гладкая и идет не в глубину, как можно было предположить, а горизонтально. Раскапывать ее Сергей не решился, забираться — тем более, он посветил вглубь фонариком, но луч света терялся вдали.
Нору Сергей назвал громко — туннелем и записал впечатления о ней в тетрадь, где уже были собраны все случаи сопротивления дома. С беспокойством ожидая ночи, он разделил события на две категории войны: сначала психологическая, потом метеорологическая. Можно было ожидать и прямых действий, и поэтому Сергей запасся топором, но потом рассмеялся и выбросил его во двор. Спать он лег на прежнем месте, не застегивая спальника и не раздеваясь, чтобы в любой момент выскочить наружу.
Но засыпая, он внимательно прислушивался к привычным шумам и шорохам, пытаясь найти в них необычные звуки. Вот запищал кто-то в подвале, простучали коготки по полу — это мыши. С шуршанием упал кусок штукатурки, осколки ее скользнули по лицу — тоже ничего сверхъестественного. А вот опять, как в прошлый раз, будто что-то лопнуло в подвале, натянутая струна не выдержала, и высокий, быстро гаснущий звук донесся до него. И все. Ни дождя, ни ветра, ничего особенного не последовало за этим. Чистое небо, тишина городской окраины.
Во сне Сергей летал. Он выпал, как птенец из гнезда, в открытый космос и на все шесть сторон Вселенной — только он, далекие звезды и черная пустота. Он был без скафандра, в желтой футболке и джинсах, но дышалось почему-то легко и невесомость не пугала. Он парил в пространстве, не ограниченный ничем, и закон тяготения на него не распространялся. Ему было беспричинно весело, он кувыркался и даже пытался петь, но голоса не было слышно. Тихо, светло и настолько просторно, что казалось — тело его не имеет границ, как сама Вселенная, и до каждой звезды можно достать рукой...
— Милый, — сказала Света. — Я так соскучилась по тебе. Я теперь никуда-никуда не уйду от тебя. Ты, мой бедненький, спишь тут под открытым небом, совсем заработался, а я, бессовестная, ушла от тебя, психопатка я несчастная.
Она обнимала Сергея и целовала, и он, наконец-то, понял, что это Света пришла, и утро вместе с ней, и ночью ничего не случилось.
Была суббота. Света не работала, и они на целый день уехали за город: загорать, купаться и болтать о чем угодно, только не о доме.
Но он сам напомнил о себе. Еще издали Сергей заметил неладное, что-то изменилось в облике дома. Он стал совсем плоским — исчезли стропила. Не говоря ни слова, Сергей вбежал во двор, ожидая увидеть что угодно, но увидел, что новые, им самим обтесанные балки аккуратно лежали у забора, а старые, сброшенные как попало, тоже были уложены, только ближе к дому. Словно кто-то постарался навести порядок, да не успел к приходу хозяев, потому что старая обшивка потолка также была сложена в одном месте, но не ровно, а навалом.
— Кто это здесь похозяйничал? — спросила Света.
— Тимуровцы, наверное, — буркнул Сергей.
Настроение испортилось. Противоборство перешло к новому этапу. Нечто неизвестное пыталось восстановить дом в прежнем виде. И почти в открытую, днем. Вещи их лежали, как утром, в углу, закрытые брезентом, ничего не пропало. Растопили печь, сварили обед. Дом совсем потерял жилой вид, ему не хватало крыши, как человеку головы.
— Что будем делать завтра? — спросила Света.
— Сидеть дома и помогать тимуровцам. А то неудобно как-то.
— Ну, уж нет. Завтра воскресенье, а ты делай свой ремонт в будние дни, когда я работаю. Я не хочу сидеть дома. И знаешь что, давай поедем ночевать к маме. Я здесь боюсь.
— А если утром весь дом растащат по бревнышку, что тогда? Давай уж здесь переночуем. Дом с привидениями — это такая удача!
— Для психов — несомненно, а я не желаю спать под открытым небом.
— Ну, не надо, Света, а то опять поссоримся.
— Вот и пошли к маме.
Впервые за последний месяц Сергей спал в нормальном многоквартирном доме, где ночные звуки тоже были нормальные. Гремел лифт, за стеной играли на баяне, «трудные» подростки в подъезде выясняли отношения, и ничего необычного не происходило. Он долго не мог заснуть на мягком диване, думал о том, что и большой дом живет своей жизнью, и вместе с населяющими его людьми составляет странный, но единый организм, симбиоз живого и неживого. И все это должно быть очень сложным, а взаимоотношения большого дома с многочисленными и разноликими людьми — настолько запутанными и развиваться по таким непостижимым законам, что разобраться во всем этом было немыслимо. Он думал о том, что еще сложнее организм города и целой страны, и тем более — всей планеты, и когда начинаешь переделывать Землю на свой вкус и лад, то последствия могут оказаться такими непредвиденными, что его маленькая война с домом покажется забавной шуткой... Дальше мысли его забрели в такие дебри, что он совсем запутался, признал себя бессильным разобраться во всем этом, заснул и спал без сновидений...
Наутро они закатили в гости, и почти весь день Сергей старался не вспоминать об оставленном доме. В конце концов, есть соседи, и если случится что-нибудь, они увидят, вмешаются.
Вечером он отвез Свету к маме, а сам все-таки решил вернуться к своему сумасбродному дому. Тот встретил его почти восстановленной крышей. Старые, прогнившие балки были аккуратно вставлены в свои пазы, потолок настелен, доска к доске, и даже шлак засыпан сверху. Только крыша не закончена.
— Не успел, значит, — сказал вслух Сергей неизвестно о ком.
И пошел к соседям. Начиная разговор издалека, он расспрашивал: видели ли они кого-нибудь во дворе днем. И первый же сосед рассмеялся:
— Вот чудак! Как ни проходишь мимо, а он на крыше сидит. И сдался же тебе этот дом! Да еще и старые балки ставишь. Новые-то куда дел?
— Кто, кто сидел? — спросил Сергей и засмеялся.
Остальные соседи тоже видели, что Сергей в своей желтой футболке сидел днем на крыше или ходил по двору. Но тогда кто же был сегодня со Светой, и кто ходил в гости, и кто, наконец, он сам? Сергей не напугался даже такого поворота событий, он просто разозлился. Осмотр обнаружил новые детали. Рама была заменена на старую, и что самое глупое — окно вновь забито теми же самыми досками. Дверь тоже стояла старая, видавшая виды, а новая лежала рядом. И никаких следов.
Ему стало досадно, не столько из-за своей напрасно проделанной работы, а потому, что ему ничего не объясняли, просто-напросто не считались с ним и делали все в его отсутствие. И он решился на рискованный шаг.
Установив фонарик, он залил цементом мышиные норки, но особенно тщательно — туннель, завалив предварительно вход в него тяжелым камнем.
— Ладушки, — сказал он. — Теперь посмотрим, кто кого.
Сергей твердо решил не спать в эту ночь и, не заходя в дом, присел на крыльце, открыв все двери, чтобы заметить любое изменение. Прислушивался, но даже обычной мышиной возни не было слышно. И на фоне этой тишины особенно резким показался звук лопнувшей струны. И тотчас же, едва успел погаснуть первый звук, лопнула еще одна, тоном выше, и еще одна, и еще. Кто-то ходил по комнате, натыкаясь в темноте на стены и чуть ли не ругаясь вполголоса. И тут же с шумом рухнула печь. Осколки кирпичей долетели до Сергея.
— Кто там? — прокричал он, но голос сорвался. Он вскочил и, сжав фонарик, словно это было оружие, направил луч его в глубь комнаты.
Кто-то метнулся от луча, скрипнула половица, и снова тишина. Тень человека, мелькнувшая на миг, показалась странно знакомой Сергею. Преодолевая страх, он медленно вошел в комнату, обшарил лучом света все углы, осмелев, разворошил груду кирпичей, но никого не нашел. Даже тяжелый груз, приваливший вход в подполье, остался на месте. Надо было заглянуть в подвал, но Сергей так и не смог заставить себя сделать это. Он снова вышел на крыльцо, перевел дыхание, вытер пот и вдруг вспомнил, где он видел силуэт человека. В зеркале. Вот где. Это был он сам, вернее тот Сергей, что весь день на виду у всей улицы занимался идиотской работой — заменял новое на старое.
Хотелось убежать отсюда подальше, но он заставил себя сесть на старое место — посередине крыльца, прислонившись спиной к двери, твердо решив не пасовать ни при каких обстоятельствах. И в полной тишине он ощутил, как что-то шевелится за спиной, потрескивает еле слышно, пощелкивает, вздрагивает.
