родственника!
– Я этого не заметил, – признался рабби Давид. – И ведь я знал, что она была свидетельницей гибели мужа. Но мне все это казалось бредом! А на самом деле, это вполне четкие указания госпожи Хаскин, то, что она всячески старалась забыть, от чего поставила нечто вроде психологического блока. Она более всего боялась, чтобы ее подозрения в адрес ближайшего родственника не стали достоянием других. Но в результате случайной телевизионной провокации произошел надлом! Слом психологического барьера! И она начала рассказывать о происшедшем, о том, что видела собственными глазами – в бессвязной форме, в форме бреда, во время обострения ее психического заболевания… – он остановился. – И ведь правда, я только сейчас сообразил: диббук – то есть, второе, тщательно подавлявшееся второе «Я» Юдит Хаскин указывает как на виновника именно на родственника, на родного брата! Видимо, она узнала машину. Блестящая догадка, господин Розовски! – с уважением сказал он. – Ее следует описать и опубликовать. И я непременно это сделаю. С вашего, разумеется, согласия.
Натаниэль тут же не без удовольствия представил свое имя в солидном медицинском журнале, но постарался отогнать соблазнительное видение.
– Не буду повторять то, что вы уже знаете, – продолжил он. – Приступ Юдит всколыхнул эту историю. Рабби Элиэзер, судя по всему, сделал правильные выводы относительно причин обострения. Особенно если учесть, что он провел еще и несколько сеансов гипноза с Юдит. В тот злосчастный вечер он собирался встретиться с Игалем… – тут Розовски на мгновение прервался и вопросительно взглянул на инспектора.
– Да, – Ронен Алон кивнул. – Я уже спрашивал парня. Он действительно собирался встретиться в тот вечер с раввином. По словам Игаля, у рабби Элиэзера были для него очень важные сведения. Игаль даже договорился с напарником, чтобы тот вышел в ночь, поработал за него. Но, по словам Игаля, в последний момент напарник отказался выйти. Сказал, что у него кто-то там заболел, что он едет в больницу. Игаль сказал, что напарник предупредил не его лично, а позвонил домой, где в тот момент находился Дов Ливни. Вот дядя и передал Игалю, чтобы тот отменил встречу с раввином.
– Он отменил?
– Через дядю, – с невеселой усмешкой ответил инспектор. – И напарник ничего не отменял, мы проверили. Это Игаль, как он утверждает, передумал.
– И об этом он тоже узнал от дяди, – подхватил Розовски. – Все понятно. Узнав от ничего не подозревающего Игаля о предстоящей встрече, Дов Ливни постарался сделать так, чтобы встреча не состоялась. Ибо он был единственным, кроме рабби Элиэзера, из присутствующих на церемонии экзорцизма, кто понял истинный смысл сказанного «диббуком», то бишь – его собственной сестрой. Вернее, встреча состоялась, но не между раввином и Игалем, а между ним и раввином. Результат этой встречи нам, увы, хорошо известен. Дождавшись, пока раввин вошел в синагогу, Ливни пробрался туда же через окно в соседнем здании. Вы осмотрели рамы? – спросил он инспектора. – Там можно видеть, что крепления недавно ослабляли. Это сделал Ливни в тот вечер. Что, в конечном итоге, его погубило, – добавил Натаниэль, мгновенно помрачнев.
– Зато спасло тебя, – заметила Офра.
– Это верно, – Розовски поправил шейный платок, скрывавший следы от железной хватки убийцы. – Так вот, понимая, что его могут увидеть после совершения преступления – а он вернуться тем же путем, то есть, через окно, не мог, – Дов Ливни оделся в черный сюртук и широкополую шляпу. Они с рабби Элиэзером были примерно одного роста и сложения. Затем постарался сымитировать ограбление – взломал один из шкафов и похитил первый попавшийся свиток, после чего повыбрасывал из стеллажа книги.
– А что же Дани Цедек? – спросил Маркин, все это время молча слушавший.
– Ну, тут все было гораздо проще. Ливни решил разделаться одним махом и с давней жертвой своих делишек, ходившей по улицам Кфар-Барух немым укором. Тем более, что, как на грех, как раз тогда же Пеле встретился с давней своей любовью. И, как я полагаю, узнал от рабби Элиэзере о сыне… Что же решает Ливни? Посадить возможного свидетеля руками полицейских, да и дело с концом! Именно он был тем самым социальным работником, который явился в отсутствие Пеле к его матери и улучив момент оставил в стенном шкафу пакет с украденным в синагоге свитком. Дальше ему оставалось только позвонить в полицию, – Розовски обогнул стол и опустился в кресло. – Что касается алиби Цедека, то он просто не хотел подвергать Юдит Хаскин допросу в полиции. Он ведь уже знал о трагедии, случившейся в прошлом году. Знал и о том, что Юдит следует избегать нервных потрясений… Что же. Надеюсь, я все объяснил. Больше сказать нечего… – он повернулся к Каплану-младшему. – Боюсь, я не смогу принять от вас деньги, рабби Давид. Я ведь не столько разоблачил преступника, сколько стал виновником его гибели.
– Он ведь хотел убить вас, – возразил рабби Давид. – В Талмуде говорится: «Стремящегося тебя убить – убей». И еще сказано: «Проявляющий милосердие к убийце – проявляет жестокость к его жертве».
