР». Вот уж раритет…
Положив деньги в конверт, он вернулся на кухню.
Со стола было уже убрано. Вся грязная посуда громоздилась в мойке, а старуха успела надеть свой ослепительный фартук, готовясь к процедуре мытья драгоценного фарфора. Максим с поклоном протянул ей конверт, и она, величественно кивнув, небрежно затолкала подношение в карман фартука.
— Вы позволите помочь вам помыть посуду? — спросил Максим, впрочем, уверенный в отказе. И отказ последовал:
— Ни в коем случае. Пойдите лучше погулять. Или посмотрите телевизор. Или займитесь чем угодно. Только убирайтесь с кухни.
— Слушаюсь, генерал, — весело ответил Максим и вышел в сад.
Глава пятая
Сад имел довольно сложную конфигурацию. Обойдя его по периметру, Максим обнаружил, что,
