удовлетворения желание, и они, не выпуская друг друга из объятий, перебрались в спальню, где окна были тонированы в нежно-зеленый оттенок, и там слились в порыве охватившей их страсти, и в момент, когда им стало так хорошо, как никогда еще не бывало, Гарсу внезапно пришла в голову одна простая мысль.
Но на этот раз она не имела отношения к Горизонту. Просто он подумал, что, может быть, и вправду до сих пор был слеп и не замечал истинного счастья, которое маячило у него перед носом?..
Глава 6
Едва они успели прийти в себя после акта, который скрепил их очередное примирение и позволил им заново обрести друг друга после долгой череды ссор, метаний, проб и ошибок, как в доме раздалось пронзительное верещание селектора.
Это был дежурный Диспетчер. Он оповещал жителей поселка о том, что через полчаса на городской площади состоится общее собрание. Явка взрослых представителей каждой семьи обязательна. Включая больных, хромых и слепых, если таковые обнаружатся… Но на вопрос Гарса, что могло стрястись экстраординарного, Диспетчер отвечать наотрез отказался.
— Ты пойдешь? — спросил Гарс жену, в абсолютном неглиже отправлявшуюся в ионизатор, чтобы принять душ.
Люмина скорчила недовольную гримаску.
— Делать мне там нечего! — воскликнула она. — Во-первых, не забывай, что мне надо будет скоро развешивать белье, а во-вторых… Что я там забыла, на этом дурацком сборище? Там опять соберутся одни сплетницы, чтобы обсуждать, кто в чем одет да кто с кем пришел… Нет уж, если хочешь, то иди один.
Честно говоря, Гарс тоже не пылал желанием пожимать всем подряд руку, выслушивать старые анекдоты и пыльные воспоминания, а также улыбаться, улыбаться и еще раз улыбаться на все четыре стороны. А главное — вопрос, выносимый на всеобщее обсуждение, опять окажется каким-нибудь пустяково-рутинным, но отнимет у всех массу времени.
Но не идти было тоже нельзя. Тем более если к тебе и так многие относятся с презрением. Не ровен час, кроме славы бездельника и сумасброда, наживешь себе репутацию человека, которого не интересует жизнь коллектива.
И он пошел…
Народу собралось достаточно много. Из пятисот с лишним душ, проживавших в Очаге, на площади присутствовали человек триста, не меньше. Стоял неразборчивый галдеж, как это бывает при большом скоплении народа, когда все друг друга знают.
Гарс избрал место с краю, но потом еще подошли люди, и он оказался в самой гуще, стиснутый со всех сторон. В толпе мелькали лица его соседей и знакомых.
Огородник Ким, фигурировавший в своем обычном наряде — брезентовая куртка с капюшоном и заправленные в устрашающего вида сапоги выцветшие брюки с зелеными лампасами — остатки какого-то древнего мундира, — угощал всех желающих тыквенными семечками.
Заядлый рыбак Брин громко рассказывал о том, какую рыбу ему чуть-чуть не удалось отловить нынче в речке и как она сорвалась с крючка, зараза, и ушла куда-то вниз по течению…
Был здесь и писатель абсурдно, трансцендентальной прозы Пустовит, полагавший, что истинному творцу должно быть наплевать, как он выглядит в глазах окружающих, а посему одетый в какую-то грязную хламиду и стоптанные ботинки на босу ногу.
Учитель Айк был увлечен диспутом с исследователем древних манускриптов Таргом.
В обнимку стояли Tax с Макденой, не замечавшие никого и ничего вокруг себя.
Композитор Ард явился не один, а со всем своим выводком в количестве восьми детей (причем все — мальчики) и толстухи-жены, и озирался рассеянно, словно искал себе равных. Равных не находилось: слишком уж импозантный вид был у великого музыканта: он был лыс, но по обе стороны макушки имелись два вертикальных, почти петушиных «гребешка» волос, причем один из этих хохолков был красного цвета, а другой — ярко-зеленым, а горло Арда опоясывала массивная двойная цепь-ошейник.
Была здесь и Рила, стоявшая, расставив ноги так широко и покачиваясь из стороны в сторону, будто ее вот-вот должны были фотографировать для очередной обложки.
Непосредственно рядом с Гарсом торчал Лагмар со своим шахматным компнотом. Он был сух, поджар и костист. Всю свою жизнь он посвятил тому, чтобы хоть раз обыграть электронного Чемпиона — уникальный супертранспьютер, созданный на базе искусственного интеллекта в университете города Торонто. Самым потрясающим парадоксом для Лагмара всегда оставалось то, что он делал в каждой партии, игравшейся по Сети, только верные ходы, но Чемпион, несмотря на эту безошибочность, все равно каким-то образом умудрялся громить его в пух и прах!.. «Исчадие ада» — любовно именовал Лагмар своего далекого соперника. Гарс как-то бестактно поинтересовался, что шахматист будет делать, если однажды ему все-таки удастся выиграть у непобедимого партнера… «Как — что? — удивился Лагмар. — Мы начнем следующую партию, только и всего… Должен же я отомстить этому мерзавцу за унижение Человека!»
Другой сосед Гарса был куда более неприятным субъектом по сравнению с Лагмаром — свихнувшийся на почве нумерологии Брюм. У него была такая нездоровая внешность, как будто он страдал многочисленными скрытыми болезнями. Зубы у него были лошадиные, но такие, что, если бы математик действительно был конем, хозяину пришлось бы его не продать, а подарить. Глаза — вечно воспаленные, со слизью в уголках. А еще Брюм то и дело отвратительно шмыгал своим красным простуженным носом и издавал чахоточный кашель, хотя трудно было представить, где он мог подцепить простуду в условиях вечного лета… С Гарсом он, правда, не заговаривал. Брюм вообще мало с кем общался. Стоял себе, исписывая листы засаленного бумажного блокнота загадочными цифрами…
А еще из толпы доносились бодрые восклицания Друма, хотя самого мастера не было видно за спинами людей.
В общем, все были в сборе. Старика Пиллиса только не хватало, но было бы удивительно, если бы он притащился сюда. Скорее мертвец оживет, чем Пиллис покинет свою скамейку…
Время начала собрания, указанное Диспетчером при оповещении, давно уже прошло, но над площадью по-прежнему стоял бестолковый ропот.
Наконец на дощатый помост, вкопанный в землю возле Диспетчерской, вышли и сели за заранее приготовленный столик мэр Очага Грон и хранитель Закона Праг. В их компании была еще и цветочница Роза, смахивавшая на знаменитую мисс Марпл в исполнении Джоан Хидсон. Поверх ее седеющих волос торчала кокетливая фетровая шляпка, а шерстяной жакет, несмотря на еще яркое солнце, был тщательно застегнут на все пуговицы.
Открыл собрание Грон. Правая штанина его брюк была закатана снизу до самого колена. Видимо, Грон только что слез с велосипеда, принадлежавшего ему в виде символа власти мэра.
Начал он говорить довольно тихо и робко — избрали Грона не так давно, и он еще не успел привыкнуть к своей руководящей роли. Несколько раз он запутался в причастиях, а Прага назвал хрателем Здоровья. Впрочем, в конце речи голос Грона окончательно окреп и стал громче.
Ничего особенного, что могло бы пролить свет на тему сегодняшнего собрания, он не сказал, а предпочел после стандартного предисловия типа «как хорошо, что все мы здесь сегодня собрались» предоставить, слово Прагу.
Праг выбрался из-за стола и неторопливо, словно предвкушая тот эффект, который произведет его выступление на односельчан, прошелся по помосту взад-вперед. Сейчас он уже напоминал Гарсу не частного сыщика образца двадцатого века, а общественного обвинителя в суде.
Предчувствия Гарса не замедлили подтвердиться.
— Сограждане! — наконец хрипло сказал Праг. — Вы наверняка хотите знать, что мы будем сегодня обсуждать. Но надо уточнить… Ничего обсуждать мы тут не будем. По той простой причине, что мы будем судить!..
Притихшая толпа от неожиданности дружно охнула. По рядам прокатился шепот, а потом опять стало слышно лишь то, как с хрустом разгрызаются семечки чьими-то крепкими зубами.
Последний раз жители Очага собирались для суда пять лет назад.
— Мы будем судить, — продолжал грозно Праг, — того, кто прошлой ночью совершил грубое нарушение Закона. Речь идет об одном из нас. Все мы виделись и здоровались с этим человеком каждый день, не подозревая, что под его личиной скрывается хищный оскал потенциального преступника. Этот негодяй злодейски поднял руку на самую большую нашу ценность — на священное право каждого заниматься тем,
