— Да, она шлюха. Все знают, что прошлой ночью он затащил ее в постель.
Миггинс улыбнулась, показав три оставшихся зуба.
— Похоже, сэр, вы не так умны, как кажетесь с первого взгляда. Отойдите, иначе окажетесь на спине, придавленный к полу нашими башмаками!
Женщины сердито заворчали. Сэр Лайл огляделся и сказал поверх головы Миггинс:
— Эта стая стервятниц не посмеет меня коснуться.
— Хотите поставить на кон свою жизнь? — вмешалась Мерри. — Взгляните: в руках у Талии крепкая метла, а Элайн держит ночной горшок. Скажите, сэр Лайл, вы явились за серебром Артура? Откуда вы про него услышали? Ну же, признавайтесь, кто поведал вам о серебре?
— Это ты не с добром пришла сюда! Это ты желаешь зла лорду Гаррону!
Он сплюнул на тростник, едва не попав на туфлю, развернулся и столкнулся с Гарроном.
— Сэр Лайл, что-то случилось?
— Нет, милорд. Я хотел встретиться с моими людьми на ристалище.
— Только не сегодня. Через час мы уезжаем в Лондон. Возьмите с собой двоих.
Сэр Лайл молча кивнул и вышел.
— Мерри! Иди сюда!
Он выглядел растрепанным, раздраженным, но она была так рада его видеть, что вприпрыжку помчалась к нему, что было нетрудно сделать в столь коротком платье. При этом она насвистывала, как Гилпин.
— Доброе утро, Гаррон! — воскликнула она с сияющей улыбкой. — Надеюсь, ты хорошо спал?
Увидев эту улыбку, он на мгновение замер и стал искать глазами три тоненьких косички, спрятанные в волосах. Но нашел только две. Может, третья укрыта за толстой косой? Он поднял руки, чтобы поискать косичку, вспомнил, что вокруг полно людей, и снова опустил руку.
— Я почти не спал, — признался он.
— Может, нам следовало выпить сонное зелье из пассифлоры, пустырника и валерианы? Мне тоже не спалось. Но когда удавалось задремать, казалось, я в раю, у ангелов. Хм-м… нужно посмотреть, зелье у нас в виде отвара или настоя?
— Скорее уж в аду, у дьявола!
Всю ночь он держал ее в объятиях, прижав к груди, а утром проснулся с ужасающим осознанием того, что мир необратимо изменился, и все из-за этой девчонки с ее хитро заплетенными косами и прелестной улыбкой. И из-за ее списков.
— Дьявол, говоришь?
Она выгнула бровь и бессовестно хихикнула.
— А Гилпин посчитал, что ко мне в спальню проник враг.
— Ты так думаешь? Но ты действительно вопил, когда…
— Помолчи.
— Если так, должно быть, враг взял верх.
Ему очень хотелось рассмеяться. Но она ничего подобного не дождется!
— Собирайся. Мы едем в Лондон. К королю. Я предпочел бы оставить тебя здесь, но не смею. Ты можешь найти серебро Артура и сбежать в Шотландию.
Шепотом, чтобы не услышали бессовестно навострившие уши окружающие, она сказала:
— Я сделаю, как ты приказываешь. Но не думаешь же ты, что сначала мы должны пожениться? И тогда король сразу все поймет.
— Ты сделаешь, как велено, ясно? И придержи язык. Это дело мое и короля. А ты не смей вмешиваться!
— Давай сначала поженимся, Гаррон!
— Нет. Кроме того, нас некому поженить. Твой святой отец был убит в день Страшного суда, помнишь?
Она проигнорировала сарказм, потому что на карте стояло ее будущее и отступать было некуда.
— А где можно найти священника?
— Уортуордское аббатство не так уж далеко, — вмешалась Миггинс. — Там много священников, непрерывно молящихся на своих стертых до крови коленях. Бедняги!
— Превосходно! До ночи мы сможем пожениться! — обрадовалась Мерри.
— Нет. Немедленно замолчи и собирайся.
Ей это не понравилось. Очень не понравилось. Что он собирается сказать королю? Как попробует уговорить?
Она увидела, что он так и ждет, чтобы она открыла рот и что-то сказала. Возможно, хочет отчитать ее?
Поэтому Мерри промолчала. Ничего, если понадобится, она станет на коленях молить короля, чтобы позволил ей выйти за Гаррона. Готова была подкрепить свою просьбу всем серебром лорда Артура, если, конечно, найдет его. Лишь бы король благословил их союз и оставил голову Гаррона на шее. И все будет хорошо!
Он сжал ее подбородок, вынудил поднять лицо и сказал так тихо, что она едва расслышала:
— Ты получила что хотела, кроме наслаждения. Стоило ли это такой жертвы? — Он не собирался признаваться, что чувствовал себя так, словно попал на небеса и разлегся на облаке. Хотя эта девочка очень опасна. И к тому же наследница. — Итак? Стоило?
Она кивнула. Он крепче сжал ее подбородок.
— Я тебе не верю. Что ты задумала сейчас? И не смей составлять список аргументов, которые выскажешь королю, ясно?
— Ясно, но учти: твой шепот громче иного вопля. Надеюсь, ты понимаешь, что все уже знают о том, что вчерашнюю ночь я провела в твоей постели? Сэр Лайл назвал меня твоей шлюхой.
— Он не посмеет! Ты сочинила все это, потому что терпеть его не можешь.
— Спроси Миггинс, — пожала плечами Мерри.
— Миггинс, как и каждая проклятущая баба в Уореме, не задумываясь солжет ради тебя.
Это скорее всего было правдой, хотя она понятия не имела почему. Что ни говори, а она заставляла их работать с рассвета, так что к концу дня они едва держались на ногах.
— Хотелось бы знать, известно ли им, что это ты пришла ко мне. Что не я был похотливым животным, взявшим твою драгоценную невинность?
— Ну… чтобы поддержать твою безупречную репутацию, обещаю рассказать всем, что это я овладела тобой.
— Будь ты проклята, не делай из меня жалкого молокососа!
Она задумчиво оглядела его.
— Интересно, что случилось бы, не прими ты меня за эту корову Бланш? Продолжал бы храпеть всю ночь, вместо того чтобы овладеть мной!
— Вполне возможно, поскольку ты понятия не имела, что делать. Почему ты все время называешь ее коровой?
— Ты сказал, что у нее большая грудь. Более чем достаточно для рук шестерых мужчин.
— Я такого не говорил.
— Ну, может, не совсем так, но все это изобилие делает ее коровой. Теперь я знаю, что делать. Все знаю! — гордо объявила она.
— Ты так же невежественна, как коза Эрик, — фыркнул он.
— Когда я увижу корову Бланш, поблагодарю ее за то, что тебя выучила.
Гаррон едва не взорвался.
Она погладила его по руке и подалась ближе.
— Все нас слушают. Гаррон, я не хочу, чтобы ты беспокоился. Мне нет нужды писать все пункты списка. Я уже их упоминала. Больше ничего нет.
— Если ты не заткнешься, я задеру твою юбку и надеру снежно-белую задницу. При всех. Слышишь?
Мерри так и подмывало спросить, чем так нравится ему эта снежно-белая задница, поскольку
