расставаться. Ты для Юити не больше чем маленькая оладья, которую он съел. Ты и похож на дешевую маленькую сладенькую оладью, от которой тошнит.
– Перестань, или я тебя убью!
Юити высвободил руку из хватки Синей Рубашки. Потом сказал сдержанным тоном старшего:
– А не прекратить ли вам обоим? Я выслушаю все, что вы хотите сказать, потом. Здесь не место для подобных разбирательств. – Он повернулся к Синей Рубашке и добавил: – А ты ведешь себя как ревнивая жена!
Синяя Рубашка вышел из себя:
– Ладно, давай уйдем отсюда. Я хочу с тобой поговорить.
Мальчик в красной рубашке улыбнулся, показав красивые белые зубы:
– Ну ты и тупой! Это ты уйдешь отсюда, понял?
Ситуация выходила из-под контроля, поэтому Сунсукэ сделал круг и подошел к Юити спереди. Они встретились с таким видом, будто ничего и не произошло. Юити поклонился с улыбкой, говорящей, что он спасен. Очень давно Сунсукэ не видел на его лице такую красивую улыбку.
Сунсукэ был одет в хорошо сшитый твидовый костюм с аккуратным коричневым клетчатым платочком в нагрудном кармане. Когда начался церемонный и очень театральный обмен приветствиями между ним и Юити, мальчики смотрели на это с отсутствующим видом. Один из них сказал, ласково и с любовью глядя на Юити:
– Ну, Ю-тян, увидимся.
Другой повернулся спиной, не сказав ни слова. И оба исчезли. Желтоватый поезд линии Ёкосука загрохотал, подъезжая к платформе.
– Ты вступаешь в опасные связи, не так ли? – заметил Сунсукэ, направляясь навстречу поезду.
– Вы ведь тоже как-то связаны со мной, разве нет, сэнсэй? – ответил Юити.
– Но он говорил что-то насчет убийства.
– Вам послышалось. Эти парни всегда так разговаривают. Трусы никогда не вступают в драку. Кроме того, у этих двух кусающихся и рычащих типов любовная интрижка.
– Интрижка?
– Когда меня нет поблизости, они спят друг с другом.
Они уселись друг против друга в вагоне второго класса. Поезд набирал скорость. Ни тот ни другой не спросил, куда он едет. Некоторое время они безмолвно смотрели в окно. Пейзаж вдоль железной дороги трогал сердце Юити.
Они миновали мокрый, навевающий тоску жилищный массив из серых зданий, за которым последовал дымный и темный промышленный пейзаж. По другую сторону болота и зачахшего узкого луга стояла фабрика из стекла и бетона. Несколько стекол было разбито, в темном закопченном пустом нутре можно было видеть отдельные голые электрические лампочки, горящие еле заметным светом. Затем они проехали мимо старой деревянной начальной школы, построенной на удивительно высокой площадке. U-образное здание смотрело на них своими безжизненными окнами. В намокшем от дождя пустом школьном дворе стояла шведская стенка с облупившейся белой краской. Затем последовали бесконечные рекламные щиты – пиво «Такара», зубная паста «Лайон», изделия из пластмассы, карамель «Моринага».
Становилось жарко, поэтому юноша снял пальто. Его новый костюм, его рубашка, его галстук, его булавка для галстука, его носовой платок, даже его наручные часы были предметами крайней роскоши. Они гармонично сочетались друг с другом. Не только все это, но и новая зажигалка фирмы «Данхилл», которую он вытащил из кармана, как и его портсигар, были элегантными и привлекательными.
«Все, вместе взятое, отражает вкус Кавады», – подумал Сунсукэ.
– И где ты встречаешься с господином Кавадой? – спросил Сунсукэ с сарказмом.
Юноша замер с зажженной зажигалкой в руке и уставился на старика. Крошечное синее пламя не вспыхнуло, а радугой повисло в воздухе.
– Откуда вы знаете?
– Я – писатель.
– Вы меня удивляете. Он ждет меня в гостинице «Кофуэн» в Камакуре.
– Правда? У меня тоже встреча в Камакуре.
Оба некоторое время молчали. Юити показалось, что слившийся в темное пятно пейзаж за окном прорезало вдруг нечто отчетливо красное. Он посмотрел внимательнее и увидел, что они проезжают мимо остова железного моста, который перекрашивают рабочие. Грунтовка была красного цвета.
Неожиданно Сунсукэ спросил:
– Ты любишь Каваду или как?
Юити высоко поднял плечи:
– Вы шутите!
– Почему ты встречаешься с тем, кого не любишь?
– А разве не вы, сэнсэй, заставили меня жениться на женщине, которую я не люблю?
– Женщина и мужчина — это совсем разные вещи.
– Ха! Это одно и то же. Рога бывают и у мужчин и у женщин, и те и другие такие скучные.
– «Кофуэн» – прекрасный роскошный постоялый двор, но…
– Но?
– В старые времена, сынок, большие бизнесмены имели обыкновение брать гейш из Симбаси и Акасака.
Юити, явно обиженный, замолчал. Сунсукэ не понял. Он не знал, что этот юноша всегда чувствовал непреодолимую скуку. Единственное, что спасало этого Нарцисса от еще более непреодолимой скуки, тот факт, что этот мир был заполнен не чем иным, как только зеркалами; в зеркальной тюрьме этот прекрасный пленник мог провести всю оставшуюся жизнь. Стареющий Кавада, по крайней мере, знает, как трансформироваться в зеркало.
Юити заговорил:
– Я вас с тех пор не видел. Как там Кёко? Вы сказали мне по телефону, что всё прошло очень хорошо.
Юити улыбнулся, но не отдавал себе отчета, что эта улыбка была точной копией улыбки Сунсукэ.
– Все прошло так хорошо – Ясуко, госпожа Кабураги, Кёко. Вы довольны? Я всегда предан вам.
– Если ты предан мне, почему никогда не приходишь ко мне домой? – спросил Сунсукэ с негодованием, которое не сумел подавить. Он изо всех сил старался сдерживать своё неудовольствие. – За два месяца я говорил с тобой по телефону всего два-три раза, не так ли? Более того, когда бы я ни предложил встретиться, ты что-то мямлил и не решался.
– Я полагал, что, если у вас будет ко мне какое-то дело, вы напишите мне письмо.
– Я почти никогда не пишу писем.
Промелькнули две-три станции. Унылые пейзажи за окном усугубляли молчание двух мужчин, сидящих в поезде.
Вскоре Юити, отодвинувшись, повторил:
– Так как там Кёко?
– Кёко? Что я должен сказать? У меня ни в коей мере нет ощущения, что я получил то, что хотел. Когда там, в темноте, я занял твое место и забрался в постель к этой женщине и когда эта пьяная женщина, не открывая глаз, называла меня «Ю-тян», действительно, я чувствовал, что внутренне помолодел. Хотя это было очень непродолжительное ощущение, но я как бы примерил на себя твою молодость. Вот и все. Когда Кёко проснулась, то до самого утра ни разу на меня не взглянула. С тех пор я о ней ничего не слышал. Насколько я понимаю, эта женщина может скатиться по наклонной плоскости после этой истории. В некотором смысле я чувствую к ней жалость. Она не из тех женщин, которые заслужили подобное.
Юити не мучили никакие угрызения совести. Это был поступок без цели, без порыва, отчего не может возникнуть сожаление. Этим поступком управляло не желание, не злой умысел, этот поступок был без крупицы злобы, он господствовал ограниченный период времени, который никогда не повторится снова. Он продвигался от одного целомудренного шага до другого непорочного шага.
Возможно, в другое время Юити не исполнил бы так искусно свою роль, режиссером которой был Сунсукэ, свободный ото всех моральных устоев. Таким образом, на самом деле он не овладел Кёко. Старик,
