выдающейся личности оказывать большое влияние на общественно-политическое, научно-техническое и художественное развитие общества.
Во-первых, талант должен сделать данного человека более других соответствующим общественным потребностям данной эпохи, «Великий человек… — герой, — писал Г. В. Плеханов. — Не в том смысле герой, что он будто бы может остановить или изменить естественный ход вещей, а в том, что его деятельность является сознательным и свободным выражением этого необходимого и бессознательного хода»[194].
Это субъективное по своей природе условие может быть правильно понято только в контексте со следующими комментариями… Нередко, предупреждает Г. В. Плеханов, при рассмотрении исторического процесса возникает ошибка «оптического обмана»: как правило, в обществе всегда есть целая плеяда выдающихся личностей, способных стать во главе движения либо удовлетворить какую-то духовную потребность. Но поскольку лидер требуется только один и научное открытие дважды повторять тоже ни к чему, то на авансцене истории оказывается какая-то одна личность, остальные отходят на задний план, в результате создается впечатление об уникальности и незаменимости данной личности. К тому же эта личность, затмившая собой все остальные, далеко не всегда оказывается наиболее выдающейся… История знает, скажем, немало бездарных полководцев и посредственных политических деятелей, волею случайных (по отношению к исторической закономерности) обстоятельств всплывших на поверхность общественной жизни. Маркс в свое время убедительно показал это на примере ничтожества Луи Наполеона — «племянника своего дяди». Но в подобных случаях за такими деятелями стоят определенные классовые, социальные слои, которым они «удобны», пускай даже в ущерб прогрессу.
Во-вторых, существующий общественный строй не должен преграждать дорогу личности с ее способностями. Если бы старые, феодальные порядки во Франции продержались лишних семьдесят лет, то тогда не могли бы проявиться военные таланты у целой группы людей во главе с Наполеоном, некоторые из которых были в прошлом актерами, наборщиками, парикмахерами, красильщиками, юристами. И вот здесь-то можно говорить еще об одном «оптическом обмане». Когда та или иная выдающаяся личность оказывается на авансцене исторических событий, зачастую она заслоняет собой не только другие личности, но и те массовые общественные силы, которые ее выдвинули и поддерживают, благодаря которым и во имя которых она может вершить свои дела. Так рождается «культ личности».
1. Как бы вы охарактеризовали социальную общность, именуемую «народом»?
2. Правомерно ли рассматривать классы и нации в качестве субъектов общественного развития?
3. При каких условиях личность может оказать заметное воздействие на ход исторического развития?
Глава четырнадцатая
Культура
1. Проблема культуры в современной философии
Исходное представление о культуре
Понятие культуры принадлежит к категориям общеисторическим и общефилософским, то есть к таким, которые имеют силу для всех эпох.
У В. Даля мы находим следующее толкование слова «культура»:
«…обработка и уход, возделывание, возделка; образование, умственное и нравственное…»[195].
Такое толкование полностью соответствует первоначальному латинскому употреблению слова cultura, ведущего свое происхождение от colo, colere — взращивать, возделывать землю, заниматься земледелием. Историкам не может не быть известен труд Катона Старшего «Агрикола» («О земледелии»). Но уже в римские времена, у Цицерона, мы встречаем и более расширительное применение этого термина в связи с выдвинутой им задачей философской обработки, философского возделывания человеческого ума. И все же в нынешнем понимании слово «культура» известно в Европе лишь с XVIII века, с эпохи Просвещения. Более ранние аналоги ему встречаются в китайской («жэнь») и индийской («джарма») философии, а также у греков («пайдейя»).
Если верно представление о том, что каждое новое понятие есть своеобразный узелок на нескончаемой нити человеческого познания, свидетельствующий о его очередном успехе, то понятием культура обозначился узелок чрезвычайно важный. Впервые было осознано, что обнаруживаемое в человеке и, следовательно, в обществе не может быть сведено без остатка к природному началу либо к началу божественному: есть еще и то, что детерминировано собственной деятельностью общественного человека. Так был открыт мир культуры — мир от начала до конца создаваемый самим человеком, а тем самым открыта и зависимость человека от самого себя, от своей собственной деятельности, способной преобразовывать окружающую нас действительность.
Между прочим, кристаллизация понятия «культура» в обществознании не случайно совпала во времени с всплеском субъективного идеализма (Д. Беркли, Д. Юм). Вообще, последовательность появления каждого из основных направлений в философии (материализма и идеализма) и вариантов внутри них производна от логики познания человеком окружающего мира. Вначале до человека доходит, что мир объективен, независим от него, и он должен к нему приспосабливаться. Так в голове нашего предка, который отнюдь не был профессиональным философом, возникает, по сути дела такое решение, которое впоследствии будет названо материалистическим решением основного вопроса философии. И тут же перед человеком встал другой вопрос: если этот мир независим от меня, то от кого же он зависим? Допустить, что «мир никем не создан, ни из людей и ни из богов», как это сделает потом Гераклит, совершенно беспомощный еще перед лицом природы первобытный человек не мог. В этих условиях неизбежно рождалось решение в духе идеализма объективного, причем в его нерафинированном, религиозном виде. И только через много веков, по мере того как под воздействием физических и духовных усилий человека зримо изменился окружающий мир, созрел вывод о человеке как субъекте истории. Оторванный от признания объективности этого мира и возведенный в абсолют этот вывод лег в основу субъективно- идеалистического решения основного вопроса философии.
Таким образом, у процесса выделения понятия «культура» и у субъективного идеализма обнаруживаются одни и те же гносеологические корни: признание активности человека, в том числе и активной роли его сознания. Впрочем, на этом сходство не кончается. Подобно тому, как Беркли и Юм абсолютизировали роль сознания и за собственными ощущениями перестали видеть отражающийся в них объективный мир, Вольтер, Тюрго, Кондорсе сводили содержание культурно-исторического процесса к развитию человеческого разума.
В дальнейшем для истории социальной философии становится характерной попытка выйти за пределы такого узкого понимания культуры. Результат наличие в культурологической литературе не менее двухсот определений предмета своего исследования. Такое обилие определений вряд ли может быть объяснено лишь субъективизмом их авторов, хотя субъективизм во многих случаях действительно присутствует. Главную же причину сложившейся познавательной ситуации, очевидно, можно понять только с учетом чрезвычайной сложности самого познаваемого объекта — феномена культуры. Каждый из авторов,
