хорошо, что еще тепло.
Наутро, когда Борис и Глебка проснулись, мужчин уже не было. Так и не успели мальчишки их разглядеть.
Когда Боря пошел умываться, услышал приглушенный разговор матери и майора. Он о чем-то просил, просто уговаривал. А она изо всех сил, жарко, хотя и негромко, чтоб не разбудить ребят, отказывалась.
Борис толкнул дверь и увидел, что майор держит в одной руке толстую пачку денег, а другой протягивает маме несколько бумажек. Она качала головой, прятала руки за спину.
Хаджанов, заметив Бориса, не смутился, не испугался. Не спеша спрятал деньги в карман, улыбаясь, сказал:
- Какие же вы странные, русские. Бедные, а денег не берете. А закончил удивленно:
- Прямо такие же, как мы! Бессребреники!
Мама молчала, оглядывалась на Бориса, а он не знал, что сказать. И вот тут-то майор сообщил им:
- А Борю я записал на соревнования. В областном городе. Подал заявку. Но это все ерунда, друг! Знаешь, что я тебе сейчас скажу: слушай сюда!
И произнес раздельными словами:
- Я - привез - настоящую - спортивную - винтовку! А к ней оптический - прицел!
4
С этого дня и началась настоящая Борина жизнь.
Будто майор Хаджанов не спортивную винтовку привез, а лозинку, и не успел Боря в руки ее взять, как она заволновалась, затрепыхалась, словно и не говорила, а кричала: копай свой колодец, он - здесь.
Никогда еще так не торопился Борис в своей жизни. Едва выпил чаю,
побежал следом за майором, думал, догонит, но не вышло. Еще и Глебка тормозил: то ему камушек в сандалету попал, то на вывеску загляделся, то заканючил, что жвачка кончилась.
Первый раз молча подумал про брата: не понимает, тормозит, тянет назад! Хоть бы отстал, что ли? Тут же мелко, как бабушка, перекрестился - больно уж плохо подумал, грех. А когда ворвался в тир, про все забыл!
Майор стоял спиной к ребятам, а в руках у него сияла масляным цветом и вправду похожая на скрипку легкая винтовочка. Даже на вид определялось, именно - легкая. Сверху - отливающая вороненой сталью надстройка, сложный инструмент - оптический прицел.
Майор замирал, делал выстрел, быстро передвигал затвор, снова стрелял, будто торопился, и правда, когда закончил серию, глянул на часы.
- Ну-ка, молодцы! - крикнул, не оборачиваясь - узнал по шагам и несдержанному дыханию. - Притащите мишень! И начинаем механизацию этого процесса! Я уже договорился! - теперь он обернулся уже только к Боре, Глебка убежал вперед. - Будет механизм подачи мишени, представляешь! Недешево, но наш завод чего хочешь сделает! Только хорошенько заплати!
Он смеялся как никогда! И как никогда любил и уважал Бориска этого человека. Странно даже представить: было время, когда он не знал майора. Хаджанов Михаил Гордеевич жил где-то в других, неизвестных, невидимых краях, и не было ему никакого дела до двух мальчишек Горевых - Глебушки и его, Борьки. Как это вообще могло быть? И как бы все сложилось, если никогда бы они так и не встретились в этой жизни?
Майор медленно шел навстречу Борису и протягивал ему его скрипку. А что? Одни водят смычком, извлекая прекрасные нежные звуки, а другие… то ж, разве это не умение, достойное мужчины?
Вернулся Глебка с мишенью Хаджанова: никогда раньше майор не стрелял так кучно! Часто говаривал: какой я стрелок, так, служащий тира, обслуга, и вот - на тебе!
Боря невольно восхитился:
- Ого! Это вам надо на соревнования! Гордеевич то ли всхлипнул, то ли пропел, хохотнув:
- Отстрелял! Я свои! Хризантемы в саду!
Боря улыбнулся: слыхал как-то этот цветочный романс.
- Сейчас твое время! - строго уже заявил майор. - Вот увидишь! Это твоя судьба, как солдат в строю, делает шаг вперед. Твоя. Понял?
Боря смеялся - разве спорят в такие минуты?
- Ну, бери! Заряжай… Целься…
Он взял винтовочку - желтенькую, легкую, словно поющую, заглянул в оптический прицел и сам едва не запел от восторга: оптика удивительно приблизила десятку, мушка застыла, он едва прикоснулся к спуску, как раздался хлопок. Посмотрел в прицел - пуля ушла на три часа, куда-то в район семерки. Причину он уже знал - слишком легок спуск, не ожидал. Второй выстрел был точнее: девятка, на те же три часа, сказал об этом Хаджа-нову, чуточку поправили прицел.
Оставшиеся восемь патронов изрешетили центр.
Когда оценили сумму, довольный майор задумчиво проговорил:
- Ну вот, есть у нас с тобой и скрипочка, дружок. Для твоего первого концерта. - Вздохнул. - Но соревнования-то проводятся с прицелом диоптрическим.
Рассказал, как еще по дороге в Москву зашел в областной спорткомитет, узнал, бывают ли тут соревнования по стрелковому спорту, встретился с каким-то дядькой. Выяснилось, что он отставной полковник, спец по стрелковому оружию и помогает этому комитету устраивать разные соревнования, бывает на них главным судьей.
Фамилия у полковника была смешная и ласковая - Скворушкин, да и сам он, утверждал Хаджанов, был ласковый и мягкий. Они зашли в кафешку, заказали по сто грамм поддельного коньячку, и Скворушкин с радостью обещал включить Бориса Горева на соревнования юниоров, которые будут
проходить в сентябре параллельно со взрослыми стрельбами. Даже записал фамилию, имя и отчество Бориски на обрывке газеты, сложил в бумажник. Да и выдвигает-то его серьезное заведение - районное отделение РОСТО, да и военный санаторий не какой-нибудь там любительский кружок.
После таких известий Борис стрелял по три раза в день: с утра, днем и под вечер. Делал до десяти серий за тренировку. Гильзы только летели. И не приходил ему на ум, уже взрослому парню, вопрос, откуда же деньги-то на патроны? Ведь он расстрелял их только в августе не сотни, а целые тысячи.
Хаджанов об этом даже не заикался. Для него, как казалось ребятам, все теперь сошлось на Борисе, а отдыхающие офицеры в штатском, порой заходившие небрежно попалить, вызывали плохо скрытое раздражение.
Как всегда, с неизменной улыбкой, провожая из тира кого-нибудь из них, он подмигивал ребятам и шепотом, смеясь, припечатывал:
- Тебя бы, теля, не командиром, а в детсад. В лучшем случае, воспитателем.
- А что это - теля? - спрашивал Глебушка.
- Не знаешь? - смеялся майор. - Да просто теленок!
Они хохотали хором. Иногда подсобрав троих-четверых таких вот 'телят', Хаджанов любил 'макнуть их в шашлычный соус' - как деликатно он прибавлял.
- А теперь, товарищи офицеры, можно показать вам, что такое достойная стрельба?
Мужичков всегда это заводило, получалось, что они стреляли недостойно, но делать в санатории им было все равно нечего, так что они обычно с вызовом заявляли:
- Ну, ты тут живешь, похоже, в этом тире! Чего тебе не насобачиться!
- Я-то живу, - отвечал покладисто Хаджанов, - но покажу-то не я. А - вот! Мальчик!
Борис вставлял обойму, выпускал ее с предельно возможной скоростью, мишень подъезжала на специальных рельсиках, уже сделанных на тутошнем заводе, и офицеры разных родов войск всегда, без сбоев, бывали посрамлены.
Единственное, что им оставалось, это восхищаться винтовкой, просить, чтобы им тоже дали
