острые углы, упрощает смысл того или иного произведения, улавливал и те места, где автор не сознательно упрощал анализ, но просто сам понимал его беднее, чем понимал его Сергей. И это некоторое превосходство над текстом учебника доставляло Сергею удовольствие, не переходящее, как он думал, в самодовольство.
Кроме того, он чувствовал удовольствие от этого ленивого летнего дня, от лесной прохлады, где он был защищен от жары, он чувствовал удовольствие от ощущения здоровья своего оголенного (в одних плавках) тела, которое умеренно покусывали комары и иногда щекотали забредшие на него муравьи.
Внезапно на том берегу пруда раздался рокот моторов, и два грузовика, до отказа наполненные людьми, выехали на лужайку перед прудом. Из грузовиков с шумом, смехом, женскими визгами посыпались вниз люди.
Несколько человек стали сразу же сооружать костер, поставив рядом с местом будущего очага кастрюли, ведра и корзины с провизией. Из одного ведра торчали шашлычные шампуры. Несколько человек, вооружившись топором, отправились в глубь леса добывать дрова.
Большая часть приехавших роилась вокруг гармониста. Ему вытащили из кузова домашний стул, и он уселся на него, придерживая руками гармонь, покамест одна из женщин не положила ему на колени платок. После этого он поставил гармонь на колени и неожиданно (для Сергея) заиграл вальс «На сопках Маньчжурии». Роившиеся вокруг него люди, разделившись на пары, стали довольно неумело кружиться в вальсе. Мужчин не хватало, и многие женщины танцевали друг с другом. Все они, как заметил Сергей со своего берега, были пожилого возраста. Те, что не танцевали, образовав круг, глазели на танцующих.
Несколько молодых девушек, которых Сергей взглядом нащупал в толпе, постепенно соединились друг с другом, словно стянутые его взглядом, некоторое время отрешенно следили за танцующими, а потом спустились к воде. Раздевшись, с визгом, брызгая друг на друга, они полезли в воду.
Сергей оживился. Одна из них показалась ему хорошенькой. Яркие губы и яркие глаза ее Сергей почувствовал издали. Она доплыла до середины пруда и громко звала к себе подруг, но те не решались к ней подплыть. Сергей вырвал стебель колокольчика с самыми свежими и яркими цветами, заложил им книгу и, выйдя из рощицы, подошел к пруду.
Набрав воздуху, он нырнул в мутно-зеленую воду и, пока хватало терпения, в полной темноте плыл и плыл под водой в сторону этой девушки и наконец, шумно фыркнув, вынырнул рядом с ней.
— Ой, откуда вы? — спросила она, озираясь, словно пытаясь определить место, с которого Сергей подплыл к ней.
— Оттуда, — кивнул Сергей на свой берег.
— А я туда смотрела, там никого не было, — ответила девушка.
Они оценивающе оглядели друг друга и остались друг другом довольны.
— Я нырнул, — сказал Сергей и, невольно вдохнув полной грудью, шумно выдохнул воздух.
— Надо ж, — протянула она, — а я под водой не умею плавать.
— Могу научить, — сказал Сергей.
— Научите, — ответила она, смело и доверчиво улыбнувшись Сергею.
— Тогда поплыли к тому берегу, — кивнул Сергей на противоположный пустынный берег.
Они поплыли к дальнему берегу пруда.
— Зойка! — кричали подружки спутницы Сергея, но та им сначала ничего не отвечала, а потом, обернувшись, изо всех сил крикнула:
— Я по-то-ом!
Сергей про себя улыбнулся этому странному возгласу: почему потом? И что потом? Берег, к которому они плыли, с одной стороны был покрыт зарослями камыша, а другая его сторона была пологая, с песчаной отмелью и лесом, близко подступавшим к воде.
На мелководье возле этого берега Сергей и в самом деле стал учить ее нырять, иногда насильственно погружая ее в воду, показывая, как надо двигать под водой руками и ногами, но из этого учения ничего не получалось. Как только Сергей ее отпускал, тело ее мгновенно всплывало над водой, и в лучшем случае лишь голова старательно была погружена в воду, а тело, ее юное, милое тело, всплывало над водой, и Сергею приходилось вталкивать его в воду и иногда продолжать поддерживать его под водой. Занятие это было не столько полезным для учебы, сколько приятным для Сергея, по меньшей мере. Во всяком случае, он учил ее нырянию, а она соглашалась учиться до тех пор, пока они оба порядочно не промерзли.
Они вылезли на берег и улеглись на траве. Тот берег пруда, где остановилась компания спутницы Сергея, сейчас едва был виден. Но из-за зарослей камыша и нескольких ветел, росших у самой воды, подымался дым разожженного костра, была слышна гармошка и отдельные возгласы. Судя по пиликанью гармошки, какая-то из женщин перешла на частушки, и, видно, частушки, во всяком случае некоторые из них, были достаточно солоны, потому что время от времени оттуда доносились всплески смеха.
Зоя оказалась в самом деле миловидной девушкой с зелеными прозрачными глазами, похожими на крыжовник, с большим ярким и свежим ртом, склонным по всякому поводу смеяться, обнажая ровные белые зубы.
Она сказала, что работает на фабрике (Сергей тут же забыл, на какой именно, и потом никак не мог припомнить), что живет в нескольких километрах отсюда, в поселке Дубки, а приехали они сюда вместе с работниками своего цеха на пикник.
Есть что-то разбойное в ее прозрачных глазах, подумалось Сергею, и он с удовольствием смотрел на ее лицо и на эти ее казавшиеся разбойными из-за своей прозрачности глаза.
— Студентик, — сказала она, узнав, что Сергей студент, и своим голосом извлекая из этого слова чувственный смысл.
«Пожалеть хочет», — подумал Сергей радостно и предложил своей спутнице поискать в лесу земляники. Они вошли и лес, время от времени припадая к земле там, где кустилась земляника, и Сергей угощал ее самыми спелыми ягодами, и она его несколько раз угостила лучшими из найденных ягод.
Каждый раз, когда она первой замечала кустики земляники, она так нежно становилась на колени, словно хотела погладить маленькое животное или схватить ребенка, только что сделавшего свои первые шаги. Сергея волновала и умиляла эта ее очаровательная манера припадать к земляничным кустам.
Чуть подальше от опушки леса стали попадаться кустики черники, усеянные черными капельками ягод, и они стали собирать чернику, из кустов которой каждый раз вылетало облачко комаров. Срывая ягоды черники, Сергей никак не мог привыкнуть к мысли, что вот эти кустики, не превышающие уровень травы, — та же черника, которая у него на родине растет деревцами, иногда выше человеческого роста.
И здесь, когда она обнаруживала кустики черники, она нежно припадала на колени, словно для того, чтобы обнять ребенка или погладить маленькое животное.
В конце концов, когда она еще раз коленопреклонилась, Сергей, присевший было рядом с ней на корточки, тоже стал на колени, придвинувшись к ней, обнял ее одной рукой и. чувствуя коленями ее колени и чувствуя грудью ее влажный прохладный лифчик и одновременно горячее тело, поцеловал ее в губы.
Сергей почувствовал, что она нетерпеливо и доверчиво прильнула к нему, отвечая на его поцелуй, и вдруг что-то в голове у него зазвенело. Он выпрямился вместе с ней, встал на ноги и, прислушиваясь к далекому теперь звуку гармошки и гомону на берегу пруда, схватил девушку за руку и стал быстро продвигаться вместе с нею вперед, в сторону, противоположную от этих звуков, и она, покорно поспевая, шла за ним.
Они продрались сквозь орешник, вышли на небольшую полянку, усеянную широкими листьями отцветшего ландыша, прошли ее, и Сергей вдруг одной ногой провалился в какое-то заросшее высокой травой болото, громко чмокнув грязью, с трудом вытащил ногу, по колено почерневшую от торфяной жижи.
Но то, что влекло его в гущу леса, было сильней этой маленькой неприятности, и он, вырвав несколько клоков травы, вычистил ногу и, снова взяв девушку за руку, обошел болотистую низину, вышел на маленькую поляну и остановился возле молодого клена, прислушиваясь к уже неслышимому пруду и чувствуя, что никого нет в целом мире, кроме него и этой девушки с прозрачными глазами и ярким ртом.
Он обнял ее и надолго прильнул к ее губам, чувствуя на себе широко раскрытые прозрачные, сладостно преступные глаза, и, вдруг заметив, что глаза ее закрываются, осторожно положил ее на траву.
Сергей уже знал женщину, целовался с девушками, но такой внезапной головокружительной близости у
