Мурзик

и она отцепилась от меня.

– Давай лучше Верку искать, – предложил я, направив изображение к дому Зурика. – Как ты думаешь, где сейчас она?

– Должна быть где-то здесь…

– Что здесь, понятно, но чем она сейчас занимается?

– Наверное, кабанеет…

Верка точно кабанела.

Мы ее нашли в саду, сидящей за столом, на котором стояла трехлитровая банка домашней «Изабеллы».

После трудной ночи Верка похмелялась.

– А где Зурик? – наивно спросила Мурзик.

Зурик как будто ожидал этого вопроса и тут же появился на террасе второго этажа в одних белых трусах (это те, что с гульфиком) и с опухшей рожей.

Голова его была почему-то наголо выбрита и блестела от утренней росы (это был предрассветный пот!).

Походкой больного полиомиелитом он спустился по лестнице вниз и уселся напротив Верки. Тут же к нему подошел и сел рядом Гоша, рыжий бульдог, милее и терпимей которого я не встречал, и они с одинаковым выражением на мордах стали глядеть в бесконечность, которая, по-моему, в тот момент находилась внутри трехлитровой банки.

Верка молча, по-хозяйски, налила из банки полный стакан и со стуком поставила его перед Зуриком.

Кабаненье продолжалось…

Я отдал пульт управления ДВ Мурзилке, быстро объяснил ей, как надо им пользоваться, и пока она развлекалась, обшаривая окрестности Сухуми в поисках знакомых «хачиков», сам занялся делом.

Мы уже выскочили на Симферопольское шоссе и неслись по нему под 120. По плану у нас был очаровательный пикник в лесах, где прошло мое детство.

Для того, чтобы он стал на самом деле очаровательным, надо было сделать самую малость – привести эти леса в порядок.

Пока мой первый интеллект вкупе со всем моим бренным телом составляли Мурзику компанию и даже время от времени издавали разные звуки: «Смотри, Кохта! Смотри, Важа! Смотри, Бэссо! Смотри, Рафик! Вахтанг! Тимур! Тэнго! Рома! Нукрия!» и т. д., то второй мой интеллект начал экологическую чистку (третий и четвертый были поглощены структурным анализом и моделированием происходящих в мире событий, пятый сидел на галактической связи, а шестой и все остальные шлялись по всем Вселенным и занимались черти чем).

Загадили мою Родину основательно.

Я быстро поставил фильтры вдоль всей Лопасни, некогда чистейшей и милейшей русской речушки, ныне превращенной в сточную канаву. Ниже по течению от места пикника я поставил временную плотину и поднял уровень воды до былого.

Быстро вычистил ил со дна и просеял весь донный песок.

На Пионерском пляже, где намечалось купание, я быстро снес всю растительность, выросшую на месте пляжа и просеял весь песок. Воду в реке я нагрел до 20 градусов.

Далее по всему берегу извел бурьян, другие сорняки и вырастил новую ровную зеленую травку с полевыми цветочками (за цветами пришлось смотаться в XIV век!).

Потом засыпал подрытое основание Лысой Горы и на месте некогда срубленных елок вырастил новые.

В лесу пришлось повозиться с бутылками и ржавыми банками. Но больше всего мне досталось неприятностей от того сорняка, который некогда посеяли на совхозных полях на корм скоту, что было сделано явно с ведома ЦРУ или гитлеровской разведки!

Сеяли его всего один год, так как только он взошел, масса людей получила ожоги от его ядовитого сока, особенно дети, которые делали из него плевательные трубки.

Сеять его запретили, но он успел расползтись по лесам и лугам. А вообще лес сохранился хорошо, так как был слишком могуч и велик.

Всю работу мне удалось закончить к тому времени, когда мы подъехали к мосту через Лопасню. Съезда там с шоссе не было, но моя машина, как вы уже догадались, основательно отличавшаяся от серийного «Вольво», при помощи гравитационной подушки плавно съехала на берег реки и подкатила к роднику.

Родник тот был уникален.

В тех местах проходил небольшой геологический разлом, и оба берега поймы реки были очень крутые, так что родник питался глубинными грунтовыми водами, в которые вода попадала не из ближайших полей, отравленных химией, а из глубины Мелиховского леса, бывшего в ширину не менее семи километров.

На вкус вода в роднике была неповторима и совершенно волшебна!

Остановив машину, я обернулся и, соединив сознание второго и первого интеллекта, хотел было уже предложить Мурзику освободить помещение и выйти на лоно природы, но был поражен, с какой детской непосредственностью она играет с ДВ.

– Мурзик! И тебе не стыдно подглядывать? – спросил я, видя на экране безобразную сцену обмена сомнительного качества прелестей заезжей гастролерши на советские рубли, заработанные не совсем трудовым способом местным аборигеном.