тем, чтобы после приезда в поликлинику, на законных основаниях улечься в одну постель с человеком, который в отцы ей годится… И все же, решение принято!
Неожиданно для себя Клавдия сказала не то, что думала.
— Вы знаете, Фрол Петрович, как я вас уважаю. Мало того, ценю наши добрые отношения… Но сейчас я не готова дать окончательный ответ…
Совет Насти пришелся, как нельзя кстати: не сказать ни да, ни нет. И ни в коем случае не называть конкретные сроки.
— Понимаю, — склонил лысую голову врач. — Но я могу надеяться?
— Без надежды нет жизни, — философский ответ тоже пришелся впору. — Простите меня, Фрол Петрович, за боль, которую я вам причинила. Поверьте…
Все та же мишура, которой приходится осыпать фактический отказ.
Мерин, почуяв теплую конюшню и предстоящий отдых, неожиданно перешел на рысь. Луна спряталась в наплывших дождевых тучах. Впереди тускло засветились немногочисленные огни Степанковки…
Настя появлялась в магазине не позже половины седьмого — разложить по полкам полученный товар, изучить ценники, получить у заведующей последние напутствия. Клавдия уходила в поликлинику в восемь утра. Подруги встречались, как правило, по вечерам.
На этот раз девушка не выдержала — подстерегла утром продавщицу, заманила ее к себе в боковушку. Плотно закрыла дверь и приникла к настиному уху горячими губами. Шептала со всеми подробностями, основной упор — на почтительное отношение к доктору не только односельчан, но и жителей других деревень района. А когда дошла до ночного разговора в пролетке — слово в слово монолог Горячева, начиная от его одиночества и кончая предложением создать семью.
Настя возмущенно всплескивала полными ручками, одобрительно кивала, поощрительно улыбалась.
— Так их, вонючих козлов, подружка, пусть знают, что такие, как ты, ягодки сами с ветки не падают — их нужно снимать нежно и бережно… А я вот обмишурилась со своим псаломщиком, — стыдливо потупившись, призналась она. — Прижал он меня возле церкви — выйдешь за меня или нет? Ну, я, конечное дело, будто заколебалась: с одной стороны неплохо бы, но с другой… А он, паразит, мигом руку за пазуху. Не знаю уж, что там нащупал, но тут же полез под подол. Я туда, я сюда — не вырваться, вцепился на подобии весеннего клеща… Уступила…
— Как же так? Советовала, советовала, а сама…
— Советовать завсегда легче. К тому ж, тебе — только двадцать, а я тридцатку раскупорила, легко ли сопротивляться? Скоро мужики перестанут облизываться… Знаешь, подружка, мой старый, кривой псаломшик совсем неплох по мужской линии. Цельный час старался, как бы не обрюхатил…
— Вдруг не оженится? Получил свое и — в бега?
— Не получится. К батюшке пойду, на весь район ославлю!… Лучше скажи, как порешила с доктором?
Клавдия неопределенно пожала плечиками. А чего, собственно, решать, какие-такие проблемы? Сроки не обговорены, сколько захочет, столько и будет думать.
Женскую беседу оборвала заведующая. Продавщица заторопилась в торговый зал, медсестра побежала в поликлинику…
Наверно, Настя не удержалась — выдала Клавкиной матери потрясающую новость. Вечером Мария зазвала дочь в горницу. Говорила и поминутно поглядывала на часы, видимо, запаздывал очередной ее любовник. Если раньше услугами разбитной бабы пользовались молодые парни, потом их сменили зрелые мужики, то теперь приходилось мириться с визитами седых ветеранов. Сегодняшний — кладовщик, глава многочисленного семейства, почему-то не появлялся. Или жена привязала к подолу, или очередная комиссия проверяет материальный склад?
— Настя говорит, что доктор захотел взять тебя в жены? Брешет или так?
— Так, — независимо проворчала Клавдия, про себя ругая болтунью. — А ты что, против?
— Я-то за. Пора тебе седлать своего мужичка. Надеюсь, дала согласие?
Мать — не Настя, объяснять ей что-нибудь все равно, что головой прошибить каменную стену. Лучше сразу поставить все точки и запятые.
— Отказалась!
Несколько минут Мария непонимающе моргала. По ее мнению, перспектива превратиться из обычной сопливой девчонки в уважаемую докторшу настолько очевидна, что отказаться может только круглая идиотка. Трудно сказать, чем бы завершился назревающий гнойным нарывом семейный скандал, если бы, наконец, не появился кладовщик. Как хозяин, прошел прямо в горницу и принялся раздеваться. Мария, памятуя старое присловье: как накормишь, так и поедешь, хлопотала вокруг накрытого стола. Она начисто забыла дочкину промашку.
Жизнь после потрясений, связанных с неожиданным предложением Горячева, постепенно вошла в привычные берега. Доктор попрежнему вел прием больных, по утрам обходил единственную больничную палату, строгим голосом делал очередные назначения. Он уже ожидающе и просительно не смотрел на медсестру, наверно, догадывался о ее решении и по мальчишески боялся его услышать.
Клавдия тоже успокоилась. В конце концов, ничего страшного не произошло, мало ли кто делает предложения, всем не угодишь, не подстроишься. Жизнь у нее одна, и как ею распорядиться решать только «хозяйке».
Медленно текли дни и недели. На исходе второго месяца Настя переселилась в дом псаломщика. Сыграли негромкую свадьбу, главный лицом на которой были не молодожены — Клавдия. Она придумывала такие заковыристые тосты, что даже батюшка прослезился.
Но работу в магазине новобрачная не бросила. Не потому, что муж мало получает — ради женской самостоятельности. Одно дело — сидеть на хребтине муженька, чувствовать ущемленность, совсем другое — вносить в бюджет семьи свой пай.
По утрам на крыльцо псаломщиковой избы первой выходила хозяйка — дородная, величавая, с гордо вскинутой головой, украшенной короной белокурых волос. За ней ковылял коротконогий, тощий, полуслепой старикашка.
Как-то Клавдия увидела эту комическую сценку и полдня смеялась…
Через полгода — очередное потрясенние, надолго выбившее медсестру из ставшего привычным равновесия. Однажды, перед самым обедом в поликлинику заявился дядька Трофим. От частого дыхания вздрагивает борода, из глаз текут слезы, на щеках — болезненный румянец. Посмотрел на него доктор и, не выслушивая и не выспрашивая, поставил диагноз: грипп.
— Какой-такой грипп? — удивился старик. — Сичас выглотаю стакан самогона — наилучшее лекарствие, подкреплю его твоими таблетками — все дела. Да и от кого я мог бы заразиться? Разве от зануды-мерина?
— Зараза от лошадей к человеку не прилипает, золотой мой, такого медицинская практика еще не зарегистрировала, — назидательно погрозил длинным пальцем деревенский эскулап. — Прошу не выдумывать небылиц!
— Тады от учителева сынка.
Начисто позабыв о своем больном состоянии, дядька Трофим со вкусом рассказал о прибывшем на отдых в Степанковку красном командире. Подробно изложил содержание интересной беседы, лукаво поглядев на покрасневшую по неизвестной причине медсестру, упомянул о раскрасавице, которую он, дескать, расхвалил Видову.
Так Клавдия узнала о приезде Семена.
Казалось бы, ничего необычного, односельчанин приехал в отпуск. Почему же тогда вместе с вполне объяснимой радостью — все же друг детства! — в душе появилось какое-то волнение?
Может быть, поэтому при встрече с Семеном девушка была необычно холодна и равнодушна. Дескать, мало ли кто приезжает-уезжает, стоит ли прыгать от радости и петь хвалебные гимны?
Совместная прогулка и купание в Ушице немного растопили показное равнодушие. А получив предложение вместе рано утром пойти на рыбалку, Клавдия обрадовалась.
— Фрол Петрович, разрешите мне завтра отдохнуть? — попросила она во время вечернего осмотра лежачих больных. — Позже отработаю.
