«Нет, нельзя… отец Михаил… берсерк…»
В себя Мишка пришел от того, что Егор крепко тряханул его за плечо, и первое, что увидел — удивление, сменившее на лице боярина Соломы выражение сдерживаемой ярости.
— Дядька Егор, выйду-ка я наружу, ты присмотри тут… ладно?
— К Аристарху бы тебя… как батьку твоего, покойного. Тоже, ведь… Ладно, ступай.
— Ты мне потом, про батюшку…
— Иди, иди.
Мишка выбрался из дома и тут же присел на завалинку. И не то, чтобы плохо себя чувствовал, но было какое-то ощущение…
«Ох, ни хрена себе, как вас накрыло-то, сэр Майкл! Спасибо, лейтенант Егор вмешался… случайно заметил или знал? Что он там про батюшку-то сказал? Эх, остограмиться сейчас, в самый раз было бы!»
— Антон!
— Здесь, господин сотник!
«Ну, прямо, как чертик из табакерки!»
— Баклажка с яблоневкой (название «Кальвадос» как-то не прижилось, да Мишка и не настаивал) у тебя далеко?
— Сейчас принесу!
— Давай, только смотри скипидар, как прошлый раз не притащи.
— Какой прошлый раз?
— Иди, иди, шучу я.
«Веселье не к месту, дурацкие шутки… а перед этим в бешенство увело… откат, что ли, пошел? А чего удивляться-то? Вы же, сэр, первый раз самостоятельно сотней в бою командовали. И „ди эрсте колонне маршрт“ сами спланировали, и худо-бедно, процессом руководили… Коряво, наверняка, что-то и вовсе не так, как надо делали, но результат-то есть! Да, все на нервах, и за ребят боялись и обожженный этот… нет, без ста грамм не обойдешься! Точно!»
Внутри избы началась бурная деятельность — слышно было, как Матвей требует принести горячей воды, перенести князя на стол… Егор, высунувшись в дверь кричал что-то отрокам… Миша просто сидел и ждал возвращения Антона. Просто сидел, без всяких мыслей и не обращая внимания на окружающее. Наконец, адъютант появился, Мишка хлебнул прямо из горлышка… да, это было то, что и требовалось — сначала обожгло непривычное к таким градусам горло, потом по телу начало расходиться тепло изгоняя напряжение и внутренний дискомфорт. Мишка с трудом удержался от того, чтобы хлебнуть еще (организм- то четырнадцатилетний) и с сожалением заткнул горлышко пробкой.
— А ну-ка, дай сюда.
Егор, вышедший из избы вместе с боярином Соломой, забрал у Мишки баклажку, сделал пару добротных глотков, крякнул, пробормотал что-то про адское зелье и передал посудину Авдею. Следующие несколько секунд Мишка с Егором наблюдали выпученные глаза и стремительно краснеющее лицо перхающего городненца.
— Это что такое? — вопросил, прокашлявшись, боярин Солома, и добавил со смесью опасения и любопытства: — Из чего делаете?
— Из яблок. — Не стал таиться Егор. — Особливо нарочитое питье для поправки здоровья, изгнания дурных мыслей и… ты баклажку-то отдай, а то прольешь ненароком. Или еще хлебнуть хочешь?
— Э-э… нет.
— Ну, тогда давай ее сюда, садись, вот, рядышком с бояричем, да побеседуйте, пока суть, да дело.
— Да, давай-ка, боярин Авдей… как тебя по батюшке-то? — подхватил Мишка.
— Да что я, князь, что ли?
— Ну, князь, не князь, а не из худородных, да и годами в отцы мне годишься, — уважительно отозвался Мишка. — Так как величать-то тебя по батюшке?
— Авдеем Авдеичем.
— Ты мне тут не бормочи, коряга старая! — донесся из избы голос Ильи. — Явственно сказывай: чем князя пользовала?
«Кого это он так? Ах, да! Бабка травница. Как же я ее не заметил? За очагом, что ли, сидела?»
— Вот! Слышишь, Авдей Авдеич? — Встрял в разговор Егор. — Наши лекари не за страх, а за совесть трудятся! Да ты присядь, присядь, в ногах правды нет. Вон, гляди, как стараются!
Мимо них, то и дело, сновали туда-сюда отроки. Один притащил в избу котелок с горячей водой, другой какой-то сверток и, неизвестно зачем, связку свечей, третий еще что-то…
— Стараются-то они, стараются… — боярин Солома недоговорил и уселся на завалинке, нахохлившись, как мокрый воробей на ветке. Похоже, особых надежд на искусство лекарей он не возлагал.
— Что, совсем плох князь? — спросил Егор.
Авдей лишь молча кивнул, не вдаваясь в подробности. Мишка решил помолчать — мужику, близкому боярину по возрасту, было легче развести его на разговор, чем мальчишке.
«Блин, ну когда же я вырасту-то? Кхе! Прямо как в детстве…»
— Давно он у вас так? — продолжил доброжелательным тоном ратнинский десятник.
— Ранили еще у Припяти. — Боярин Солома, кажется, собирался ограничиться этим кратким ответом, но потом со злостью добавил: — Да если бы нам в спину не ударили, и князя почти что первой же стрелой не достали…
— Было б еще хуже! — закончил Егор вместо Авдея. — Вот его сотня — десятник кивнул на Мишку — уже на подходе была. Как вжарили бы по вам из сотни самострелов…
«Врет и не краснеет. Зря это он, пожалуй».
— И это еще наш воевода с главной силой не подошел! — продолжал вещать Егор. — Так что, ваше счастье, что вовремя убрались, а нам надо было на выручку к Пинску идти, а то бы мы с тобой сейчас не разговаривали!
Боярин Солома покосился на Мишку и снова промолчал.
— Куда ж вы князя, такого немощного, везли-то? — Егор снова перешел с воинственного тона на доброжелательно-сочувствующий.
— Куда надо, туда и везли.
Хвастливо-воинственный пассаж Егора разрушил доброжелательную тональность, разговор явно не получился.
Из избы снова донесся голос Ильи, оравшего на травницу. Мишка напряг голос и крикнул:
— Илья, да отпусти ты ее! Пусть лучше раненым на дворе поможет, вам же с Матвеем не разорваться!
— Да, раненые! — встрепенулся боярин Солома. — Надо проведать.
— Хорошо, Авдей Авдеич, пошли. — Покладисто согласился Мишка.
Раненых возле сарая оказалось на одного меньше, чем раньше, а покойников — на одного больше. Тот, страшно обожженный дружинник, лежал рядом с убитым дружинником, тоже накрытый плащом с головой.
— Господи, прими душу раба Твоего Трифона…
Боярин Солома перекрестился, Мишка последовал его примеру.
— Отмучался… — боярин тяжело вздохнул. — Чем это вы его так?
— Ну, наши умельцы не только яблоневку делать способны. — Мишка почувствовал, что говорит что- то не то, и поправился: — Мы же не в него целили, а в стенку. Такой снастью по людям стрелять нельзя, зверство это. Случайно вышло.
Постояли пристойное количество времени над покойниками, помолились.
…Молим Тя, Преблагий Господи, помяни во Царствии Твоем православных воинов, на брани убиенных, и приими их в небесный чертог Твой, яко мучеников изъязвленных…
«Да уж, досталось мужику… не приведи Господь».
…Помилуй павших на брани православных воинов Твоим милосердием, прости им вся согрешения, в
