– А вы не знаете? Сожжены несколько домов, где жили торговцы зерном. Есть погибшие.
– Как вы это организовали, интересно?
– А зачем вам знать подробности?
– Ну, например, чтобы не вытаскивать их из вас раскаленным клещами на допросе.
– Не смешите. Вы не можете меня даже арестовать, не говоря уж, о пытках.
– Не могу?
– Нет, не можете.
– Интересно, почему вы в этом так уверены?
– А вы догадайтесь!
Министр был ненормально весел. Понятно, что быть разоблаченным не хочется никому, но Хозяин практически признался в организации переворота и только что не хохочет, считая, что господин Шарль не сможет ничего ему сделать. Что происходит?
– Сеньор Грегуар, – а вот господин Шарль был до странного спокоен, – ответьте мне, это вы организовали беспорядки в городе, чтобы вызвать сюда Первый гвардейский?
– Да, – министр внезапно успокоился и сел.
– А гвардейцы нужны вам для штурма дворца?
– Да.
– И для убийства короля?
– И королевы тоже.
– Меня пытались убить вы?
– Ну, господин Шарль, вы себе льстите. Конечно, не лично я…
– Вы упомянули, что это делали 'не ваши люди', – вернулся к непонятному замечанию господин Шарль, – Кто это был? Вы наняли людей?
– Если бы мутили народ и убивали вас гвардейцы, все уже давно бы поняли, что я задумал. Конечно, я нашел других людей. Вернее, они нашли меня…
– Сеньор министр, вы признаетесь в измене и при этом считаете, что я не смогу вам ничего сделать?
– А вы думаете, сможете?
В руках господина Шарля развернулся меч.
– Не смешите меня, – министр и глазом не моргнул. – Убийство дворянина недворянином – это виселица. Конечно, для вас будет трудновато найти подходящую, но я думаю, это не надолго затруднит палача…
– Я не собираюсь вас убивать. Вы арестованы.
– Арестован? – министр расхохотался, – Неужели у вас есть и приказ о моем аресте?
– Господин Хыгр.
Димка достал бумагу. Министр даже не взглянул в ее сторону:
– Это либо фальшивка, либо беззаконие. Арестовать дворянина за измену может жандарм, имея приказ, подписанный королем и утвержденный Советом аристократов. Наш король, при всей своей горячности, не пойдет против древних законов и мнения влиятельных людей. Или вы сменили место работы?
– Откуда вы знаете, может быть за дверью стоит герцог Алекс?
– Герцог Алекс? Я поставлю на это последнюю монету. Этот мерзавец сегодня ночью умер от удара. Распереживался после смерти дочери, а теперь и после несправедливых обвинений в убийстве Этьена…
Министр скрипнул зубами и ударил кулаком по столу.
– Этот поддонок мертв. Никто другой арестовать меня не может…
– Не может по обвинению в измене. Арестовать дворянина по обвинению в убийстве могу даже я.
– Убийстве? Кого же я убил?
– Своего сына. А это даже не петля. Это костер.
– Не смейте… – прошипел министр, – не смейте…
– Смею. Очень даже смею. Поверьте, я повидал убийц.
– Докажите! Вы не сможете доказать это!
Не так, совсем не так будет вести себя несправедливо обвиненный…
– Я это уже доказал. Король мне поверил.
– Я буду все отрицать!
– На столе у палача вы признаетесь во всем.
Министр сел, ненавидящим взглядом испепеляя господина Шарля, спокойного как удав.
– Как ты это понял, проклятый нюхач? Тебя даже не было в доме, там сновала только твоя обезьяна…
– Яггаи, как я недавно понял, умный и сообразительный народ. Ваше преступление раскрыл именно господин Хыгр. Хотите послушать?
Министр осунулся. Спрятал лицо в ладони.
– Почему на вашем столе лежала шпага сына? – голос господина Шарля звучал как приговор судьбы, – Что нужно для того, чтобы кавалерист, и хороший кавалерист бросил оружие? Отказ.
Министр молчал.
– Вы рассказали сыну о своих планах. Иначе что бы он делал ночью в вашем кабинете? Вы вызвали его для разговора и предложили ему присоединиться. Не подумали, что для молодого горячего юноши присяга – не пустые слова. Могу поспорить, вы с ним кричали, но стены вашего дома толсты, а слуг ночью на этаже не было. Сын отказался и вы попытались приказать ему, не как отец сыну, а как командир – подчиненному. Он сорвал шпагу и бросил к вашим ногам. Что потом?
Министр молчал.
– Ваш сын сказал, что обо всем сообщит королю? Хотя нет. Такое вас бы не взбесило. Вы ведь убили сына в бешенстве?
Министр молчал.
– Я знаю, что ваш сын сказал. Что он сообщит обо всем герцогу Алексу, вашему злейшему недругу. Он выкрикнул это и повернулся к двери. Вы выскочили из-за стола и бросились за ним. Может быть, в этот момент вы еще не думали об убийстве, вы хотели остановить, объяснить, сказать… И тут вам на глаза попался егерский нож на ковре.
Министр молчал.
– Вы схватили нож и отработанным ударом перерезали сыну горло. Он упал, головой к двери, уже такое положение тела показывает, что он стоял спиной к столу, за которым мог находиться только хозяин кабинета. Вы.
Министр молчал.
– Вы – солдат, сеньор министр, вы не убийца. Скорее всего вы действовали в панике и ваши попытки запутать следы только увеличивали подозрение. Вы вложили в руку сына пуговицу жандарма, не думая, что оторвать пуговицу от мундира убийцы, стоявшего за спиной, ваш сын не мог. Вы придумали историю о проходившем по улице жандарме и не сообразили, что увидеть его из-за забора высотой в два с половиной ярда вы его просто не могли. Почему вы вообще решили обвинить жандармов? Просто потому, что их начальник – ваш враг?
Министр молчал.
– Чтобы показать, что в дом проникли снаружи, вы разбили окно, однако осколки стекла на траве показали, что стекло выбито изнутри. Вы приставили лестницу, слишком хлипкую для кого-то, кроме вашего садовника летуна и даже не удосужились хотя бы встать на нее, чтобы ножки лестницы погрузились в землю. Раз в дом не проникали снаружи, значит убийца находился в доме. А кто мог убить Этьена мастерским егерским ударом? Только вы, ведь вы служили в егерях в молодости. Садовник был денщиком, не обученным вашим ухваткам, дворецкий – военный моряк, то же самое, охранники – мушкетеры, то же самое. Вашего сына убили вы.
Министр поднял голову.
– Этьен… Он не мог предать своего короля. Короля! Такого же мальчишку, как он сам, не умеющего
