оживленно беседует. Увидев ее стройную фигуру в купальнике, доброжелательно приближенную к собеседнику, блестящие глаза, разведенные руки и чуть приподнятые плечи, все эти жесты, которыми она помогала себе, стараясь быть выразительной, Сергей задохнулся от возмущения. Так вот куда она спешила!
Заметив Сергея с дочкой и поняв, что он почувствовал ее необычное оживление, и поняв, что он догадался теперь, куда она так спешила, она рассмеялась и непроизвольным жестом, отчего этот жест был особенно возмутителен, показала рукой на место рядом с собой, чтобы Сергей располагался. Она этим жестом как бы говорила: с этой стороны он сидит, а с этой стороны ты будешь сидеть и все будет справедливо. Сергей был особенно взбешен этим жестом, как бы выражающим равенство прав и равенство возможностей обоих. Как будто у них могли быть равные права!
Тем не менее он ничем не показал свое возмущение и, раздевшись, лег чуть дальше от нее, чем сидел Зураб, показывая этим свое пренебрежение к ее жесту, выражающему равенство прав обоих.
Подошел Василий Маркович. Присев возле жены Сергея, причем он сел и ближе Сергея и ближе Зураба, и стряхнув со штрипки ее купальника неведомую соринку, он сообщил, что договорился с водителем глиссера и тот приедет катать их на морских лыжах. Десятиминутный круг по дуге залива — цена один рубль.
Потом они все, кроме Зураба, вошли в воду, и Сергей вместе с дочкой доплыл до флажка, несколько раз показывая ей по дороге, как нужно отдыхать в воде. Девочка ложилась на спину и некоторое время хорошо лежала на воде, но потом, когда первая же волна захлестнула ей лицо, она не выдержала и перевернулась. Сергей учил ее, не обращая внимания на захлестывающую волну, продолжать лежать и с силой выдыхать, когда вода лезет в рот, чтобы не наглотаться ее.
Когда они приплыли к берегу, Сергей увидел следующую картину. Жена его пыталась сесть на автомобильную камеру, которую одолжил ей кто-то из купающихся. Но сесть на камеру она никак не могла — камера переворачивалась. Василий Маркович усиленно помогал ей, но ей никак не удавалось сесть. Ей не удавалось сесть так, чтобы тяжесть ее равномерно распределилась на всю камеру. Каждый раз камера переворачивалась, она с хохотом погружалась в воду, и все начиналось сначала.
В сущности, это была забавная картина, и жена его, мокрая, в купальной шапочке, с хохочущим, белозубым ртом, выглядела очень мило, но ему она сейчас казалась вульгарной, и казалось, она нарочно не может усесться на камере, чтобы киевский профессор хватал се за талию и подсаживал.
Сергей подплыл к ним и молча, не обнаруживая ничего смешного в их действиях, следил за ними. Она опять свалилась. Василий Маркович понял, что он чересчур смело помогает жене Сергея, и, посмотрев на Сергея преданными глазами, сказал:
— Как это здорово у тебя написано в статье о Нероне: «…тиран, правильно предполагая, что у него нет настоящих друзей, думает, что у него должны быть настоящие враги, каковых может и не быть». Как ты до этого додумался?
Сергей пожал плечами и, удивляясь, как всегда в таких случаях, заметил, что его раздражение на Василия Марковича прошло, хотя тот, казалось бы, совершенно неуместно вспомнил о его статье. Отчасти и на жену прошло раздражение.
— Давай я, — сказал он и, вытащив камеру из воды, надел ей на голову, продел ее тело сквозь камеру и, дав ей опереться на свою грудь, подсадил ее, заставив вытащить ноги и лодыжками упереться в камеру. Теперь она устойчиво держалась на ней, провалившись в камеру средней частью тела. Не надо превращаться в педанта, подумал он о себе критически.
Велев дочке не отплывать от берега, он поплыл в открытое море. Сергей довольно далеко заплыл, и, когда приплыл к берегу, жена с дочкой сидели на берегу, а Василий Маркович прохлаждался верхом на камере. Сейчас поза жены снова напомнила ему ту первоначальную, раздражавшую его позу, выражающую поглощенность разговором с собеседником. Несколько раз, пока он плыл к берегу, они смотрели в сторону моря, и Сергею показалось, что они соразмеряют свой разговор с расстоянием, на котором он находится от них.
Он вышел из воды, раздраженный на ее позу, на предполагаемый ее разговор с Зурабом, и, чтобы еще сильнее себя распалить, чтобы дать им вволю наинтимничаться, он взял полотенце, сухие плавки и ушел в будку для переодевания. И там, сняв плавки и растирая тело, он чувствовал, что возмущение его растет с каждым мгновением, и он, подозревая их в тайном разговоре, посмотрел в щелку и увидел обоих сидящих на берегу. И словно оттого, что он следил сейчас за ними тайно, усилилось впечатление тайны, в которую они преступно погрузились.
Вдруг Зураб огляделся, остановив на мгновенье свой взгляд на будочке, в которой находился Сергей, и что-то начал говорить ей. Сергей был уверен, что он сейчас ей говорит что-то предательское. И в то же время он заметил, что Зураб, даже озираясь, чтобы его никто не слышал, делал это с гордым, независимым выражением лица.
Но главное она. Сергей испытывал сейчас к ней жгучую ненависть за ее позорное, как он думал, вульгарное поведение. Да ее и не нужно совращать, думал он, она сама готова совратиться в любую минуту!
Когда он вернулся на пляж, близко к берегу подошел глиссер, и парень атлетического сложения, сидевший за рулем, вглядывался в сидящих и лежащих на берегу, ища кого-то. Василий Маркович, который уже вылез из воды, встал и помахал ему полотенцем.
Глиссер, дав задний ход, приблизился к берегу, и парень, сидевший за рулем, выбросил за борт ярко- красные лыжи и веревку с деревянной ручкой на конце.
Василий Маркович вошел в воду, достал лыжи и конец веревки с деревянной ручкой. Надевая лыжи, он сначала утопил одну из них так, что только ее красный нос высунулся из воды, потом ухватился за деревянную ручку на конце веревки и дал знак водителю, чтобы тот ехал.
Глиссер пошел вперед, веревка натянулась, и из кипящей воды показалось и стало медленно выходить слегка откинутое назад тело Василия Марковича. Глиссер набирал скорость, и он уже весь вышел из воды, и стоял, откинувшись назад, и мчался по воде, оставляя за собой пенистый след. Он сделал большой круг, примерно равный площади стадиона, и глиссер снова подошел к берегу, и, когда Василий Маркович бросил веревку, он еще по инерции прошел по воде метров пять, и это выглядело особенно лихо и красиво.
— Давай, Сергей, — крикнул Василий Маркович, сидя на корточках в воде и снимая лыжи.
Немного волнуясь, Сергей вошел в воду. Он никогда не катался на морских лыжах и не знал, как у него это получится. Он поймал в воде снятые Василием Марковичем лыжи и сразу почувствовал огромное неудобство. Они были очень тяжелые, и, когда он сунул одну стопу в резиновое гнездо на лыже, он стал чувствовать, что тело его перевешивается в сторону этой лыжи, но он, загребая рукой, удерживал равновесие, а другой рукой подводил под другую ногу вторую лыжу. Он с большим трудом, то и дело удерживая себя, чтобы не перевернуться, вдел ногу в резиновое гнездо на второй лыже и теперь сидел в воде на корточках, помогая руками, чтобы удерживать равновесие.
Василий Маркович подал ему деревянную ручку на конце веревки и, сказав: «Не спеши выходить из воды, тебя самого вынесет», дал знак водителю глиссера. Мотор заработал, и Сергей, с трудом удерживая равновесие, сжимал деревянную ручку на конце веревки. Потом он почувствовал толчок, когда веревка натянулась, и, все еще чувствуя крайнюю неустойчивость своего положения, ощутил неистовую силу, которая выдергивает его из воды и тащит по воде. и хотелось крикнуть этой силе: «Подожди меня тащить, дай сначала почувствовать равновесие!» — но сила эта, вырывая руки из плеч, тащила его сквозь неимоверно сопротивляющуюся толщу воды, и он, уже заранее чувствуя, что это долго продолжаться никак не может, что он вот-вот завалится набок, и, уже заваливаясь, обреченно старался удержаться и через несколько секунд рухнул в воду, а глиссер тащил и тащил его тело сквозь неимоверно сопротивляющуюся толщу воды, а он, уже захлебываясь, с остервенением держался за ручку и наконец отпустил ее. Стоять в воде в тяжелых лыжах было неудобно, и он, сняв их с ног, поплыл к берегу, подгоняя впереди себя лыжи.
— Ты почти вышел из воды, — сказал ему бодро Василий Маркович, -попробуй еще.
На этот раз Василий Маркович придерживал его в воде, пока он надевал лыжи и пока не натянулась веревка. И снова неимоверная сила, вырывая руки из плеч, стала выволакивать его из мощно сопротивляющейся толщи воды, но он, сжав в комок все свои силы, держался, и его вынесло из воды, и все-таки он, заранее чувствуя, что упадет, старался как можно дальше отодвинуть миг падения, и он
