определение информатики, то это совокупность систем, форм и методов обработки, хранения и передачи информации с помощью вычислительной техники.
Буржуазные теоретики выдают желаемое за действительное. Хотя в развитых капиталистических странах внедрение информатики, использование ЭВМ достигло высокой степени, тем не менее нельзя говорить о наступлении в развитии капитализма какой-то новой эпохи, свободной от антагонизмов. Распространение достижений научно-технического прогресса при капитализме не только не устраняет противоречия общества эксплуатации, но углубляет их, порождает новые.
Современная капиталистическая экономика определяется буржуазными теоретиками как «массовая», во-первых, потому, что ее цель состоит в массовом производстве товаров и услуг, во-вторых, потому, что основным объектом производственного процесса являются вещество (масса) и энергия. Чем больше произведено материальных благ, считают они, тем богаче общество. Пока капиталистическое общество не страдало от трудностей с сырьем и энергией, считалось, что увеличение материало? и энергоемкости технологических процессов ведет к повышению производительности труда, ускорению темпов производства и, следовательно, к росту экономического благосостояния.
Но в 70?е годы капиталистическая экономика столкнулась со многими трудностями: впервые на результатах экономического развития сказалась ограниченность запасов сырья и энергии. Энергетический кризис 1973 г. и последовавшая за ним серия сырьевых кризисов вызвали к жизни новые взгляды на экономическое развитие капиталистического общества. Теперь буржуазные экономисты обратили свои взоры к «информационной экономике», которой, по их мнению, принадлежит будущее. Они утверждают, что одним из компонентов любого произведенного товара или услуги, наряду с энергией и веществом, является «информация». В современных условиях, считают они, когда возникли существенные ограничения в использовании энергии и сырья, наиболее реальным путем развития производства может быть увеличение количества «информации» в единице производимой продукции.
Но что же подразумевается под «информацией»? Смысл этого термина в данном случае отличается от распространенного толкования этого термина как знания, сообщения или как меры организованности для точных наук. Для буржуазных теоретиков «информация» определяет полезность и надежность изделия, искусность его изготовления и т. п. Увеличение содержания «информации» в каком-либо предмете дает возможность затрачивать на его изготовление меньше сырья и энергии и использовать этот предмет в течение длительного времени. Производитель должен при этом искать пути качественного совершенствования продукции, ресурсы экономии энергии и затрат труда. Это могут быть поиски лучших материалов, улучшение конструкции изделия или применение новой производственной технологии; использование ЭВМ для обработки информации, разработки узлов и деталей; применение роботов для выполнения повторяющихся механических операций; изменение способов распространения готовой продукции и т. д. В качестве примера того, как «информация» заменяет материально-вещественные факторы, приводится микроэлектроника. Современный микропроцессор, сложнейший прибор, имеет объем в несколько кубических миллиметров и весит граммы. Но, встроенный в готовые изделия, он замещает многие детали и узлы, для производства которых ранее затрачивалось в десятки раз больше материалов и энергии.
Таким образом, по утверждениям буржуазных теоретиков, «информационная экономика» — это экономика, нацеленная на минимизацию количества вещества и энергии в производстве, распределении и потреблении товаров и услуг.
Но предсказывая радикальное изменение экономических отношений в самом ближайшем будущем, тот же П. Хоукен отмечает, что «информационная экономика» не уничтожает, а в известной мере наследует то, что было накоплено ранее. «Массовая» экономика остается частью экономического комплекса будущего, хотя роль и значение ее существенно уменьшается. В этой связи обращается внимание на то, что «информационная экономика» не менее материалистична, чем «массовая». Это выражается в том, что сырье, энергия и материальные блага начинают цениться гораздо выше и они используются с большей эффективностью, чем прежде.
Во всех этих и подобных рассуждениях есть ряд существенных изъянов. Прежде всего сторонники «информационной экономики» стремятся доказать, что существующие производственные отношения порождены прогрессом техники, а не отношениями собственности на средства производства. Например, известный американский социолог Д. Белл заявляет, что «информационная экономика» имеет совсем иной характер, нежели экономика товаров. И социальные отношения в ее рамках якобы больше не определяются трудом, отношениями собственности, а имеют совсем другой характер. Какой же? Д. Белл не раскрывает его сущности. Он лишь указывает, что «информация» коренным образом отличается от прочих общественных благ тем, что, будучи раз произведенной, она становится общественным достоянием.
Это накладывает существенные ограничения на сам процесс производства информационных товаров и услуг и их обмен между производителями и потребителями. Информация не исчезает в товаре после потребления. Возникает объективное противоречие между усиливающимся общественным характером производства информационных продуктов и услуг и частнособственнической формой присвоения результатов. Анализируя эти объективные процессы, Д. Белл приходит к выводу о необходимости для капиталистов отказа от «соревновательной стратегии» ведения дел и перехода к кооперации, сотрудничеству между собой в производстве знания, информации.
Эта же идея проводится и в программном труде американского футуролога Дж. Несбита «Мегатенденции». Из десяти главных, по его мнению, тенденций современности на первое место он ставит формирование «информационного общества». Он пытается доказать, что уже не капитал определяет суть экономических отношений буржуазного общества, а процесс накопления и использования знаний. «Мы в массовом порядке производим теперь знания, и эти знания превращаются в определяющую силу развития экономики», — пишет он. Но это утверждение выглядит достаточно абстрактно, поэтому Несбит призывает всех экономистов направить свои усилия на создание «информационной» теории стоимости. Но многочисленные попытки, предпринятые в этом направлении в последние годы буржуазными учеными, оказались безрезультатными.
В рассуждениях сторонников «информационной экономики» легко просматривается фетишизм по отношению к информации. Как отмечает академик В. Г. Афанасьев, «темпы роста познания накопленной информации — важный показатель общественного прогресса. Однако это не главный и не единственный показатель. Сама по себе информация не способна увеличить производство материальных и культурных ценностей. Она только тогда принесет пользу, когда воплощена в технику и технологию, в ценности культуры, в знания и опыт людей, в формы общения, во всю систему общественных отношений».
В марксистской науке об обществе факт относительного увеличения информационного содержания в валовом национальном продукте развитых стран общепризнан. Он вытекает из общих закономерностей развития общества и подтвержден достаточно убедительно статистикой. Но господствующие в том или ином обществе социальные отношения определяются не уровнем их «информационного обеспечения», а сложным взаимодействием экономических, политических, идеологических и многих других факторов. В условиях же капитализма информация, знания становятся одной из форм проявления капитала как
