совсем не по себе. Да и Акела поморщился, но возражать не стал.
Бесо со вздохом подошел ко мне и, не дав подняться, обхватил здоровой рукой и прижал к светлому льняному пиджаку:
– Давно тебя не видел, Санька.
– Что у тебя с рукой? – пробубнила я в пиджак, пытаясь высвободиться из крепкого объятия.
– Ерунда, заживет.
Бесо отпустил меня и сел, махнув Ираклию:
– Документы давай – и свободен.
Ираклий положил перед ним кожаную папку и вышел. Бесо долго ковырялся с замком, потом вытряхнул из папки пачку бумаг и толкнул ее по столешнице в направлении отца:
– На, забирай.
Отец, однако, не прикоснулся к бумагам, и только чуть заметно кивнул Акеле. Тот собрал рассыпавшиеся листы и отошел к окну, сразу погрузившись в чтение.
– Фима, я сделал, как ты сказал. И я думаю, что ты прав кругом – за кровь надо отвечать. Я уеду отсюда... не могу больше, совесть не позволяет. Да и тяжко тут стало – без Медеи.
Отец молчал, постукивая пальцами по столешнице. Я переводила взгляд с одного на другого и никак не могла понять, что же сейчас произошло.
– Куда поедешь? – спросил отец после долгой паузы.
– Россия большая, Фима. Найду место.
– Если решишь остаться – я не буду против.
– Не-ет! – усмехнулся Бесо и покачал головой. – После того, что тут случилось... Не могу, понимаешь? Это хуже предательства. Пойду я, Фима, – с этими словами Бесо поднялся и, повернувшись ко мне, проговорил: – Держись за него, Санька, – и кивнул в сторону так и не оторвавшегося от чтения бумаг Акелы. – Держись, он верный человек. В обиду не даст.
– Постой, – проговорил вдруг отец и встал из-за стола.
Он приблизился к остановившемуся Бесо и обнял его. Потом, резко оттолкнувшись, папа развернулся и ушел к себе. Бесо же еще раз окинул взглядом кухню, задержался на мне и как-то печально улыбнулся.
– Ну, бывай, черт паленый, – это относилось уже к Акеле, и тот рассеянно кивнул. – Сашку береги, не то найду и голову отверну, – но и на эту реплику мой муж не отреагировал.
Бесо уехал. Я еще какое-то время сидела за столом, пытаясь уложить в голове произошедшее. Выходило, что старый папин друг покинул город – и, судя по толстой пачке документов, которую по- прежнему изучал Сашка, не просто так. Случилось что-то, о чем отцу наверняка говорить не захочется. Значит, нужно пытаться разговорить мужа.
– Я поехал, Аля.
Голос Акелы прозвучал так неожиданно, что я, погрузившаяся в мысли, вздрогнула.
– Ты поздно вернешься?
– Не знаю, малышка, как пойдет.
Он наклонился и поцеловал меня, а я подумала, что за всеми этими делами мы даже не успели как следует поговорить. Обо всем остальном уж вообще молчу... На фоне проблем в семье собственные угрызения совести перестали казаться такими смертельно кошмарными.
О том, что произошло между Бесо и моим отцом, рассказал Никита. Мы с ним отправились на вертолетную площадку, дождавшись, когда папа тоже уедет в банк вслед за Акелой, и по дороге Никс выложил мне все, что узнал вчера от кого-то из охраны.
– Акела вроде как все сделал, чтобы перевести стрелки на якобы залетного снайпера, – рассказывал мой телохранитель, не отрывая взгляда от дороги. – Говорят, даже в ментуре купились, ориентировки какие-то начали раздавать. Вот бы глянуть, как выглядит, да, Александра Ефимовна?
Я, однако, не горела желанием посмотреть, как именно представляют «залетного снайпера», а вернее сказать – меня сотрудники милиции.
– Давай по делу, а? Достали твои загадки-отгадки.
– Даю по делу. В общем, Акела к Бесо сам подъехал, припер старика фактами – так, мол, и так, племянник твой, и все такое. И Сашка теперь из-за него в бегах, и Фима такого не спустит, потому как это предательство, и как ты мог дружбу на бабки разменять. Бесо как услышал – бледный сделался, давай мамой клясться, что не при делах. Мол, да я за Фиму... Короче, поехал вместе с Акелой сюда, к нам, и во дворе прямо при всех три пальца себе топором отсек. Типа – на крови поклялся, что знать не знал, чем племянник занимается. Но Ефим Иосифович все равно сказал – тесно нам тут будет. Ну, Бесо все свое на него и оформил – банк, фирмы, в общем, списал имущество подчистую. Вот так. Зато ушел живым.
– Господи, какой кошмар, – вздохнула я, передернувшись от мысли о том, что был вынужден сделать старый Бесо, чтобы доказать моему отцу свою непричастность к делишкам племянника.
И папа поверил – потому что иначе сегодня Бесо не уехал бы живым. Или не доехал бы никуда. А вот эта мыслишка обожгла меня – вдруг?! Ведь Сашка уехал почти сразу за ним, и мало ли, о чем и как они договорились с папой... Я выхватила мобильный и набрала номер Бесо. Когда тот ответил, я испытала такое облегчение, словно до этого лежала под каменной плитой:
– Бесо, у тебя все в порядке? Где ты?
– В аэропорту, Санька. Улетаю.
– А...
– Ты послушай меня, девочка. Отца не вини ни в чем – он правильно все сделал, разобрался, выслушал. Я не в обиде. А за родню отвечать надо. Кабы знал я, что этот гаденыш Рамзес такое замутил – да сам бы, своими руками удавил паршивца.
– Бесо...
– Погоди, не перебивай, я скажу. Ты мужа слушайся, Саша. Я к нему раньше не очень относился – ну, чужой он какой-то, вроде и с нами – а вроде как все равно сам по себе. Но голова у него работает. И подлости в нем нет ни грамма, а это самое важное, когда вишь вон – родные предают, – Бесо вздохнул. – А паленый твой – не-е-ет, он из другого теста. И за тебя готов бог весть на что. Это важно, Санька, что есть человек, который всегда с тобой будет. Ты, главное, сама чего не начуди, – вот тут я вздрогнула – наплыло воспоминание. – Он святой, как святой Георгий, хоть сейчас на икону. Ты не гляди, что он одной ручищей шею свернуть может – он внутри добрый и заботливый, а к тебе у него настоящее, дядя Бесо это видит.
Он умолк, чуть задохнувшись от такой пламенной речи, а я в очередной раз подумала – вот ведь как повернулось. Ни отец, ни Бесо, ни – я уверена – дядя Моня не одобряли особенно мой брак, и вот произошло некое нечто, заставившее их пересмотреть свое отношение и развернуться на сто восемьдесят градусов. И вот уже для Бесо Акела – самый лучший кандидат на должность моего мужа, и он поет ему такие дифирамбы, что у меня внутри все сладко ноет от гордости.
– Ты, Сашенька, держись за него, – подытожил меж тем Бесо. – И это... позванивай хоть изредка, что ли? Держи в курсе, как Фима, как сама, хорошо? Вы не чужие мне, сама понимаешь.
У меня защипало в носу. Действительно, Бесо я воспринимала как родственника, как родного дядю. Он и Моня знали меня с самого детства, и я привыкла, что они просто есть в моей жизни. И вот теперь Бесо улетал – и кто знает, смогу ли я еще когда-то увидеть его. Хорошо, что есть телефонная связь. Так тяжело расставаться...
– И еще, Саня... Не хотел говорить, но совесть потом замучает. Ты с братом своим, петушатником бесстыжим, поаккуратнее. Ненадежный он и скользкий, как вазелин. Смотри, девка, подведет он тебя под монастырь – второй раз уже подставляет, гляди, третьего можешь не пережить.
Я не успела ни спросить ничего, ни возразить – Бесо отключился, и когда я попробовала перезвонить, автоматический голос сообщил, что абонент отключил телефон.
Никита посматривал на меня в зеркало заднего вида, и во взгляде его читалась обеспокоенность.
– Ладно, Никс, бывает. Я просто... как тебе объяснить... они с Моней мне как родные, понимаешь? Я росла практически в доме Бесо, пока папа этот особняк отстраивал, мы все праздники вместе, все события... семья, понимаешь? – Я отвернулась к окну и закусила губу, чтобы не заплакать.
– Н-да-а... – протянул неопределенно Никита, и больше мы не разговаривали до самой площадки.
«Харлей» никак не желал подчиняться, я ухитрилась два раза упасть, сильно разбив колено на
