— Ты дружила с моей бабушкой? — спросил он наконец.
— Ну, как посмотреть… — неопределенно ответила Елизавета Вторая. — Правильнее будет сказать, что мы с ней друг друга понимали.
— И в результате вашего взаимопонимания ежики ищут скарабея в твоем огороде?
— Они, между прочим, могут искать что угодно. Червяков. Лягушек. Личинки. И так далее. Ты знаешь, чем ежи питаются?
— Нет.
— И я тоже. Дай сигаретку.
— Пачка там осталась, в доме…
— Так принеси, — скомандовала Лиза-дубль, и только теперь Никита заметил, что девушка внутренне напряжена, словно ждет чего-то… неприятностей? Неужели лесным базаром дело не кончилось?…
Он вошел в кухню и стал искать свои сигареты. Он точно помнил, что оставил их на столе. Но на столе пачки не было. Никита огляделся. Где куртка, в которой он ходил в лес? В ее кармане должна быть другая пачка. Куртка висела на гвоздике рядом с дверью. Он сунул руку в карман, и его пальцы наткнулись на холодные, скользкие грани стеклянного шара. Никита вынул шар из кармана и, зажав его в руке, снова огляделся. Сигареты лежали на кухонном столе, как ни в чем не бывало.
— Ч-черт… — прошипел он сквозь зубы, хватая пачку и проверяя, не исчезла ли из кармана джинсов зажигалка. Зажигалка была на месте.
Он шагнул через порог и чуть не налетел на Елизавету Вторую, стоявшую у самого входа в дом, спиной к нему.
— Ч-черт… — снова прошипел он, чувствуя, как что-то поднимается внутри него… было такое ощущение, словно все токи и соки тела разом потекли вверх, стремясь оторвать его от земли (вроде бы с ним такое уже случалось?). «Куда! — рявкнул он мысленно. — Назад!» Энергии внутри него угомонились без сопротивления. Он снова твердо стоял на земле… точнее, на толстых, основательных досках крылечка латышской постройки.
— Ну, и что дальше? — спросил он, протягивая Елизавете Второй пачку сигарет.
Девушка обернулась и спросила?
— Где твой граненый шар?
— Вот.
Он разжал пальцы и показал угнездившийся в его ладони стеклянный шарик.
— Хорошо, — кивнула Лиза-дубль, забирая у Никиты пачку. — Не выпускай его. Они уже близко к цели.
— Кто? — не понял Никита. — К какой цели?
— Ежи. Они почуяли наконец скарабея. Он где-то здесь, неподалеку. Нам нужно лишь подождать.
Значит, все-таки не червяков искали ежики в грядках.
Ну и бабуля, подумал Никита, ай да тихая старушка! А ведь ему никогда и в голову не приходило, что она может разбираться в таких вещах… магические формулы, говорящие зеркала, послушные ежи…
— Добавь еще умение лечить людей и животных, способность к ясновидению и с десяток других талантов, — сказала Елизавета Вторая.
— Но почему она спрятала его здесь, возле твоего дома?
— Наверное, знала, что мы с тобой встретимся.
— Два года назад?
— А почему бы и нет?
И только теперь Никита внезапно вспомнил, что с Елизаветой Второй, как и с милой Наташенькой, он был знаком с самого детства… что они вместе играли в этой самой деревне, когда его отправляли на лето к бабушке… и что Елизавета Вторая на самом деле не так молода, как кажется, что ей всего лишь на два-три года меньше, чем ему… и что бабушка Лизы-дубль была близкой подругой Анны Филипповны и жила в соседнем доме, только умерла уже давно, много лет назад…
Из дома выскользнула сияющая белизной мадам Софья Львовна и, нервно подрагивая нелепым черным хвостом, промчалась через крытый двор к сараю и исчезла за полуоткрытой дверью. Откуда-то донесся запах сухого сена, потом пронеслась струйка сладкого аромата цветущего клевера, потом воздух наполнился мятной пряностью… Никите казалось, что мир вокруг него потерял устойчивость, что все размягчилось и готово расплыться, утратить форму и, разбежавшись на атомы, обратиться в лужицы нежного бледного света… и что-то было в этом ощущении знакомое, только он никак не мог вспомнить, с чем оно связано. Да и какая разница… воспринимай мгновение таким, каково оно есть, и пусть все идет как идет… только помни, каждую секунду помни, что все это лишь игра энергий, что нет ничего постоянного, что предметы — лишь сгустки молекул… и все материальное подвержено распаду, а страдание — это просто отношение к моменту боли. Потом он ощутил холод стекла в ладони. Надо же… почему граненый шар не нагревается? Он холоден, он не принимает в себя жар его раскалившегося внезапно тела… может быть, шар сознательно не вбирает тепло, чтобы не нарушалась отстраненность преломления реальности? Ну при чем тут осознанность, это же кусок стекла фабричного производства, массовая продукция… или нет?
Ежи, фыркая и похрюкивая, выкатились из огорода в крытый двор и затоптались возле древнего деревянного корыта, прислонившегося к стене сарая. Корыто имело вид задумчивый и потертый. Его неровное, покрытое трещинами дно, обращенное к миру, выглядело как спина усталого человека, отвернувшегося от внешнего и ушедшего в себя. Один из ежей встал на задние лапы и заскреб передними по темному дереву — то ли хотел взобраться наверх, то ли, наоборот, перевернуть тяжелую колоду… Никита внутренне дернулся, у него возникло мгновенное желание подойти, помочь… и Елизавета Вторая тут же вскинула тонкую руку:
— Замри!
Он замер.
Второй еж принялся деловито обнюхивать плотно утрамбованный, засыпанный дровяным мусором клочок земли между краем корыта и стеной сарая. Из сарая осторожно выглянула мадам Софья Львовна и зашипела, прижав острые ушки и выгнув дугой спину. Ежи не обратили на нее внимания, продолжая исследовать корыто и прилегающие к нему окрестности. Мадам, припав на живот, медленно поползла к корыту. Никита следил за ней, затаив дыхание. Ему почему-то казалось, что ежи вот-вот набросятся на кошку, начнется драка… но ежи вдруг прекратили свою активную деятельность, встали рядышком и, опустив встопорщенные до того иглы, уставились крохотными черными глазками на мадам, как будто чего-то ожидая.
Воздух вокруг стоявших на крыльце внезапно людей сгустился и подурнел, за несколько секунд став до нестерпимости плотным и зловонным, он потек по вискам и спинам, липкий и влажный… Елизавета Вторая тронула Никиту за руку:
— Идем.
Ни о чем не спрашивая, он молча шагнул со ступенек, прошел следом за Лизой-дубль в крытый двор, остановился рядом с корытом. Здесь пахло сухими гнилушками и сырыми березовыми дровами, дышалось легко. Ни ежи, ни кошка, занятые своим делом, словно и не заметили приближения людей. Мадам Софья Львовна внимательно понюхала землю — в одном месте, в другом… ежи наблюдали, люди тоже. Потом кошка начала принюхиваться к стенке сарая под корытом. Встала на задние лапы, бессильно уронив черный тощий хвост, цапнула когтями трухлявую доску, вытянулась во всю длину, цапнула еще раз — повыше… и резко мяукнула. В ее хриплом голосе Никите почудилось разочарование. Почему бы это? Он не успел обдумать возникший вопрос. Елизавета Вторая снова тронула его за руку:
— Надо убрать корыто…
Он тут же сунул в карман граненый шар, схватил деревянную штуковину, оказавшуюся невообразимо тяжелой (дубовое оно, что ли…), и вскинул ее на плечо, одновременно вопросительно посмотрев на девушку.
— Туда, — показала она взглядом, не поворачивая головы.
Туда так туда…
Он вынес деревянную емкость в открытый двор и аккуратно положил на траву. Выпрямился… и вдруг его словно ударило в спину. Ножом. Острая мгновенная боль проткнула его насквозь, он задохнулся, застыл, пережидая… а в следующую секунду в нем уже вскипела ярость. Ах, гад, в спину бить… ну, получишь ты на
