сказал:
— Все, братва! Там уже все живое давно бы растворилось как в серной кислоте. Толик, ты ее очень увидеть хотел, так иди глянь.
— А почему я? Пошли вместе.
— В дверь не пролезем, и потом, кто-то же должен прикрывать. Открывай дверь и иди, не бойся.
В маленькую прорезь, через которую я наблюдала за происходящим, мне было видно только то, что творилось прямо передо мной, у двери. Четверо парней стояли напротив меня, прижавшись к стене, по двое с каждой стороны двери, и громко переговаривались через противогазы. Я могла отдернуть штору и перестрелять их всех в одно мгновение, но ребята были хорошо тренированными, и оставалась вероятность, что кто-то успеет среагировать и выстрелит в меня. Я ведь отличная мишень, как портрет в оконной раме. Поэтому я ждала, когда они войдут в комнату, чтобы прикончить их сзади.
— Подождите, у меня появилась одна мысль, — вдруг сказал Николай, снимая противогаз. — Ничего не предпринимайте, я сейчас вернусь.
И скрылся из поля видимости. Что он еще задумал? Несомненно, он был самым умным.
и опытным из них и, судя по всему, старшим по званию, капитаном. У него хорошая интуиция, а значит, он самый опасный, тем более что прислушивался к ней в отличие от остальных.
— Вот тебе и сверхбаба, — пробубнил Витек. — Никогда еще таких не встречал, запугала нас до чертиков.
— Это все Колян нагнетает, — возразил Толик. — Надо было меня, а не Лелека за ней послать. Этот придурок только с зомбированными работать мог.
— У него на нее зуб был. Она ему в болевую точку так двинула, что целый час потом в себя приходил, на одно ухо слышать перестал.
— А она не из ЦРУ? Я слышал, там готовят таких.
— Хрен ее знает, все может быть. Ясно одно — она здесь не случайно и очень опасна.
Я не слышала и не видела, как он подкрался сбоку и одним рывком отдернул штору, за которой я пряталась. Вот так приехали! Я осталась стоять, как голая, с глупым выражением лица и пистолетом в опущенной руке, а на меня уже были нацелены четыре ствола и восемь пар сверкающих ненавистью глаз.
— Брось пушку, быстро! — яростно прошипел Николай, тыча пистолетом мне в лицо. — И не вздумай даже пошевелиться!
Мама родная! На какое-то мгновение мне даже показалось, что они от страха сразу начнут стрелять и изрешетят меня на проклятом подоконнике. Николай стоял сбоку, остальные у стены напротив, метрах в двух. Медленно разжав пальцы, я с застенчивой улыбкой на лице выронила пистолет на пол. В то мгновение, когда их глаза машинально опустились вслед за ним, я оторвалась от подоконника и пули прошили уже то место, где я только что стояла. Стекло разлетелось вдребезги, а я, упав сверху на Николая, одним ударом расцарапала ему глаза, чтобы он ничего не видел — на большее времени не было, — и клубком метнулась под ноги двоим, стоявшим ко мне ближе. Я, конечно, сильно рисковала, уже зная, что свою жизнь они почти не ценят и вполне могли стрелять в своих товарищей, лишь бы убить врага, но в суматохе чего не бывает? И третий, слава Богу, перестал стрелять. Этого было достаточно, чтобы, вынырнув за их спинами, я смогла вонзить указательные пальцы обеих рук в мягкие точки у основания их затылков. Они умерли мгновенно и, падая, прикрыли меня своими телами. Третий опомнился и начал палить из своего скорострельного автомата по трупам. Лежа под трупом Витька, вздрагивающим от прямых попаданий, я подхватила его пистолет и всадила всю обойму в противогаз стрелявшего. Это был смельчак Толик. Я надеялась, что перед смертью он успел рассмотреть меня как следует, о чем так мечтал. Отшвырнув пушку, я начала выбираться из-под тяжеленного амбала, и тут мне на голову сзади обрушился страшный удар. Все померкло, яркие звезды брызнули фонтаном и погасли, череп словно раскололся пополам, и я… увидела себя сверху.
…Вытирая залитое кровью лицо рукавом рубашки, надо мной стоял Николай, сжимая в руке пистолет. Его колотила крупная дрожь, словно он очень замерз и никак не мог согреться. Вокруг растекалось море крови, и в нем лежала я, выглядывая наполовину из-под продырявленных трупов двоих атлетов. Третий лежал чуть в стороне. Глаза мои были закрыты, а из головы, пачкая прекрасные светлые волосы, красной струйкой сочилась кровь. Боже, как я была хороша в тот миг! Жаль только, что без сознания. Интересно, добьет он меня или нет? Николай сунул пистолет за пояс, наклонился, отбросил тела, ухватил меня под мышки и потащил куда-то по коридору в сторону лестницы. Ничуть не заботясь о том, что мне, может быть, больно или я покорябаюсь о грубые ступеньки, сволок меня в подвал и — мимо трупов и комнаты с клетками — занес в небольшую комнату с ванной черного цвета. Все стены были забрызганы какой-то гадостью, в углу стоял унитаз, а рядом пустые пятилитровые бутыли в ящиках с опилками. Не нужно много ума, чтобы догадаться, что именно здесь Лелек любил устраивать кислотные аутодафе для неудачливых пациентов полковника. Бросив меня на пол, капитан связал мне руки и ноги проволокой и вышел. Эх, если бы астральное тело могло помочь физическому и развязать проклятые путы! Так нет, не может! Надо возвращаться…
…Я открыла глаза и увидела себя лежащей на грязном полу в забрызганной какой-то гадостью ванной комнате. Стояла страшная вонь, но я не могла заткнуть нос — руки и нога были крепко связаны и стянуты за спиной между собой. Взглянув на пустые бутыли, я поняла, что Николай отправился к машине, где в багажнике лежала еще одна, как он говорил, полная, и жить мне осталось недолго. Напрасно он оставил меня одну. Чудовищным усилием я вывернула свои кости, едва не порвав кожу, изогнула суставы в противоестественную сторону и сложилась наоборот, в результате чего руки оказались около узлов на ногах, а жизнь сократилась на несколько лет, учитывая количество потерянной при этом энергии. Вывернутыми руками я распутала стягивающую все тело проволоку, а потом уже освободила все остальное. Отбросив обрывки, я почувствовала себя свободной и подняла голову. Да что же это такое, в конце-то концов, я что, зря мучилась?!
На меня глядело дуло пистолета, зажатого в крепкой руке Николая. Бледный и растерянный, с окровавленным лицом без век, он стоял в коридоре и через открытую дверь ошеломленно смотрел на меня.
— Я почувствовал что-то и вернулся, — сипло проговорил он. — Не могу поверить, что ты это сделала. Только не шевелись, а то мне придется тебя убить.
— Чего же ты ждешь?
— Хочу помучить.
— Так начинай, будь мужчиной.
— Заткнись, не соблазняй. Я хочу поговорить с тобой. Скажи, ты могла бы вот сейчас, в таком положении, меня убить?
Прикинув расстояние и ситуацию, я виновато кивнула:
— Наверное. Ты даже бы не понял, как.
А зачем тебе это?
Он отодвинулся подальше, достал из-за пояса еще один пистолет и нацелил на меня.
— Так-то лучше, — пробормотал он, не сводя с меня растерянных глаз. — Давай по-хорошему, Мария. Я все равно тебя прикончу, правда, придется обойтись без мук, но это ничего, переживу как-нибудь, свыкнусь. Только, ради Бога, не шевелись, умоляю. Давай поговорим.
Я пожала плечами и отвернулась.
— Скажи мне, кто ты такая? Исповедуйся перед смертью.
По отрешенности в его глазах я догадалась, что он меня все-таки убьет, что бы я ни говорила. Из сидячего положения прыгнуть на четыре метра можно, но, пока буду лететь, он успеет хотя бы раз выстрелить, и мне конец. Допрыгалась. Надо было тогда задержаться на долю секунды, нажать посильнее и совсем выдрать ему глаза, а я только срезала веки и поцарапала щеки. Теперь он уже ученый, не ошибется и не станет раздумывать ни мгновения. Камикадзе сел на торпеду, догнал корабль, врезался в него, но допустил маленькую оплошность — забыл вкрутить детонатор…
— Какая тебе разница, Коленька? — устало проговорила я. — Все равно не поймешь.
Он медленно опустился и сел на пол, прижавшись спиной к. стене. Так мы и переговаривались через порог: он в коридоре, я в ванной.
