Хромая и путаясь в развешанных простынях, он прошел по коридору коммуналки и, выдохнув воздух, открыл дверь в свою комнату. Люси не было. Он облегченно вздохнул, разделся и увидел на столе листок бумаги, покрытый крупным почерком. Она писала, что Климов негодяй, что он жестоко поплатится за свою измену, что она сегодня же ночью отомстит ему и не с кем-нибудь, а с Терентьевым, с которым она и без того давно была связана, и что хочет Климов или не хочет, но ему придется жениться на ней, потому что она ждет ребенка от него, а по нынешним законам и с помощью общественности... И так далее, на обеих сторонах.
Климов дочитал до конца и открыл холодильник. Хотелось есть. Передвигаться по комнате было больно, и он подумал, что неплохо бы научиться летать, чтобы не так болела нога.
Он надел два теплых свитера, замотал шею шарфом, завязал шапку под подбородком, застегнул пальто на все пуговицы и натянул валенки.
— Эй, сосед! — сказал он громко. — Хватит дрыхнуть. Давай полетаем! Поищем солнце, очень уж здесь темно.
Наверху не ответили, потом раздался знакомый звук — будто рассыпали бильярдные шары. И снова — тихо.
— Ты что, не слышишь? — спросил Климов.
— Да погоди ты, — раздался недовольный голос. — Сейчас, галоши найду.
— Зачем галоши зимой? — удивился Климов.
— Ничуть не поумнел, — проворчал сосед. — Учишь его, учишь... Здесь зима, а где-то осень. Всегда так бывает — ищешь солнце, попадаешь под дождь. И наоборот.
— Так ты и зонтик возьми!
— И возьму. Думаешь, сам не догадаюсь?
Замерзшее окно открылось с трудом. Холодный ветер хлестнул мелким снегом. Город засыпал, и постепенно, по одному, гасли огни в соседних домах.
Климов встал во весь рост на подоконнике, сложил руки рупором и громко прокричал:
— Эй! Это я, Климов! Я-я-я!
От громкого крика дрогнули провода, натянутые против окна, и с них посыпался иней. Мягкими серыми хлопьями он падал вниз, обнажая тугую стальную сердцевину, по которой стремительно летел невидимый ток.
