пешеходами, но время от времени им приходилось от кого-нибудь удирать, а удирать пешком — это медленно. Поэтому они все-таки летали — от трусости. И стонали в полете.
На третий день я пошел к директору и признался, что мне совершенно нечего делать. «Ну и отлично, — сказал он. — Значит, у тебя во всем порядок».
И рассказал мне басню. Или, может быть, это действительная история. Как некий царь на Востоке платил своим врачам зарплату только тогда, когда бывал здоров. А если заболевал, то выдачу зарплаты прекращал, и поэтому врачи старались, чтоб он не болел. «Вот и ты старайся, — сказал директор — Чтоб во всем был идеальный порядок».
Получалось, что работаю я хорошо. Хотя делать мне все же было нечего.
Однажды он увидел, что я ношу с собой фотоаппарат, и похвалил. «Фотографируй в свободное время, — сказал мне. — Может, какой снимок хороший получится, мы его на стенд повесим».
А вечером спросил: «Ну, как? Сфотографировал?» Я ответил, что нет. Тогда он махнул на меня рукой: «Да ты, я вижу, с этим делом еще не освоился. Вот сын у меня фотографией увлекался, так он в день по полсотни снимков делал, всю квартиру завалил продукцией. А ты, видно, еще только начинающий».
Я не стал с ним спорить, хотя он неправ. Это его сын начинающий, а не я. Только начинающие снимают все что попадется и заваливают квартиры фотографиями. А у меня большой опыт. И высокая требовательность к себе. Конечно, начинающий сфотографировал бы и голубей, и статуи, и случайную старушку, пришедшую посидеть на скамейке. А я искал интересные фотосюжеты. Но не находил.
Вечером парк оживлялся. Гремела музыка, начинал работать игровой павильон. Я надевал красную повязку и шел на танцплощадку.
Моя обязанность — наблюдать, как танцуют. Если кто-нибудь затеял бы драку, я должен был позвать милиционера. Вот и все. Но драки случались редко.
С молодым милиционером, который обслуживал парк вечером, я был уже хорошо знаком. И знал, где его можно найти в любой момент. Он или играл с директором в шахматы, или стоял в игровом павильоне и смотрел, как играют в шахматы другие. Он бы и здесь играл, но ему не разрешалось. Он находился при исполнении служебных обязанностей.
Поэтому он только смотрел на игру других и молча переживал.
Однажды я видел, как он не выдержал и сказал одному игроку: «Ходите конем на седьмую горизонталь». Но тот окинул взглядом его милицейскую форму и мрачно ответил: «Вот когда я напьюсь, тогда ты будешь мной командовать». Милиционер промолчал. И через минуту ушел, расстроенный. А я сказал игроку: «Сейчас вы проиграете». Тот удивился: «Это еще почему?» «Вы пренебрегли советом милиционера, — сказал я. — А он кандидат в мастера по шахматам». Игрок не поверил: «Не может такого быть». Я ответил: «А вот и может». Он проиграл и убедился.
Однажды на танцплощадке ко мне вдруг подбежала девушка и спросила, запыхавшись: «Можно с вами станцевать?» За нею шел мрачного вида парень. Я понял: она хочет избавиться от него — и согласился. Мы станцевали.
А после танца тот парень подошел ко мне и предложил: «Выйдем, поговорим». Я ответил: «Знаю я эти разговоры. Мы выйдем вдвоем, а там откуда ни возьмись нагрянут твои друзья, и вас будет десять против меня одного».
Но он поклялся, что разговор будет с глазу на глаз, и мы пошли. Шли молча, пока не пришли в аллею физкультурников. И тут из-за статуи метательницы диска вышли еще двое. Я сказал: «Ты же поклялся. Это нечестно».
Парень засмеялся. «Вот ты один раз обманул меня, а теперь в другой раз я тебе не поверю», — сказал я, и он засмеялся громче. «Ну что ж, — сказал я. — Конечно, вы меня побьете. Но учтите, и вам придется трудно».
Тогда они засмеялись все вместе. «Ладно, — сказал парень, который меня привел, — я буду бить тебя один. Устраивает?» И поднял с земли палку. Короткую и толстую. Она взялась здесь невесть откуда. Он захватил ее поудобнее я стал приближаться ко мне.
«Ты боишься, что голыми руками не справишься?» — спросил я.
Тут уж они захохотали «Ну и комик!» — воскликнул парень, который собирался меня бить, и с размаху ударил палкой по вытянутой руке метательницы диска. Палка переломилась, одна ее половинка улетела в кусты. А парень с друзьями ушел.
В темноте я ощупал руку метательницы. Она была перебита. Гипс от удара лопнул, но внутри руки находилась проволока, и кисть метательницы вместе с диском держались теперь на этой проволоке.
Директор сидел в своем кабинете и играл в шахматы с милиционером. Как раз в тот момент, когда я входил, милиционер сказал: «Мат», — и директор сразу сделался красный от досады.
Я сообщил ему, что неизвестный хулиган перебил руку у метательницы диска. О проволоке внутри я тоже сказал, хотя он, наверное, и без меня знал, как устроены статуи. «А. как ты разглядел это в темноте? — спросил директор. — Может, ты видел, как он совершал свое хулиганство?» Я сказал, что да, видел. «Э-э! — закричал директор. — Так дело не пойдет. Когда я был режиссером парка, ни одна сволочь при мне не смела и пальцем прикоснуться к инвентарю. Я не говорю, что совсем не было повреждений. Были! Не следует закрывать на это глаза. Но только в мое отсутствие!»
И он снова рассказал, как семеро хулиганов поджидали его за углом, хотя семеро одного не ждут. «Как быть дальше?» — спросил я. «А так, — ответил директор. — Раз ты видел, значит, ты и виноват. Доставай теперь гипс и сам загипсуй повреждение. Одним словом, проявляй инициативу». «А где взять гипс?» — спросил я. «А аптеке, брат! В аптеке! — закричал директор. — Или ты думал, тебе будут поблажки, раз ты сын Савинова? Нет, брат, я работаю невзирая на лица. Такой у меня принцип».
На следующее утро я купил гипс. Он оказался очень дешевым, за двадцать копеек мне дали огромный кулек — плохо скрученный, из острого конца все время сыпалось. Я торопился в Дом культуры, почти бежал, но вдруг увидел — навстречу мне идет девушка, которая стояла у витрины магазина головных уборов в день моего провала на экзамене.
Она прошла мимо меня. И была еще красивей, чем тогда, на фоне меховых шапок-ушанок. Я стал смотреть ей вслед, но она скрылась за углом.
Тогда я побежал за нею. Решил ее сфотографировать. Подумал: выберу момент и сниму украдкой. Это несложно. Аппарат был со мной.
Я добежал до угла, но она как сквозь землю провалилась. Я стоял и оглядывался. Ее нигде не было. Уже собрался уходить, как вдруг увидел: стоит в шаге от меня. У киоска. Ест мороженое.
Я тоже купил мороженое. Определенного плана у меня не было, я просто ждал счастливого случая. Удобного момента, чтоб ее снять.
Некоторое время мы стояли рядом и ели. Но она купила мороженое гораздо раньше и поэтому доела быстрее. И пошла.
А я — следом. Гипс сыпался мне на брюки, на туфли, но останавливаться и закручивать кончик мне было некогда. Шла она быстро.
Потом побежала. К троллейбусной остановке подкатил троллейбус, и она в него впрыгнула. Я тоже.
В школе у меня был товарищ — Жорка. Он уже с восьмого класса стал заводить любовные романы — один за другим, без перерыва, иногда по два, по три сразу, и к десятому классу у него накопился колоссальный опыт. Все ребята бегали к нему советоваться как к специалисту. Между прочим, он любил, чтоб его называли «бабником». Обожал это слово, не было для него лучшей похвалы. Так вот, Жорка уверял, что взять в троллейбусе билет для незнакомой девушки— один из самых верных способов познакомиться. По его словам, этим способом он перезнакомился с уймой красавиц. Сначала они, как правило, возмущались: «С какой стати вы мне берете билет?» — или: «Что это вам взбрело в голову?», — но все же такое внимание было им приятно, и в конечном счете обязательно завязывался разговор. А остальное уже просто.
Об этом Жоркином методе я вспомнил, когда вошел а троллейбус. И решил им воспользоваться. Протянул кондукторше деньги и громко сказал: «Два билета». Но девушка тоже протянула деньги и сказала: «Один билет».
Это сбило кондукторшу с толку. Она удивилась, не могла понять, кому же я взял второй билет. Стала
