грузов: обычных и бронированных автомобилей, артиллерийских орудий, танков, а также специальных десантно-высадочных средств. При использовании для выброски парашютистов конструкторы обязаны были подготовить достаточное количество люков, чтобы люди покинули самолет за минимальное время и приземлились компактной группой.
Трудности с дефицитными материалами приводили к тому, что в заданиях часто ограничивалось применение в конструкции самолета легких сплавов. Следствием этого являлся упор на фирменные каркасы из стальных труб, закрытые сверху не несущей обшивкой, как правило, гофрированной. Гофрированная обшивка являлась и следствием того, что гладкую делать хорошо тогда просто не умели: она получалась неровной, с морщинами и «хлопунами» (это вроде пузыря – нажал, и он со щелчком выгибается в другую сторону).
Считалось, что лучшей защитой медленно летящей армады бомбовозов станут их пушки и пулеметы плюс огневая мощь («крейсеров»). По воззрениям стратегов того времени, для успешной атаки тяжелого бомбардировщика требовалось больше истребителей, чем у него имеется огневых точек. А этих точек собирались наделать много. В заданиях предусматривалось от восьми до 16 стволов на самолет в одиночных и спаренных установках. Они должны были обеспечить уже упоминавшийся сферический обстрел. К привычным уже пулеметам винтовочного калибра собирались добавить крупнокалиберные. Пушечное вооружение (с автоматическими пушками калибра 20 мм, 25 мм или 30 мм) считалось обязательным для большинства типов тяжелых бомбардировщиков. Иногда намеревались организовать централизованное управление огнем всех установок со специальных постов, как на корабле.
Живучесть самолета, по замыслу, обеспечивали уже сами его размеры. Действительно, габариты машины неизбежно должны были отразиться и на размерах ее конструктивных элементов. Лонжероны и нервюры – выше человеческого роста, шпангоуты фюзеляжа – из толстых труб или массивных профилей. Истребители тогда обычно вооружались двумя-четырьмя пулеметами калибра 7,5 мм, 7,62 мм, 7,7 мм или 7,9 мм. Такой пулей стальную трубу диаметром миллиметров в 70 не перешибешь. Моторов много: вывели из строя один, второй – но ведь осталось еще штук шесть- восемь… Уязвимое место у всех «линкоров» и ~дредноутовэ было одно – бензобаки. Ни в одном задании, ни в одном проекте они не протектировались, заполнение свободного пространства нейтральным газом для уменьшения пожароопасности не предусматривалось. Зато нередко от конструкторов требовали организовать слив части горючего в воздухе. Сверхтяжелый бомбовоз с предельным весом мог взлететь, но удара при посадке шасси бы не выдержало. Для облегчения машины и нужно было сливать бензин.
Большое внимание уделялось средствам связи. Радиофикация тяжелых бомбардировщиков считалась совершенно обязательной. Самолет должен был нести несколько радиостанций, работающих в разных диапазонах волн, плюс радионавигационное оборудование. Для внутренней связи между членами экипажа предлагались самые разные решения. В их число входили небольшие телефонные коммутаторы, пневматическая почта, приводившаяся в действие скоростным напором забортного воздуха, сигнализация звонками или зуммерами, а также разноцветными электрическими лампочками и даже аналог судового машинного телеграфа.
Радиостанции тогда обычно работали от динамо-машин с ветрянками. Запустить их на самолете, стоящем на земле, было невозможно. Поэтому до момента взлета переговоры между экипажами бомбардировщиков велись флажным семафором. Например, на ТБ-3 штурман высовывался из проема передней турели и начинал махать флажками. Правда, на многих самолетах- гигантах уже предусматривалась вспомогательная силовая установка – небольшой мотор, обычно двухтактный, приводивший во вращение электрогенератор. Так что ток в сети можно было обеспечить и до взлета.
Но оставался фактор скрытности. Радиопередачу можно перехватить, можно запеленговать, определив местоположение самолета. Поэтому в некоторых заданиях требовалось наличие на борту электрической или механической шифровальной машинки для телеграфных сообщений. Эксперименты в этом направлении в нашей стране велись. Было, например, создано устройство скрытной связи КОВИРАСИГ. Но настоящие эффективные шифровальные машинки появились только перед Второй мировой войной – это знаменитая немецкая «Энигма». У нас же пытались решить задачу по-простому: нет радиопередачи – нет и перехвата. Сообщения с одного самолета на другой собирались отправлять разноцветными флажками, подвязываемые к фалам, как на флоте. Крейсерская скорость бомбовоза должна была быть около 130 – 150 км/ч, так что это выглядело вполне реально.
СТРАТЕГИЯ И ТАКТИКА
Задачами стратегической авиации тогда считались: разрушение крупных политических и военных объектов противника (включая заражение их отравляющими веществами), бомбардировка его баз и флота в море и, в духе времени, «выполнение специальных политических заданий», что расшифровывалось как «организация или поддержка восстаний и содействие партизанским отрядам в глубоком тылу противника». Как уже говорилось, обязательной для всех типов тяжелых бомбардировщиков являлась возможность использования их для транспортных перевозок (в том числе для «доставки грузов в районы восстания в расположении противника») и высадки воздушных десантов. При этом предусматривалась наружная подвеска громоздкой техники, включая танки.
Создание армады тяжелых бомбардировщиков отчасти компенсировало слабость советского военно- морского флота. Применение над морем «сухопутных гигантов) должно было создать эффект, который сейчас любят называть «асимметричным ответом Тяжелые бомбардировщики могли нести бомбы больших калибров, способные нанести существенный ущерб даже крупному бронированному кораблю класса линкора. Кроме того, в арсенал их вооружения намеревались включить авиационные морские мины и высотные торпеды, сбрасываемые с парашютами.
Как же собирались решать эти задачи? Подход к тактике действий тяжелых бомбардировщиков постепенно менялся. «Муромцы» в Первую мировую войну летали на боевые задания поодиночке, реже парами. Лишь в августе 1917 г. их задействовали группами – три-пять бомбардировщиков. Максимальное количество машин, направлявшихся одновременно на одну цель, – семь. Летали только днем при хорошей видимости.
«Голиафы» и ЮГ-1 на учениях применяли примерно также. Добавились только ночные полеты одиночными самолетами или парами для разведки и бомбометания. Навигационное оборудование это уже позволяло. Например, на ФГ-62 имелся даже пеленгатор – примитивный радиокомпас. Взлет и посадка ночью обеспечивалась подсветкой летного поля прожекторами, маркировкой его керосиновыми лампами «Летучая мышь» и установленными на самолетах фарами и ракетодержателями. Последние представляли собой кронштейны для пиротехнических факелов. Они поджигались электрозапалом, а после сгорания сбрасывались. Света получалось много, но горел факел недолго. Для облегчения навигации в темноте на маршруте иногда жгли костры, расположенные определенным образом, или выкладывали геометрические фигуры из керосиновых ламп. Например, равнобедренный треугольник позволял показать не только место, но и направление. Основание треугольника часто обозначали цветом, надевая на лампы окрашенные стекла.
А вот с появлением на вооружении ВВС РККА ТБ-1 подход изменился. Упор при обучении стали делать на групповые действия: сначала отрядом, а затем всей эскадрильей, в которой по штату имелось 12 бомбардировщиков. Стоявшие на ТБ-1 немецкие оптические прицелы Герц Fl 110 позволяли эффективно осуществлять бомбометание с малых и средних высот. Полет и заход на цель выполнялся в строю. Плотный строй позволял организовать взаимное прикрытие от атак истребителей. Все стрелки могли сосредоточить огонь на наиболее опасном противнике. Командир отряда вел подчиненных клином, пеленгом или колонной. Эскадрилья обычно строилась колонной клиньев. Бомбометание группа проводила «по ведущему»: штурманы ведомых самолетов дожидались, пока у лидера оторвется первая бомба, и дружно дергали за ручки механических бомбосбрасывателей (электрических еще не существовало).
Такой подход отчасти был вынужденным. Во-первых, хотя предусматривалась установка «Герца» на каждом самолете, реально его нес лишь примерно каждый четвертый бомбардировщик. Прицелы покупали на валюту, которую старались всемерно экономить, и их постоянно не хватало. У нас выпуск копии «Герца» под названием ОПБ-1 начался с 1931 г., но в небольших количествах. Обязательно их монтировали лишь на командирских машинах. Тем, кому «Герца» не досталось, оставалось надеяться на примитивный прицел-визир векторного типа, с которым более-менее точно можно было бомбить только в